Читать интересную книгу Одно преступное одиночество - Анна Данилова

Она сразу заметила ее. Тоненькую фигурку в синих джинсах и зеленой курточке, подбитой мехом. Свежее личико с розовыми щечками, голубые глаза! Красавица Теодора! Сколько же ей лет? Чуть больше тридцати, но выглядит на двадцать пять, не больше. И куда только мужчины смотрят? Почему она до сих пор одна? Не потому ли, что с утра до позднего вечера убирает гостиничные номера, и мужчины, которые видят ее, – постояльцы, гости, воспринимающие ее просто, как горничную, не могут относиться к ней серьезно? Хотя наверняка многие подкатывали к ней, как к симпатичной девушке, да только Теодора не такая, она умеет за себя постоять. Так ответит, как будто ударит. И улыбнется при этом, мол, вам меня все равно не унизить, не обидеть, я живу своей жизнью, а вы – своей. Я постелила чистую постель, помыла полы и – чао-какао!

Она работает горничной в самом большом отеле Варны «Черное море». Однажды и Мирем ночевала в одном из номеров этого отеля, только давно это было. Ее пригласил один молодой человек, которому она пообещала показать Варну. Ей было около двадцати, ему – под тридцать. Вот только она не помнит, то ли серб он был, то ли грек. Красивый высокий парень с ласковым голосом и большими зелеными глазами. Они познакомились в Морском парке, она покупала мороженое, а он фотографировал пляж. Он позвал ее, попросил сфотографировать его на фоне красивого розового куста. Так и познакомились. Он довольно сносно говорил по-болгарски. Целый день они гуляли по парку, спускались к пляжу, но не купались, просто сидели на песке, болтали ни о чем. Меттин тогда работал в Турции на каких-то овощных плантациях, звонил часто, контролировал каждый ее шаг, требовал отчета, где она и что делает. А в тот день Мирем отключила свой телефон и от свободы чувствовала себя как пьяная. Словно отвязавшаяся от забора собачонка, почуявшая запах свободы.

Парня звали Горан. Да, точно, его звали Горан, и был он все-таки серб. Он угостил ее обедом, состоящим из форели, запеченной на скаре,[3] шкембе-чорбы[4] и куска торта.

Денек был солнечный, долгий, теплый. Вечером, когда Варна засверкала оранжевыми нарядными огнями, когда вся набережная ожила, из отелей и квартир народ хлынул к морю. Уличные кафе засияли огнями, в воздухе запахло жареным мясом и сигаретным дымом.

Горан пригласил Мирем на ужин. Они пили красное вино, ели вкусный сыр, много курили. Горан рассказывал о своем городке, о своей семье, братьях и сестрах, о том, что только его старшая сестра умеет варить настоящий кофе, что она знает какую-то хитрость. А потом они поднялись в отель «Черное море». Горан заплатил за номер. Мирем долго и тщательно мылась в душе, радуясь тому, что вода никогда не кончится, не то, что в ее маленькой квартирке со скромным бойлером, воду в котором надо было делить с Меттином. Здесь же можно было не спешить и просто постоять под струей теплой воды, чувствуя себя настоящей богачкой. Минута, две, три, пять!

Она бы так и стояла, наверное, до утра, не войди к ней Горан.

Утром, выспавшиеся, они поднялись на самый верх, в ресторан, где их ждал шведский стол с завтраком. Горан сам готовил для нее гренки на одном из шести блестящих новеньких тостеров, где жарили хлеб другие постояльцы, ухаживал за ней, сидящей за столиком с белой скатертью прямо на террасе, даже намазывал на гренки мягкие квадратики сливочного масла и спрашивал, смешно коверкая слова, какой она будет конфитюр – клубничный или персиковый. Народу в ресторане было мало, многие еще спали. Мирем пила кофе с молоком, улыбалась, и ей казалось тогда, что даже гларус, огромная чайка, завтракавшая здесь же, на террасе крошками, которые ей бросали завтракающие люди, улыбается ей в ответ.

Утром Горан поцеловал ее на прощание, сел в такси и уехал. Больше они не виделись.

– Теодора! – Мирем поднялась ей навстречу.

Подруги обнялись, и Мирем снова опустилась на скамейку. Куда только девались силы?

От Теодоры пахло сладкими духами.

– Что, она позвонила?

– Конечно, позвонила. Думаю, что буквально на днях она пришлет тебе электронный билет на самолет, и ты, Мирем, полетишь к ней! Везет же тебе, счастливица! Я тоже хочу в Москву!

– Не думаю, что она будет против, – сказала Мирем, все еще не веря своему счастью. Сердце ее колоколом звенело в груди, еще громче, чем колокола собора.

