- Они еще не кончились, - сказал Левин.
- Это жалко, - сказал Калугин. - Тем более, что завтра, то есть даже сегодня, Курочка вам не помощник. Мы с ним уезжаем.
Левин молчал. Лицо у него делалось все более и более сердитым.
Калугин громко высасывал лимон. Левин сморщился.
- У-у, - сказал он, - такая кислятина! Даже смотреть страшно.
Когда Калугин ушел, доктор пододвинул к себе чернильницу, почесал вставочкой переносицу под дужкой очков и размашисто написал: "Протокол..." Потом еще подумал, засопел и, зачеркнув "Протокол", написал: "Акт".
Он писал долго, до самого утреннего обхода, и сердился, что Курочка спит, а он должен писать, хоть писать его никто не заставлял, так же как никто ему никогда не приказывал заниматься спасательным костюмом.
Весь день он был в возбужденном состоянии, и его карканье разносилось далеко по коридорам и палатам госпиталя, а к вечеру он зазвал к себе в ординаторскую доктора Баркана, посадил на клеенчатый диван и, слегка склонив голову набок, спросил:
- Доктор Баркан, не кажется ли вам, что пора положить конец этим нашим нездоровым взаимоотношениям?
- Что, собственно, вы имеете в виду? - сухо осведомился Баркан.
- А вы не догадываетесь?
- Наши взаимоотношения определились раз навсегда! - сказал Баркан. Вы мне не доверяете, это мне доподлинно известно. С какой же стати я буду разыгрывать роль вашего друга...
Левин ответил не сразу. Он подумал, потом произнес сурово:
- Речь идет, видимо, о том, что я не согласился отдать вам свой госпиталь. Да, я не согласился. Я могу передать вверенный мне госпиталь только человеку, которому я доверяю больше, чем самому себе. Иначе я несогласен. А вам я доверяю меньше, чем себе. Вы значите сами для себя больше, чем дело, чем работа. Разве это не так?
Баркан молчал.
- Это так! - сказал Левин. - Вы привезли с собой сюда ваше самолюбие. Вы не хотите считаться с нашим опытом. А у нас большой опыт. Вы несогласны с этим?
- У меня тоже немалый опыт! - твердо и значительно сказал Баркан.- Я не вчера получил диплом... я...
- Послушайте, - перебил его Левин, - послушайте, доктор Баркан, зачем вы себе выбрали эту вашу специальность? Нет, нет, не надувайтесь сразу, не делайте такой вид, что я вас оскорбил, а просто ответьте - зачем вы пошли в медицинский институт и даже потом защитили диссертацию?
Доктор Баркан засунул указательный палец за воротник кителя и подергал - воротник вдруг впился ему в толстую шею, потом он медленно поднял ненавидящий взгляд снизу вверх и с бешенством как бы измерил взглядом тонкую сутуловатую фигуру доктора Левина.
- Что вы от меня хотите? - спросил он негромко.
- Чтобы вы ответили, для чего вам понадобилась специальность врача.
- Я отказываюсь отвечать на подобные вопросы! - сказал Баркан.
- Отказываетесь?
- Да, отказываюсь.
- Я так и знал, что вы откажетесь, - сказал Левин, - вы во всем ищете оскорбление. Вы - недалекий малый, вот что...
Доктор Баркан стал приподниматься с дивана, но Левин замахал на него рукою, и он, помимо своей воли, вновь сел и даже откинулся на спинку, приняв такую позу, которая означала, что доктор Левин может теперь болтать сколько ему заблагорассудится, - с душевнобольными не спорят. Левин же, будто и не замечая этого движения Баркана и всей его позы, стал расхаживать по ординаторской и не столько говорить с Барканом или говорить Баркану, сколько рассуждать сам с собою или делиться с Барканом своими мыслями, причем с такой интонацией, что Баркан никак не мог больше обижаться, потому что Левин как бы даже советовался с ним.
