Читать интересную книгу Роман Флобера - Владимир Казаков

Часа через два мы уже торчали на пристани. С больших пароходов после продолжительных экскурсий, типа до Астрахани и взад, с выражением брезгливой ленивости неторопливо вываливались пассажиры. Менты мирно сидели на лавочках и, сняв взопревшие фуражки, хохоча, жрали мороженое. Дети в праздничных панамках, зажав в кулачках ниточки воздушных шариков, истошно орали. Из динамиков им вторила подзабытая уже Маша Распутина. Изогнутые венецианские арки Речного вокзала звали в тень.

Интересно, вдруг вспомнил я. На часах этого самого вокзала периодически звонит колокол, перенесенный с разрушенного храма Христа Спасителя. А на шпиле торчит звезда со Спасской башни. Когда их в тридцатых годах в Кремле меняли на более современные, с рубиновой подсветкой, старую присобачили сюда. Вот же как все переколбасилось.

Пока я, задрав голову, думал о высоком, Годунов, по-шпионски рыскнув по сторонам, достал бутылку водки. Открыл, не морщась глотнул и широко улыбнулся. Я открыл рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, на что Андрей достал сопливчик, протер бородку и, растягивая гласные, отрапортовал:

– Ну-у, во-от, по-осмотри, «ра-акета» только через два-а ча-аса. Ближа-айшая.

Своей рыжеватой растерзанной бороденкой Андрюха мне сильно напоминал кого-то. Вспомнил. Автопортрет Ван Гога, ну, тот, когда он еще был в более-менее здравом рассудке, с обоими ушами. Но на грани. Когда доктор Гаше уже поджидал его со смирительной рубашкой за ближайшим углом.

Мы расстелили в парке попону, заботливо прихваченную Вероникой, и стали ждать своей «ракеты». Вероника радостно шлепнулась на подстилку, обнажая под юбчонкой здоровые и аппетитные ляжки. Андрюха пристроился рядом, доставая из сумки водку, пиво, пластиковую посуду. Девушка разворачивала помидоры с огурцами.

– Вы это, как ее, не разгоняйтесь особо, нам еще ехать, – как-то осторожно и нервно налил себе водки я.

– Фигня, фигня, – разливал уже по второй Андрей. – Вот, на-апример, футбо-ольный матч, длится девя-яносто минут, там за это время столько всего происходит! А здесь, за сто два-адцать минут, ну, два часа, мы что, не можем разда-авить, в процессе легкого о-ожидания, несча-астную бутылку водки?!

В подтверждение своих благородных намерений он помахал здоровенным сачком, который зачем-то приволок с собой. Подобные предметы обихода я наблюдал вчера по «Евроспорту», где куча здоровенных уродов в полной амуниции гоняла туда-сюда по псевдохоккейной площадке, стремясь такими же сачками закинуть мячик в ворота. Меня тогда поразила даже не тупость самой игры, ученое название которой я так и не запомнил, а то, что на трибунах присутствует толпа зрителей. И они чему-то радуются.

– Андрюх, а это-то зачем?!

– Дурак ты, Коль, это же подса-адок! – поразился он моей непонятливости. – Чтобы крупна-ая не ушла!

Я понимающе кивнул, дескать, раз так, совсем другое дело. Тем более он же потомок автора той классической книжки о рыбалке, а не я. Может, у него генетическая память на рыбную ловлю проснулась!

Я полулежал, воткнувшись спиной в какой-то зеленый саксаул, листал доктора Спока. Годунов, жадно вылизывая водяру из стакана, воодушевленно рассказывал Веронике о своих морских странствиях. В частности, как он, будучи на братской Кубе, покупал проституток за упаковку колготок. Это выглядело примерно так.

– Лю-юбе-е-езнейшая, значит, э-э, так, ну-у, вот и говорю, схо-одим мы с трапа. На причал. А та-ам! Их ви-иди-имо-не-ви-и-ди-имо. И все за пару колго-оток! Здо-орово, правда?

Вероника понимающе кивала. И отпивала понемножку пиво. Что она думала о судьбе своих заокеанских коллег с Острова свободы, мне страшно даже представить! Со стороны это напоминало рассказ старого, потрепанного жизнью бобра о нелегкой бобровой жизни еще не оперившемуся бобренку!

Водка закончилась ровно через четырнадцать минут после старта. Я засекал. Уже подходила к концу и очередная замечательная главка книжки Спока, с чудесной бредятиной. Типа: «Особой необходимости в частом купании нет. В прохладную погоду достаточно купать ребенка один или два раза в неделю, при условии что лицо и нижняя часть туловища содержатся в чистоте, то есть обмываются в те дни, когда ребенка не купают. Кроме того, он скользкий, когда намылен».

