Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ритм-группа пошла вразнос. Туту, сидевшая прямо за Чесоткой, то и дело стукала ее по голове ложкой. Чесотка отбивалась ковбеллом. Вертихвостка не очень ловко управлялась с кастаньетами, но по сравнению с Грымзой и ее бубном она была королевой ритма.
— Хорош, хорош! — завопила Пачкуля. Перекричать эту какофонию было непросто. — Погодите! Так у нас ничего не получится. Шельма, что с твоей гармошкой? Я тебя не слышу.
— Извини, — отозвалась Шельма, не переставая тыкать в гармошку невидимкой. — Забилось все. Как раз вот выковыриваю помаду.
— Давай поживее. Как нам, по-вашему, держать ритм, если каждая из вас что хочет, то и творит? Туту, держи свои ложки при себе. Грымза, будь добра, не пой. У тебя голос как у жабы с несварением желудка. Макабра, не так громко — у нас у всех уже голова болит от твоего дудения. Так, давайте начнем сначала. Меня кто-нибудь слушает? Отлично. Понеслась. Раз, два — аййййй!
Грохот, зеленая вспышка — и посреди сборища появилась ужасно сердитая Чепухинда с дымящейся волшебной палочкой в руке. Рядышком материализовался Проныра с ведьмо-ведомостью. По сцене расползся зеленый дым, все закашлялись.
— Что здесь происходит? — вопросила Чепухинда. — Я, конечно, всего-навсего предводительница шабаша, но, может, кто-нибудь соизволит мне объяснить, чем вы тут занимаетесь?
— У нас музыкальный вечер, Достопочтенная Чепухинда, — объяснила Грымза. — Это Пачкуля придумала.
— Понятно, — сухо сказала Чепухинда. — А почему, позвольте узнать, мероприятие не было занесено в ведомость?
— Мы думали, это не обязательно, — заявила Пачкуля. — Все равно ведь банкетным залом в последнее время никто не пользуется. Столько места почем зря пропадает. Мы подумали, просто придем, и все.
— Мы подумали! — рявкнула Чепухинда. — Только странное дело, мы почему-то не сподобились рассказать о наших музыкальных вечерах мне.
Повисла виноватая тишина. Что правда, то правда. Никому не пришло в голову позвать на эти ночные сборища Чепухинду.
— Мы просто давно не виделись, — принялась оправдываться Пачкуля. — Вы все время дома, смотрите колдик, никуда не выходите. Не думайте, что мы нарочно вас не позвали.
— Еще чего, — сказала Чепухинда. И добавила: — Учитывая, что я одаренная пианистка.
— Неужели?
— О да. Конечно, я очень давно не играла, но это как летать на метле. Разучиться невозможно.
И, к всеобщему удивлению, Чепухинда спустилась в оркестровую яму, где стоял старый рояль. Она сняла чехол, защищавший инструмент от пыли, села на скамеечку, подняла крышку, похрустела суставами; пальцы ее на несколько секунд зависли над клавишами, она закрыла глаза, опустила руки и заиграла.
Она играла небрежно — мол, ну, не попаду в ноту-другую, что ж теперь, — но это не имело никакого значения, потому что песенки были веселые, озорные и звонкие — такие обычно поют, стоя на столе (и демонстрируя окружающим свои труселя, вот умора). Восхищенные ведьмы собрались вокруг рояля и притопывали в такт. Когда через десять минут Чепухинда взяла торжествующий заключительный аккорд и захлопнула крышку рояля, публика взорвалась спонтанными аплодисментами.
— Ого! — выдохнула Пачкуля. — Высший класс, Чепухинда. Это я вам как музыкант музыканту говорю. Неплохо Достопочтенная лабает на фоно, а, девочки?
Все дружно ее поддержали.
— А я-то думала, что это я хорошо играю, — сказала Пачкуля.
— Нда? — не слишком тактично спросила Макабра. — Больше никто так не думал. Вообще-то ты полный мрак. Кто за то, чтобы Чепухинда была худруком, поднимите руки.
Все, кроме Пачкули, проголосовали за. Даже Шельма.
— Что ж, благодарю, — бодро сказала Чепухинда. — Очень мудрое решение. Уверена, что сумею оправдать оказанное мне доверие.
— Эй, погодите! — обиженно воскликнула Пачкуля. — А кто придумал устраивать музыкальные вечера?
— Сочувствую. Я предводительница, мое слово главнее. Так. Сейчас все возьмут свои стулья и расставят их вокруг рояля.
— Не принимай близко к сердцу, Пачкуля, — прошептала Шельма. — По-моему, ты молодец.
— А что ж ты тогда за Чепухинду голосовала?
— Просто я не хочу, чтобы она имела на меня зуб. И на тебя тоже. Взгляни на это иначе. Теперь тебе не надо быть главной, не надо следить за остальными, ты можешь сосредоточиться на своем бреньке. И мы по-прежнему сможем сочинять песни вместе.
