Читать интересную книгу Я жил по совести. Записки офицера - Александр Махнёв

Так и случилось. Но не только у нас. Десантникам, например, сначала дали малиновые береты, затем почему-то поменяли на голубые. Видимо под цвет неба? Может, и правильно.

Нам же, поменяв полностью форму, почему-то выдали красные, общевойсковые погоны, и это вместо наших красивых, традиционных для артиллеристов черных бархатных, с пушечками крест-накрест. Возмущению не было границ!

Но видимо в главных тыловых ведомствах кто-то очнулся, и погоны нам вернули. Чёрные с золотистым курсантским кантом. Пилотки хоть и забрали, но всё равно, все носили наши прежние, полушерстяные. Командиры на это глаза закрывали. А вообще – форма была нормальная. Немного усилий иголки с ниткой, подтянуть, ушить, подшить и – перед вами красавец-слушатель.

Ну и, конечно, самым памятным событием этого года был переезд основной базы училища, включая и спальный корпус, в район Киш-озера, на улицу Эзермалас, 8. Это на окраине Риги, недалеко от замечательного места Межапарк.

На новом месте были готовы учебный корпус (УК-2), спортзал, библиотека, общежитие, казарма для слушателей, столовая, КПП. Активно шло строительство других сооружения училища.

Не буду обсуждать плюсы и минусы такого перемещения, Наше дело учиться, учиться и ещё раз учиться. Однако, несомненно, этот переезд наложил отпечаток на нашу жизнь. Если в Риге, все было достаточно демократично, как-то по-домашнему, то здесь уже значительно больше почувствовался армейский дух. Уже и оркестр по утрам гремел на плацу, и строевая подготовка подтянулась, было, где потопать.

На втором курсе мы продолжили изучение общенаучных, общественных дисциплин: политэкономия, философия, иностранный язык.

Общественные науки были достаточно интересны для меня, не всегда понятны, но тайны великого обогащения, агрессивность «мироеда-мирового капитала», теория социализма, категории философии – всё это я с удовольствием изучал.

Иностранные языки на курсе практически для большинства были проблемой. Но только не для меня. Со второго класса я учил немецкий в Германии, легко болтал с немецкими одногодками во дворе в Ратенове и Потсдаме. В школе в 8-10 классах учебниками я практически не пользовался, так как считал себя асом в немецком. Так же легко отнёсся я к его изучению в училище.

Вела нашу группу начальник кафедры Головкина Нина Тихоновна, женщина властная, жёсткая. Мою лёгкость в отношении к ее предмету она обломала достаточно быстро, и вот я послушно готовлюсь, отвечаю на вопросы, участвую в «допросе пленного».

Но на экзамене я допустил вольное трактование вопроса сформулированного в билете. Вместо стандартного ответа, который мы должны были дать на конкретный вопрос, я ответил правильно по сути, но с отклонением от вызубренного текста. В другом ВУЗе я за это получил бы «пятак» без сомнения. А здесь Головкина прямо на дыбы встала, принялась шуметь на меня, вспоминать моё пренебрежение к иностранному языку. Благо, хоть тройку поставила. Хотя язык я знал, конечно, значительно лучше, чем наши некоторые пятерочники. Ну да ладно. Дело прошлое, забудем (в академии вспомним!).

Кроме того, началось изучение инженерных, военных и военно-специальных дисциплин. Занятия носили уже в большей мере практический характер. Это выезды в поле, рекогносцировки, знакомство с инженерной техникой. Началось вождение автомобилей.

На втором курсе мы прошли производственную практику в опытно-экспериментальных мастерских училища на Слокас. В течение двух недель опытные мастера производственного обучения учили нас не только правильно держать в руках молоток, зубило и напильник, но и премудростям пайки, электро- и газосварки, многому другому. Я с благодарностью вспоминаю эти уроки, особенно если в доме что-то обломалось. Сейчас кстати этому не учат, а зря, офицеру навыки рабочей профессии ох как нужны.

Вступаю кандидатом в члены партии

Еще одно знаковое для меня событие произошло в 1969 году. В июле я был принят кандидатом в члены КПСС. Надо сказать, я, воспитанный в семье коммуниста, офицера – политработника, понимал, что, будучи офицером, непременно стану партийцем. Но вот, готов ли я к этому?

Много, еще до училища, мы разговаривали на эту тему с отцом. Понимание ответственности этого шага у меня было вполне зрелым. Смущали только те три злосчастных двойки, полученные летом 1967 года.

И вот я пишу заявление. Беседы в парторганизации курса, а она в то время была невелика, в политотделе училища, убедили меня, что я сделал правильный шаг. Написав письмо отцу о радостном и памятном в моей жизни событии, я с нетерпением ждал ответа. Получил его быстро. Это было чудесное письмо. Жаль, что не удалось его сохранить. Это было письмо старшего товарища. Доброе, мудрое. В нём чувствовалась гордость за поступок сына и, вместе с тем, тревога, а сможет ли парень выдержать груз ответственности, который возложен теперь на его плечи. В то время я, может быть, и не очень понимал пафосность письма, строгость рекомендаций бати. Но уже через несколько лет, когда стал перед выбором нового пути в военной службе, связанном с переходом на политическую работу, понял и это письмо и переживания отца. Но об этом позднее.

Конец ознакомительного фрагмента.