После слова «намылен», которое случайно произнес вслух, я внимательно посмотрел на Веронику. Какая же она аппетитная намыленная, наверное… Я хлюпнул, то ли от избытка слюноотделения, то ли от широты полета чувств. Андрюха же принял мои шмыганья за сигнал к действиям. Встал и пошел.

– Ты куда?

– Догадайся.

Голова Андрея уже мельтешила в кустах, он резво ломился сквозь кустарник и бурелом, рванув строго поперек по направлению к ближайшему магазину. А он находился ох не близко. На той стороне Ленинградского шоссе. А до трассы нужно было еще пересечь весь парк!

На меня напала уже благодушная меланхолия. Вероника, полулежа на потрепанной попоне, задумчиво жевала мороженое и запивала его пивом. Такое диковатое разночтение вкусов я неоднократно наблюдал не только у неокрепших сосок, но и, что более странно, у вполне состоявшихся и успешных женщин. Как это можно одновременно принимать вовнутрь, совершенно непонятно. Меня бы давно охватил лютый и беспощадный понос! А тут хоть бы хны!

Тело девушки, ее круглые и одновременно угловатые колени, колыхание под топиком живых и ленивых, практически самостоятельных от тела сисек напоминало средневековые гравюры об искушении праведников.

– Коля, а ты меня лю? – нараспев протянула Вероника.

Чтобы тормознуть внезапно засосавшую под печенкой зловредную похоть, я резко добил с полбутылки пива. И ничего не ответив, уткнулся в доктора Спока. Значит, так, на чем я там остановился? Ага, вроде здесь: «Половое созревание девочек. У большинства девочек оно начинается в 11 лет, и первый менструальный цикл бывает двумя годами позже – в 13 лет. В начале полового созревания у девочек увеличиваются молочные железы. Сначала увеличивается и немного выпячивается околососковый кружок. Бедра расширяются…»

– Так ты меня лю или не лю? – коварно приподнявшись, тряхнула волосами и сиськами Вероника. Как будто читая со мной книжку, она в доступной форме продемонстрировала мне и расширенные бедра и даже кусочек околососкового кружка из-под купальника.

Я собрал в кулак то, что у других людей называется волей, и по возможности твердым, но срывающимся голосом сказал:

– Прекрати паясничать! Какой я тебе лю! Мы не в Китае! Это там всякие Инь и Сунь!

И тут же осекся. Услышав в моей фразе крайне знакомое ей последнее слово, девушка улыбнулась и, поигрывая задним торсом, на четвереньках поползла ко мне. В этот решающий момент, когда я был готов плюнуть на принципы благородного воспитания и, аки тигра, накинуться на Веронику, шумно затрещал валежник и нарисовалась счастливая рожа Годунова.

– Ну, как вы тут, заскучали без меня?! – Андрюха шумно сел и с грохотом достал две водки по ноль семь и литруху вермута.

Я выдохнул, выхватил у него бутылку, налил полный пластик и вылил в глотку. Девушка заскучала, брякнулась на задницу и схватила вермут:

– Мое?

Я махнул рукой. Пьянство все-таки как-то благородней, ну этих, блин, как их, все время забываю, святых идеалов и веры в чистое будущее! Так, что ли?! Не уверен.

Ну а дальше все понеслось. Знакомыми закоулками и переулками. Я хохотал, когда Вероника дразнила сиськой Андрюху в момент воспроизведения строго по памяти картины Эдуарда Мане «Завтрак на траве». Особенно, мне нравилась, с художественной точки зрения, конечно, полуголая барышня между двух невменяемых мужиков! Причем берусь оторвать горло каждому, кто скажет, что потрепанная французская куртизанка на картинке лучше нашей российской девки в полном соку! Я имею в виду конечно же томатный сок, которым дрожащие руки Годунова изрядно оросили тело Вероники.

Потом мы пили уже на берегу канала. Там сбоку от пристани есть еще такие полудевственные, без бетона, огрызки берега. Потом мы жгли костры из плакатов еще советских времен, типа «Купаться запрещено» и «Будь осторожен при сходе с трапа!».

Потом я заставлял Веронику читать из споковского бреда целые куски. Вроде: «Половые органы. Самый простой и распространенный метод – это ничего не делать с половыми органами мальчиков. Он становится более чувствительным и застенчивым».

– Видишь, что пишут умные американцы, царствия им небесного! Ничего не делать с половыми органами мальчиков! А ты?! Эх, девушка! Глянь, какая счастливая и светлая жизнь ждет тебя, если ты покончишь с непотребным куртизанством!

При этом я театральным жестом показывал на блюющего в канал имени Москвы Годунова. О «ракете» до Аксакова уже давно никто и не заикался.

Когда я в очередной раз очнулся, взгляд споткнулся об изобилие пустой посуды вокруг. Причем, не валяющейся как попало, а аккуратно разложенной в виде огромного кольца.