Читать интересную книгу Дама с чужими собачками - Екатерина Николаевна Островская

— хозяйки нынешнего «Вертолета». За что Варвара приказала Холодцу избить Артема.

— Я слышал про это. Но обоих молодцов я не знаю — они не местные.

— А ты у Марины на рынке спроси.

— У какой? Их там две: одна носками и трусами торгует, а вторая рассадой, цветами, грибами и фруктами из сада. И обе на контакт со мной не идут.

— Которая носками — это Марина Теплушка, а вторая Марина Гогольшвиндер. Первая переживает, что на нее мужчины не клюют, вторая говорит, что ей мужики не нужны вовсе, потому что в свое время она ими объелась. И теперь для Гогольшвиндер самое важное — это дочка и внучка.

— Надо же какая правильная! Непонятно только, зачем она в неурочное время на площади самогонкой торгует. А почему вдруг Гогольшвиндер?

— Так она сама так выражается, когда происходит что-то ей непонятное, так говорит: «Это просто Гогольшвиндер какой-то!» Они с Варварой-кабатчицей были подружками с детства. Но потом их пути разошлись: одна ушла в большой общепитовский бизнес, а вторая на рынке торгует чужим товаром. Да и самогонку она не сама гонит, ей дают под реализацию, как и рассаду. Ты-то сам чего ее не штрафуешь?

— Чтобы меня весь городок ненавидел?!

На этом разговор о служебных делах Николая был завершен, но, когда отобедав, Николай подошел к Лене и наклонился, чтобы поцеловать любимую жену, она вдруг отстранилась и произнесла с улыбкой, но достаточно серьезным тоном:

— Вот что я скажу тебе, любимый: привлекай-ка меня к оперативной деятельности. У меня времени много: я в декретном отпуске. Детей накормила, спать уложила и буду все анализировать. Я дедуктивный метод применять умею. Я в детстве очень любила детективную литературу: Шерлока Холмса всего прочитала, а потом и Агату Кристи, и про Перри Мейсона, и про патера Брауна… Всех уж и не упомню.

— Конечно, буду привлекать: я даже не предполагал, что ты специалист не только по борщам!

Францев шел по рынку вдоль рядов: народу почти не было, да и продавцы особой любовью к работе не отличались — многие из них отсутствовали. Но Марина, о которой говорила жена, стояла на привычном месте. Николай подошел и начал рассматривать выставленный ею товар: банки с маринованными грибами, консервированные патиссоны, помидоры, компоты, салаты, соленые огурцы и антоновские яблоки.

— Привет, Марина, или как тебе привычнее — Гогольшвиндер?

— Гогольшвиндер — это я для самых близких. А так я Марина Незамерзайка. Есть тут у нас еще одна Марина…

— Теплушка? — проявил осведомленность Францев. — Которая носками и трусами торгует? Что-то не видно ее сегодня.

— Как снег пошел, так она домой поспешила: рынок ведь неотапливаемый, и она тоже заранее не утеплилась. Вы, Николай Степанович, по какому вопросу ко мне?

— Да я побеседовать пришел. Начальство требует, чтобы я тебя привлек за незаконную продажу алкоголя.

— Штраф хотите мне выписать?

— Если бы хотел — давно выписал бы. Но кто-то на тебя кляузы клепает, вот меня и вызвали в РУВД, чтобы я тебя провел по первому пункту статьи сто семьдесят первой.

— А это что за фигня такая?

— Это тебе, Мариночка, не фигня, а федеральный закон. По этой статье наказание — триста тысяч рублей и ограничение свободы на полгода. Но и это еще ничего, а вдруг начальство потребует пришить тебе двести тридцать восьмую, а там до двух лет общего режима…

— И что теперь делать?

— Не обидишься, если я проведу с тобой профилактическую беседу и выпишу тебе квитанцию штрафа в пятьсот рублей? Доложу начальству, что гражданка Ветрова встала на путь исправления. Да, кстати, ты про убийство девушки ничего не слышала? А то сказал бы еще начальству, что ты оказывала помощь следствию, и тогда они с меня слезут, я даже штраф выписывать не будут.

Марина пожала плечами:

— А что я могла слышать? Что все слышали, то и я слышала… Зарезали девушку в собственном доме.

— Но она же вроде гуляла с Артемом, у которого был роман с Варварой.

— Этого я не знаю. С Варей давно не общаюсь — у нас с ней ничего общего.

— Ну, вы же по одной статье проходили: тебе — три года условно, а она на реальный срок поехала…

— Так это по малолетке было: тридцать лет назад. Мы тогда нашу школу окончили — она тогда еще восьмилеткой была — и рванули в город: здесь работы не было. Я в техникум общепита поступила, Варька — в швейное ПТУ. Виделись мы с ней часто. Приехала она ко мне как-то с бутылочкой портвейна. Выпили мы ее, ну и развезло нас. Вечером по темноте пристали к одной студентке. Варька ей ножик приставила к горлу и заставила дубленку снять и цацки из ушей достать: обещала личико на лоскутки порезать. Через два дня пришли в нашу общагу менты с пострадавшей и начали по всем комнатам шарить. Вот так и взяли меня. Я Варьку и сдала. И три года условно получила за то, что ножом не угрожала, ничего не требовала, а просто рядом стояла.

— Краснова всегда с ножом ходила?

Марина кивнула:

— Тогда все время при ней был нож: она боялась, что ее изнасилуют. Нам ведь тогда по шестнадцать лет было, а сейчас-то чего бояться, но привычка у нее осталась.

— Так она с ножом до сих пор разгуливает?

— Не знаю — в сумочке у нее не рылась, но когда я была в ее кабинете, то ножик лежал у нее на столе, и она им поигрывала.

— Такая небольшая финка с костяной ручкой, — встрепенулся Францев, — немного похожая на морской кортик.

— Ну, вроде того. Только меня не надо на эту тему крутить: я даже если и опознаю этот кинжал, то не подпишусь под протоколом, потому что могу ошибиться, да и вообще мало ли ножей похожих. Я ляпну языком, а у человека потом жизнь поломанной будет.

— У какого человека?

— Да все равно у какого. Взять хотя бы того, кем вы интересовались. Я даже слышала, что по Варькиному указанию ухайдакали парня прилично. Он полчаса подняться не мог, потом шел и кровью харкал. Вас хотели вызвать, а вас не было на месте.

— Надо было в дежурку звонить.

— А смысл? Этот Артем сказал бы, что поскользнулся и упал. Так что, если Кудеяров хочет про то убийство что-то узнать, не за ту веревочку тянет.

— Какой такой Кудеяров? — изобразил непонимание Францев.

— Сами знаете какой. Участковый наш бывший, который в Генеральной прокуратуре теперь большой начальник.

— Он в Следственном комитете: они уже давно разделились с прокуратурой.

— Да какая разница, — махнула рукой женщина. — Мы все тут