- Послушайте, - говорил он, - сегодня я случайно узнал, что вы сын врача. И, знаете, я вдруг подумал, как, в сущности, все изменилось за эти годы после революции. Невероятно изменилось. Э, дорогой Баркан, вы сейчас меня ненавидите, а я вовсе не заслуживаю этого - даю вам слово честного человека, я беседую с вами по-товарищески, я только хочу сказать вам, что вы неправильно ведете себя и не понимаете чего-то самого главного. Ваш отец, допустим, жил и работал в прекрасном городе Курске. И он знал: сын вернется врачом, фамилия та же, вывеска почти не изменится, пациенты будут с теми же фамилиями, мадам Черномордик молится на Шарко, и ее семья молится на Шарко - ваш папаша лечил ее в этом духе, и вы будете лечить ее и ее семью совершенно так же. Купец Ноздрев любит, чтобы доктор сначала перекрестился на иконы, а потом подошел к больному, вы будете знать эти штуки, ваш папенька крестился, и вы перекреститесь, так? Ничего, что ваш папенька и вы сами нисколько не верите в бога, вы ведь постоянный врач, так? Подождите, не перебивайте! И вот ваш папенька, почтенный доктор из Курска, советует сыну - иди на медицинский. Иди, перемучайся четыре года, я посадил садик, ты будешь собирать с него плоды, так? Ты войдешь в дело. Был такой разговор? А? Я вижу по вашему лицу, что был. Но только ваш папа запоздал, и вы этого не заметили и погубили к черту свою жизнь. Боже сохрани, доктор Баркан, я не хочу сказать этим, что вы вообще плохой человек или неважный работник. Но только ваша нынешняя специальность не дала вам возможности вылупиться из скорлупы, понимаете? Строй вы мосты может быть, вы бы отлично их строили, во все ваши скрытые силы. Или пищевая промышленность, или резолюции на бумаге - оплатить, отказать, выдать двести тонн. Может быть, лучше вас никто бы этого не сделал. Я не знаю. Но зато я твердо знаю, что тут, у меня, на войне, где люди отдают все, что имеют, и даже больше того, что имеют, вот здесь, в госпитале, вы чего-то не понимаете. Я говорю вам не как ваш начальник, я говорю вам не потому, что делаю вам выговор, я говорю вам не потому, что у меня плохой характер, хотя за последнее время, правда, я стал несколько раздражителен, я говорю с вами потому, что должен вам все сказать начистоту, иначе мне трудно с вами работать. Доктор Баркан, наша специальность очень трудна, и надо потерять что-то внутри себя, чтобы заниматься ею и не понимать всего этого. Послушайте, мне неудобно говорить вам такие вещи, но вот, например, сегодня вы смотрели раненого - левая стопа, я не помню, как его фамилия, вы сбросили с него одеяло. Кругом стояли Варварушкина, и Анжелика, и санитарки. Зачем вы сбросили с него одеяло? Ведь он же не только раненый, он молодой офицер, ему неловко, нельзя же не понимать таких вещей!
- А как его фамилия? - спросил Баркан.
- Это все равно, - сказал Левин.
- Нет, я просто к тому, - сказал Баркан, - что, толкуя о людях, надобно знать их фамилии. Вот вы делаете мне выговор, а сами не знаете толком ни одной фамилии.
- Я не делаю вам выговор, - с тоскою ответил Александр Маркович, - я же пытаюсь договориться с вами, как человек с человеком. Или разговоры могут быть только приятные? Ведь бывают же и суровые разговоры, жестокие. Ну, а что касается до фамилии, то это мое несчастье. Как-то нашелся уже один молодой человек - он пропечатал меня в стенной газете за нечуткость, он считал, как и вы впрочем, что самое главное - это фамилия. Называть по имени-отчеству - и спокойно спать в свое дежурство. Так вы считаете? Но у меня плохая память на фамилии, на даты, я не помню день своего рождения, так что из этого? Что мне делать? Переменить специальность? Пойти опять в ученики к сапожнику, как пятьдесят лет тому назад? Вы это мне советуете? Но ведь наша специальность состоит не только из того, чтобы знать имя и отчество...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});