– У меня работа, я не могу. Кристина, моя подруга, уехала на свадьбу к сестре, я теперь работаю и за нее тоже. Вот вернется она, я прикину, как у меня с деньгами, да и махну тоже в Москву, к вам! Уж не знаю, что у вас там за тайны такие, но мне кажется, что она жениха тебе нашла, да? Или я ничего не понимаю в людях. Элена, она же такая… Она знает, как Меттин издевается над тобой, поэтому единственное, что она могла бы для тебя сделать, это найти в России тебе хорошего парня. Доброго и работящего. Но это уже ваши дела. Мирем?

Мирем улыбалась ее словам. Да, она права, если бы не тайна, о которой Теодоре век не догадаться, действительно можно было бы предположить, что Элена приглашает Мирем в Москву, чтобы помочь ей устроить личную жизнь. Но Элена собирается устроить ей не просто личную жизнь, а настоящую жизнь – волшебную, сказочную, невероятную, нереальную. Ох, если бы только Теодора знала! Но она никогда не узнает.

– Ты сегодня завтракала? – спросила Теодора, помогая Мирем, совсем обессилевшей, подняться со скамейки.

– Да, конечно, кофе пила.

– Пойдем ко мне, я кое-что припасла для тебя.

Она привела ее в маленькую комнатку в отеле, где отдыхали горничные. Вскипятила воду, заварила кофе, разложила на тарелке золотые квадратики сливочного масла, крошечные пластиковые ванночки с конфитюром, сладкую кифлу[5] и розоватые кружки копченой колбасы.

– Ешь! Ну, чего смотришь? Тебе силы нужны, чтобы до Москвы долететь! А, понятно.

Теодора достала из ящика стола новенькую пачку сигарет и протянула Мирем, та просияла от счастья и с наслаждением закурила, выпуская дым в раскрытое окно, за которым кружили большие гларусы.

– Будь моя воля, я бы, во-первых, избавила тебя от твоего Меттина, потому что он – дьявол. Я вообще не понимаю, как ты с ним столько лет живешь. Он же высасывает из тебя все соки, пьет твою кровь, грызет твои нервы. На кого ты стала похожа, Мирем? Ты же красивая женщина!

Мирем улыбнулась одними губами – мыслями она была очень далеко, и ей не было дела до Меттина. Она мысленно отрывалась от него, отлетала, улетала…

– А во-вторых?

– Отучила бы тебя от сигарет.

– Но мне нравится курить. Это одно из моих самых сладких удовольствий.

Теодора поджала губы, понимая, что к Мирем не пробиться, что она слишком зависима от сигарет. Как и от Меттина. А жаль.

Выкурив сигарету, Мирем развернула золотой слиток масла и принялась намазывать на ломтик кифлы.

– Вкусно, – улыбнулась она.

Неужели, спрашивала она себя, неужели через несколько дней весь тот ад, в котором она жила долгие годы и который был куда страшнее жизни с Меттином, скоро закончится, и страхи, которые ее преследовали с самого детства, исчезнут насовсем? И к ней вернется сон? Бессонница, которая мучила ее с тех самых пор, как умирающая мать вложила ей в руки полотняный мешочек, закончится? И она перестанет вздрагивать, услышав имена Эмир или Эмиль и даже женские Эмма, Эмилия…

Мирем зажмурилась и замотала головой, чтобы разогнать кроваво-черные, дымные клочки своих кошмаров. Распахнув глаза, снова оказалась в залитой солнечным светом комнатке, перед ней стояла чашка с недопитым кофе, булочка с маслом. А напротив нее сидела задумчивая Теодора.

– Мы и тебе там жениха подберем, обещаю! – хрипловато засмеялась Мирем, похлопывая подругу по руке. – Только бы билет дождаться!

Лена

Как много времени было потеряно – вот о чем я думала, лежа в ванне и улыбаясь тому счастью, что поджидало меня за дверью. У него не было жены, он свободен! Да я об этом даже мечтать не смела! Я и тогда не могла поверить в то, что это правда, потому что такой мужчина, пусть даже и с детьми, не мог долго оставаться один.

Но и не плакать я тоже не могла, слезы душили меня, и я никак не могла найти в себе силы справиться с волнением. Ну почему, почему счастье никогда не бывает полным, почему все то, что составляло сейчас мою радость – Игорь и его дети, – все может исчезнуть из моей жизни навсегда?

Какое убийство, что за бред? Как я могла убить мужа? Я что, сумасшедшая и меня нужно посадить под замок? Я опасна для общества? Но этого не может быть! У меня никогда в жизни не было провалов в памяти! Да, безусловно, тот вечер, когда я расклеивала объявления, не делал мне чести. Да, было в этих моих действиях что-то безумное, вызванное отчаянием, стрессом. Но я живой человек, мне просто было очень плохо, и… Сейчас я уже не могу подобрать нужных слов, чтобы описать чувства, которые я испытывала тогда. Глупость, конечно, идиотизм. Но все это в прошлом. И больше я и вспомнить-то ничего подобного не могу. Я вполне себе уравновешенный человек, адекватный.