Пачкуля обдумала ее слова. По правде говоря, она была только рада, что Чепухинда взяла на себя руководство. Когда главной была Пачкуля, репетиции как-то… в общем, бедлам был, а не репетиции.
— Ладно, — сдалась она. — Пусть Чепухинда руководит. Но я все равно остаюсь главным поэтом-песенником. И надеюсь, никто не будет забывать, что все это — моя идея.
— О чем разговор? — поинтересовалась Крысоловка, подтаскивая свой стул к роялю.
— О том, что музыкальные вечера — моя идея, — сказала Пачкуля.
— Правда? А я и забыла.
Впрочем, к концу вечера Пачкуле пришлось признать, что под руководством Чепухинды дело пошло на лад. У Чепухинды оказалась хорошая, твердая левая рука, которой она отбивала четкий ритм. Народ меньше путался. И, кроме того, лучше себя вел. Туту перестала стучать ложками по Чесоткиной голове. Чесотка больше не пускала в ход ковбелл. Когда велели подпевать в припеве — все подпевали. Ко всеобщему облегчению, Чепухинда забрала у Грымзы бубен и отправила ее в уголок — писать стихи.
Вечер завершился задорным, почти узнаваемым исполнением старого хита «Когда косые маршируют».
— Эй! — крикнула Пачкуля (к ней вернулась бодрость духа). — А мы здорово разыгрались. Не понимаю, почему нас еще по колдовизору не показывают! Мы в сто тыщ раз лучше, чем все это отребье.
В зале воцарилась тишина. Что называется, было б слышно, если б муха пролетела. Все думали — напряженно. Наконец Чепухинда заговорила.
— Пачкуля, — медленно произнесла она. — Я нечасто поддерживаю твои идеи — сказать по правде, обычно они совершенно полоумные. Но на сей раз, думаю, ты попала в точку…
Глава десятая
Важное совещание
В большом конференц-зале колдовизионного центра, где сплошь полированное дерево и растения в горшках, проходило важное совещание. Глава студии, дородный джинн по имени Али Пали, обращался к своей команде, которая состояла из пяти профессионалов: звезды, оператора, звукача, недавно назначенной зав по шику и ассистента по всем вопросам, в данный момент отвечавшего за сервировочный столик на колесиках
Руководство явно было не в духе. Оно сидело во главе длинного стола, скрестив руки на груди, и хмурилось из-под тюрбана. Рядом с ним стояла доска с перекидными листами на треноге. На верхнем листе был нарисован график — круто идущая вниз линия. На столе перед руководством был блокнот, перьевая ручка с чернильницей и несколько заточенных карандашей
— …и, как вы видите, рейтинги продолжают падать, — говорил джинн ужасно мрачным тоном. — Нехорошо. Очень нехорошо. На самом деле, даже хуже, чем нехорошо.
— Значит, плохо, — заключила зав по шику, не кто иная, как Бренда, ведущая прогноза погоды.
— Надеюсь, вы не обвиняете меня в этом, — звучным, бархатистым голосом произнес Шеридан Немоч, звезда. — Я по-прежнему весьма популярен, судя по количеству писем от фанатов. Папочка — звезда, правда, Рёбрышко? — Он погладил горстку костей у себя на коленях. Рёбрышко, обожаемый пес Шеридана, ел из серебряной миски, а его ошейник был отделан драгоценными камнями.
Рёбрышко завилял костяным хвостиком и тявкнул.
— Я никого не обвиняю, — устало сказал Али Пали. — Я просто констатирую факт. Народ теряет интерес. На первых порах им можно было всучить любую белиберду, даже «Хибарный вопрос». Эффект новизны, так сказать. Но теперь, вот беда, зритель заскучал. Потому я и устроил это совещание. Мы должны решить, какие передачи мы закрываем, и быстро придумать что-то новое и интересное, пока я не начал терпеть убытки.
Оператор — бледный вампир по имени Амедео Вампирьяни — воздел руку к потолку.
— Мистер Пали?
— Да, Амедео?
— Я считаю, надо закрывать «Гоблины и тачки». Никто их не смотрит. В рейтинге они на последнем месте.
— Ага. Амедео прав, дрянь передача, — согласился звукач, маленький и склочный древесный демон в наушниках.
— Помимо прочего, снимать приходится в опасных условиях, — прибавил Амедео. — Эти Лопухи, они же чокнутые. Все время норовят нас переехать, скажи, ДД?
— А я еще думал, это я злой, — проворчал древесный демон.
— Не надо больше давать им машины, — продолжал Амедео. — Это безответственно. Бессмысленное насилие. Что, если нас дети смотрят?
— Очень хорошо, — сказал Али Пали. Он взял карандаш и нацарапал в блокноте: «Закрываем „Гоблины и тачки“». — Еще предложения будут?