Читать интересную книгу Дознание в Риге - Николай Свечин

После третьей отсидки Язеп сделался осторожнее. По словам сыщиков, он перестал воровать сам, а перелицевался в наводчики. Причем помогал обкрадывать своих знакомых! Приходил в гости, запоминал, где лежат ценности и какие в доме замки, а потом насылал туда громил. Дважды был оставлен судом в сильном подозрении. В конце концов рижане прекратили принимать негодяя, и тот сменил род занятий. Вроде бы даже нашел какую-то службу. Последние два года старший Титус не причинял хлопот полиции. Но он оставил по себе такую дурную память, что сочувствия его гибель не вызвала. Зарезали – так ему и надо.

Пока Лыков смотрел протоколы, обстановка в отделении чуть разрядилась. Обыватели ушли, остались только сыщики. И Алексей попытался наладить с ними доброжелательные отношения. Он сказал: пусть убитый был жулик, но ведь брат есть брат. И за кровь его следует отомстить. Да и вообще, убийцу нельзя отпускать безнаказанным. Эти слова рижане оспаривать не стали.

Далее Лыков сообщил, что хорошо понимает положение чинов полиции. Сам три года отбарабанил помощником начальника сыскного отделения в Нижнем Новгороде, хлебнул лиха. А Яан Францевич до начальника дослужился. Тоже не чужой человек сыскному делу. Они тут гости, сами вести дознание не имеют права. Но по-человечески просят приложить усилия и не оставят успех без награды.

Кнаут смягчился и стал жаловаться:

– Вы не представляете себе, что тут творится. Вор у вора на голове сидит! Каждый день несколько краж. Тащат все подряд. Вот хоть сегодняшняя сводка. На улице Гертрудинской стянули поливочный шланг. Зачем он жуликам? Клумбу поливать? На Известковой из ресторана утащили симфонион и тринадцать листов металлических нот. Хозяин отвернулся на минуту – и нету… Их же невозможно продать! Но все равно украли. В вагоне конно-железной дороги поймали вора, который шарил по карманам соседей. А на его коленях в это время, для отвлечения внимания, лежали восковые руки в перчатках. Прикрытые пелериной. Каково?

– Это кражи. А дела посерьезнее? – перевел разговор Лыков.

Коллежский асессор вздохнул:

– Бич Риги – ножевые драки. Тоже ежедневно. Особенно на Московском форштадте – там каждый босяк с финкой ходит. Чуть что – сразу хватаются за клинки. Грабежи нескончаемы. Вчера на Витебской возле ренского погреба Гринута напали на рабочего. Нанесли раны в лицо и спину, сорвали с костюма серебряную цепочку с часами и были таковы. Пострадавший отправлен в спасительное заведение. Вчера же ограбили барышню возле турецкой булочной – вон ее из окна видать! Прямо напротив полиции. А в Верманском парке подошли к сидевшей на скамейке женщине, ударили без повода ножом в руку и в голову. И спокойно удалились.

– Да… Трудно вам приходится. Но что в Риге с убийствами?

В отделении повисла тишина. Кнаут пожал плечами:

– Да, видимо, как и у вас было в Нижнем Новгороде. Вот муж жену на Рождество палкой до смерти забил. В Зассенгофском лесу прохожего зарезали в марте. Ну, этих мы нашли.

– А кого не нашли?

– Того, кто брата вашего управляющего прикончил.

– Неужели не хочется исправить статистику?

– Полицмейстер тоже нас подгоняет. Но пока никак.

– Где обнаружили тело? – осторожно спросил Лыков.

– На Кобронских валах, – с запинкой ответил Кнаут.

– Их еще называют Шведскими окопами, – пояснил Титус. – Старые укрепления генерала Коброна, остались еще с семнадцатого века. В Митавской части, на том берегу Двины. Саксонцы их разрушили, а русские потом восстановили, когда Ригу осаждали.

– Кто нашел?

– Ребятишки, они всегда там лазят, – уже более охотно сообщил начальник отделения. – Полагаю, это ограбление. Часы и бумажник отсутствуют. Свидетелей, как всегда, тоже нет. Кто-то из своих его порешил.

– Почему вы так думаете?

– Разумный человек не пойдет туда ночью просто так. Значит, у вашего брата, господин Титус, была там назначена встреча.

Яан согласно кивнул:

– Конечно. Но вы решили, что вор у вора дубинку украл. Почему? Ведь два последних года Язеп ни в чем преступном не был замечен.

– А! Просто научился заметать следы. Как там у вас, у русских, говорят? – обернулся коллежский асессор к Лыкову. – Горбатого только гроб исправит?

– Могила.

– Ну вот она его и исправила.

