Моя позиция иная: я считаю, что, хотя принятые решения весьма далеки от совершенства, а порой просто топорны, мы все должны выразить признательность этим людям за мужество, за то, что они взяли на себя колоссальный груз ответственности, приняли на себя удар. Они дали возможность новому правительству все валить на них, пользуясь, однако, теми выгодами, которые ему давали августовские решения. Если это было не так, то почему же, следуя совету А. Шохина, новое правительство не отменило ни одного из них? На самом деле эти решения, при всех тяжелых последствиях, избавили страну от иллюзий, поставили ее на почву реальности, намного менее приятной, чем нам казалось.
3.1
Краткосрочные последствия
Тем не менее негативное воздействие этих решений, усиленное отставкой правительства Кириенко 23 августа, было крайне серьезным. Решение о расширении валютного коридора, или либерализации валютного курса, практически привело к крупнейшей девальвации рубля (к середине ноября покупательная способность снизилась в 2,7 раза вместо 15 %, на которые рассчитывали), а также к затянувшейся почти на месяц неопределенности на валютном рынке. Краткосрочные последствия были существенными: расстройство системы платежей и расчетов, остановка потоков импорта, скачок цен на 45 % за первые полтора месяца, ажиотаж на потребительском рынке, опустошивший полки магазинов и напомнивший недавнее печальное прошлое. «Общая газета» поместила фото пустых полок с комментарием: реформаторы грозили этим, если к власти придет оппозиция. Оппозиция не пришла…
И все же следует признать, что это решение было неизбежно и даже серьезно запоздало. Попытки удержать стабильный курс рубля и не допустить упомянутых последствий стоили около 9 млрд. долл. из валютных резервов, а также увеличения масштабов и эффекта девальвации.
Либерализовать курс надо было не позднее 1 января, когда кончалось действие старого валютного коридора, и перейти на плавающий курс. Принятое решение, казалось бы, было близко к этому: 6–20 рублей за доллар плюс-минус 15 % на три года. Но фактически курс держали в гораздо более узком диапазоне, мотивируя это, в частности, стремлением поддержать банковскую систему, которой девальвация грозила значительным ростом валютных обязательств в рублях.
Конечно, будь это решение принято раньше, раньше проявились бы и его негативные последствия. Но они, видимо, были бы не столь ощутимы и, по крайней мере, не совместились бы с дефолтом.
Дефолт, или одностороннее решение о реструктуризации внутреннего долга (по ГКО-ОФЗ), особенно серьезен в отношении своих среднесрочных последствий. Последние недели перед кризисом Минфин практически утратил возможность перефинансировать долги за счет новых заимствований. Примерно два месяца практически все денежные доходы бюджета уходили на незапланированное погашение ГКО, от 3 до 6 млрд. руб. каждую неделю. При этом почти приостановилось финансирование бюджетной сферы, армии и т. д. Камчатка сейчас наточке замерзания потому, что тогда не было денег на завоз топлива. Дефолт стал фактом, тянуть с его признанием означало лишь усугублять проблему. Альтернатива существовала одна: монетизация долга, то есть печатание денег, притом в крупных масштабах. На это идти было нельзя.
Конечно, следовало бы делать все цивилизованно, давно приступив к переговорам по реструктуризации долга. Саму схему реструктуризации надо было заблаговременно проработать, не боясь самим себе признаться в неотвратимом и не бросая ее post factum в сыром виде на Б. Федорова, назначенного для этого вице-премьером. Все выглядело дурной импровизацией, усиливая недоверие к любым действиям властей.
Итог: паника среди вкладчиков, нанесшая серьезный урон ряду различных банков; разрушение рынка госбумаг; утрата важнейших возможностей макроэкономического регулирования, стерилизации эмитируемой денежной массы. Самое печальное, что все ожидавшиеся позитивные моменты дефолта (например, возобновление бюджетных ассигнований хотя бы на заработную плату бюджетникам и военным или сокращение предстоящих выплат по обслуживанию долга в 1999 году) оказались сведены на нет. Возобновить в полном объеме плановые ассигнования оказалось невозможным, так как кризис вызвал резкое падение сбора налогов, практически эквивалентное месячным расходам на эти цели (около 6 млрд. руб.).
Сокращение же предстоящих выплат по ГКО-ОФЗ (оно планировалось в 1999 году на 30 млрд. против 80 млрд. без дефолта) в значительной мере оказалось съеденным в переговорах, которые затем все равно пришлось вести с инвесторами по реструктуризации долга.
Короче говоря, все было сделано далеко не лучшим образом. Все же справедливости ради нужно признать, что даже оптимальные действия в сложившихся обстоятельствах не дали бы намного лучших результатов.
Мораторий на выплату долгов нерезидентам в течение 90 дней также ныне осуждается. А я бы признал его по меньшей мере наименее вредным, а скорее — самым разумным из решений 17 августа. Впрочем, это стало достаточно очевидным после того, как срок моратория истек: все же оставалось время, чтобы попытаться спастись, найти деньги, договориться с кредиторами. Другое дело, что возможности эти использовали лишь в незначительной степени.
Так или иначе, но в течение примерно полутора-двух месяцев краткосрочные последствия кризиса были отчасти преодолены. Цены в октябре-ноябре выросли на 4,5 % и 5,7 %, курс стабилизировался на уровне 15–17 рублей за доллар. Восстановилась торговля, хотя импорт серьезно упал и ассортимент обеднел. Сказалось действие рыночных сил, а также достаточно эффективные действия Центробанка по восстановлению платежей и стабилизации валютного рынка. Деятельность нового правительства тоже можно оценить как удовлетворительную: оно, несмотря на риторику об усилении роли государства, почти ничего не делало такого, что могло сразу дать отрицательный эффект. Например, не торопилось печатать деньги в опасных количествах.
3.2
Три угрозы в среднесрочной перспективе
С чисто экономической точки зрения решения 17 августа имели большей частью краткосрочные последствия, хотя, конечно, скачок цен и потери денег в проблемных банках будут еще долго ощущаться и населением, и предприятиями.
Тем не менее это замечание имеет смысл, так как те угрозы российской экономике, с которыми она будет сталкиваться в среднесрочной перспективе, обусловлены отнюдь не столько обострившимся кризисом, сколько более глубокими причинами, имеющими более длинную историю.
Мы рассмотрим три главные среднесрочные угрозы:
1) инфляция;
2) кризис банковской системы;
3) дефолт по внешнему долгу.
3.2.1
Инфляция
С точки зрения перехода к рыночной экономике финансовый кризис 1998 года означает срыв третьей, наиболее успешной, как казалось, попытки финансовой стабилизации. О причинах сказано выше.
Сейчас речь идет о том, насколько серьезным будет этот срыв, какую он вызовет инфляцию. Первый взрыв, вызванный падением рубля и ростом цен на импортные товары, остановлен, поскольку до последнего времени ограниченными были масштабы эмиссии. Если бы от нее удалось совсем удержаться, то финансовый кризис мог стать эпизодом с печальными, но ограниченными последствиями. Уже через полгода — год страна вернулась бы к ситуации лета 1997 года и могла бы продолжить поступательное движение.
Но так уже, видно, не получится. На IV квартал правительство испросило 25 млрд. руб. на продажу ЦБ нерыночных облигаций. Получено, по словам М. Задорнова, 23,5 млрд.
Здесь учтена, видимо, только эмиссия на покрытие бюджетного дефицита. Кроме того, нужно принять в расчет операции ЦБ по поддержке банковской системы, которые, по моей оценке, уже обошлись примерно в 30–35 млрд. руб., и В. В. Геращенко назвал цифру 10 млрд., полагаю, сверх этой суммы. И еще пополнение валютных резервов: только с момента введения нового порядка валютных торгов ЦБ приобрел не менее 1 млрд долл., т. е. эмитировал не менее 15 млрд. руб. И будет продолжать, ибо считает эту эмиссию обеспеченной, хотя затем отдает валюту Минфину для расчетов по внешнему долгу.
Итого только до конца 1998 года получается минимум 70–80 млрд. руб., что составляет примерно 45–50 % денежной базы середины августа; расходы все — необходимые. Итог сказался уже в декабре: месячная инфляция достигла 11,6 % против 5,7 %, вдвое больше, чем в ноябре.
На будущий год программа правительства планирует инфляцию 30 %. Оно также обещает жесткий бюджет с первичным профицитом в 1,4 % ВВП. Общее мнение таково, что на деле инфляция в 1999 году будет как минимум вдвое выше. В качестве неблагоприятного рассматривается сценарий, в котором не будет получен кредит МВФ и не будет достигнута реструктуризация внешнего долга, — тогда, по мнению правительственных экспертов, возможна инфляция до 300 %. И я бы добавил, что сбор налогов снизится еще больше против ожиданий правительства.