Слова главного сыщика задели приезжих. Они были сказаны и зло, и бестактно. Лыкову с Титусом ничего не оставалось, кроме как уйти. Похоже, Кнаут этого и добивался.

У дверей Алексей двинул бровью – и не стал спускаться, остановился на лестнице. Через минуту следом на площадку вышел надзиратель Растегаев – единственный русский в составе сыскного отделения.

– Ваше высокоблагородие… – начал он.

Но Лыков оборвал его на полуслове:

– После восьми в «Центральной».

И быстро побежал вниз. На улице он объяснил другу:

– Когда я сказал про награду, он сразу загорелся. Но у Кнаута все ходят по струнке. Надо подкупить парня втайне от пристава[19]. Он что-то знает и хочет сказать. Приготовь деньги.

Выйдя из полицейского управления не солоно хлебавши, друзья отправились к губернатору. Яан вел товарища разными закоулками и показывал достопримечательности. Лыков увидел Бастионную горку, Пороховую башню с застрявшими в ней ядрами, Яковлевы казармы, прошел Шведскими воротами на Домскую площадь, где долго любовался собором.

Резиденция начальника губернии была в Замке. Это старинное сооружение на берегу Двины уже двести лет как потеряло свой боевой облик. И сделалось местом пребывания русских властей. Больше всего Лыкова удивил рассказ Титуса, что в Замке в свое время служил баснописец Крылов. И не кем-нибудь, а правителем канцелярии генерал-губернатора князя Голицына. Важная и хлопотливая должность. Как мог этот лодырь и сибарит исполнять ее?

Замок после того, как в нем надстроили четвертый этаж, стал выглядеть совсем партикулярно. Друзья явились в приемную. Но их ожидало разочарование. Секретарь сообщил, что генерал-майор Суровцев отбыл в отпуск на Кавказ. И появится на службе лишь через три недели, в конце мая. Его обязанности исполнял вице-губернатор действительный статский советник Булыгин. Но к нему у Алексея рекомендательного письма не было. Неудача второй раз за день… Следовало идти в гостиницу и ждать Растегаева. Теперь вся надежда была только на него.

До вечера Яан водил приятеля по родному городу. Ах, Рига! Словно попадаешь в средневековую сказку. Высоченные шпили соборов с петушками на флюгерах. Внутри играет орган и молчаливые тени ходят между надгробиями остзейских баронов. Снаружи бьется жизнь, никак не похожая на повседневность русского губернского города. Шведская брусчатка под ногами. Чужая резкая речь звучит повсюду. Чайных почти не видать, а вот кофейни на каждом углу. И в них подают вкусные штоп-кухен, булочки со взбитыми сливками. Потомки завоевателей действительно заправляют всем. Из семидесяти двух гласных думы только два латыша, а шестьдесят четыре имеют германские фамилии. Легко можно встретить рижан по фамилии Иванов или Петров, которые ни слова не знают по-русски. Это их предки из соображений коммерческой выгоды хотели стать немцами – и стали. Не отстают и многие латыши: из Берзиных многие переписались в Берзинги, из Озолиней – в Озолинги. Иначе так и останешься черной костью.

В Риге проживает 280 000 человек, из которых примерно 120 000 составляют латыши, 60 000 – немцы и 50 000 – русские. Остальные народности – это евреи, литовцы, белорусы и еще эсты. Будучи второй по численности нацией в столице губернии, немцы на самом деле первые.

За последние годы город совершил мощный скачок в промышленном развитии. 275 заводов и фабрик! Такого нет больше нигде в империи. Причем помимо пивоварен и маслобоен есть и другие. Рига сделалась столицей новых, технически сложных и самых современных производств. Одних машиностроительных заводов десять. А еще механические, металлургические, электротехнические, химические, судостроительные, резиновые. Имеется два вагоностроительных завода. Есть даже фабрика по производству велосипедов, единственная в России. Почти все эти новейшие предприятия принадлежат немцам. Часто настоящим, имеющим германские паспорта. Русские купцы отвоевали себе некоторые позиции. Они полностью контролируют, например, торговлю лесом, льном и зерном. Еще русские сильны в пищевой отрасли: бакалее, содержании трактирных заведений и тому подобном. Латыши наименее успешны, и в их рядах зреет недовольство. С 1887 года языком преподавания во всех школах Риги наконец-то стал русский (до этого преподавание шло на немецком). Но латышский совсем в загоне. Литераты[20] раскололись. Некоторые стоят за рост национального самосознания коренного населения. Другие призывают латышей сплотиться вокруг ведущей нации, подразумевая русскую, и раздавить германцев. Третьи смотрят на Mutterland – мать-землю, общее немецкое отечество.