Читать интересную книгу Вакцина смерти - Ирина Градова

Она произнесла это высокопарным тоном, но Карпухин видел, что Шарипова и в самом деле так считает. Интересно, какие отношения были у нее с Карминым? Конечно, ни о какой романтике речи не идет, решил для себя майор. Хотя кто ж их разберет, этих ученых?

– Наверное, трагическая гибель профессора стала для всех ударом?

– Разве может быть иначе? Это невосполнимая потеря для всего учреждения и для каждого сотрудника в отдельности – Яков Борисович был незаурядной личностью и выдающимся ученым.

Ответ Шариповой звучал весьма уместно, но вот тон, которым он был произнесен, оставлял место для сомнения в ее искренности. За долгое время работы в органах правопорядка Карпухин научился, как сонар на подводной лодке, улавливать малейшие модуляции в голосе собеседника. Он мог ошибаться, но с годами это случалось все реже.

– Какую именно работу курировал Кармин, Валентина Шакировна?

Шарипова посмотрела на майора так, словно оценивала его умственные способности: сумеет ли этот профан понять ответ на свой вопрос или даже не стоит затрудняться объяснениями?

– Сфера наших интересов широка, – произнесла она наконец. – Иммунология, микробиология, диагностика инфекций, изучение генетического полиморфизма хеликобактерий, разработка методов диагностики инфекционных болезней на основе применения полимеразной цепной реакции и риботипирования…

Карпухин невозмутимо записывал все, что говорила ученая дама. От него не укрылся тот факт, что Шарипова часто произносит местоимение «мы», стараясь не упоминать имя покойного – странно, принимая во внимание факт его трагической смерти и ее собственные слова о том, какая это огромная потеря для института!

– А как насчет клинических исследований? – поинтересовался Карпухин.

Во взгляде Шариповой появился некий намек на уважение: очевидно, он выполнил «домашнее задание»!

– Естественно, – кивнула она, – этим мы также занимаемся. К сожалению, потоки государственного финансирования в последнее время серьезно сократились, и мы вынуждены как-то выживать в создавшихся условиях.

– Вам это, похоже, не по душе?

– Это так, однако выхода нет: науке приходится отойти в сторону, когда речь идет о деньгах!

– А у вас случайно не возникало проблем на этой почве?

– Какого рода проблемы вы имеете в виду, простите?

– Ну, не знаю… Например, кто-то остался недоволен результатами исследований, проведенных вами?

Шарипова задумчиво постучала ручкой по плексигласу, покрывавшему стол во избежание повреждения гладкой пластиковой поверхности.

– Да нет, не думаю, – покачала она головой.

– А вы бы знали, появись такие проблемы? – не сдавался Карпухин.

– Если вы имеете в виду, насколько профессор Кармин мне доверял, то я находилась в курсе всех его дел!

– Значит, и в курсе того, имелись ли у Кармина враги?

Вопрос, казалось, застал женщину врасплох.

– Разве… Простите, мне казалось, что с Яковом Борисовичем произошел несчастный случай?

– Возможно, и так, однако мы обязаны рассмотреть все версии. Так как же насчет врагов, Валентина Шакировна?

Второй раз за время этой краткой беседы майору, кажется, удалось поставить и. о. зав. лаб. в тупик.

* * *

– Ну, как продвигаются дела?

Нетерпеливый тон Толмачева заставил Лаврентия поморщиться. Он не понимал, что этот человек здесь делает, хотя постепенно приходил к выводу, что Толмачева приставили к «чрезвычайной» группе вирусологов специально для того, чтобы он шпионил за каждым их шагом. Значит, ему, Рыжову, не доверяют? Эта мысль раздражала, если не сказать – оскорбляла ученого. Толмачев даже не понимает, с чем они имеют дело… Черт, да он и сам до конца не понимает!

– Все идет по плану, – ответил Лаврентий.

– Вы определили тип вируса?

Поймав в зеркале взгляд Александра, сидящего за соседним компьютером, и уловив в его зрачках опасный блеск, Рыжов резко встал и повернулся к Толмачеву лицом.

– Послушай, Денис, – сказал он, – ты все узнаешь одним из первых, я обещаю. А пока что просто позволь нам заниматься своей работой, хорошо?

Ох, как ему это не понравилось, с удовлетворением отметил про себя Лаврентий. Как же, главу ОМР, приставленного к группе самим губернатором, «опустили» перед всей честной компанией! Люди слышали каждое слово, но Толмачев сам виноват: какого дьявола он сюда притащился и дышит в затылок, как маньяк будущей жертве?

Поджав губы, Толмачев покинул лабораторию.

– Почему ты с ним цацкаешься? – злобно бросил Александр. – Пошли его подальше, а то он нам всю работу срывает!

– Тише, тише, правдоруб ты наш! – цыкнул на сына Рыжов. – Над тобой всегда будет начальство, и это, к сожалению, неизбежно, как смена сезонов. Учись быть сдержанным: пока что твой возраст извиняет излишнюю горячность, но скоро это преимущество сотрет время, и тогда тебя перестанут считать чудом природы и начнут называть занозой в заднице!

Александр недовольно поморщился. Ничего, подумал Лаврентий, парню же всего двадцать один, а у него уже есть степень Массачусетского медицинского университета в области иммунологии, диплом с отличием Первого меда и почти законченная диссертация. Правда, из-за возраста к Александру относятся несерьезно, и парня это здорово бесит… Эх, молодо-зелено!

А вот реальная помощь им и в самом деле не помешала бы. Толмачев, ясен пень, и пальцем не пошевелит, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, если, конечно, под ним не взорвать атомную бомбу. Но есть кое-кто, к кому, пожалуй, все же можно обратиться. Сдергивая на ходу халат, Рыжов прошел в предбанник и снял трубку с телефона.

* * *

Вечером раздался звонок от Вики. Я была рада слышать ее звонкий голосок, пулеметной очередью выстреливающий слова, но просьба, с которой она ко мне обратилась, заставила меня онеметь от неожиданности.

– Андрей Эдуардович просит всех присутствовать – и бывших, и действующих членов ОМР, – тараторила Вика. – И Леня будет, и Ник – короче, все согласились. Так что ждем вас в семь, о’кеюшки?

– Хор… то есть о'кеюшки, конечно, – пробормотала я в трубку, хотя Вика уже отключилась и не слышала моих слов.

Вика, наш вундеркинд, или ребенок «индиго» – так, кажется, их сейчас называют, все еще оставалась в полуразогнанном Отделе медицинских расследований в надежде на возвращение Лицкявичуса. Именно он пригласил ее туда работать, и Вика, как, впрочем, и все мы, никак не могла смириться с существующим на данный момент положением дел, когда у руля стоял Толмачев. Предстоящая встреча с группой меня взволновала. Конечно, я с удовольствием со всеми повидаюсь, только вот перспектива увидеться с самим Лицкявичусом что-то не вдохновляла. В последние месяцы я ощущала спокойствие и уверенность, и чувства, пробуждаемые во мне бывшим шефом, теперь казались придуманными. Эта мысль приносила умиротворение, и я вновь была счастлива оттого, что нахожусь рядом с Шиловым. Мне здорово повезло найти такого редкого человека, как мой муж, а все беспокойства и сомнения исчезли. Морально я не была готова к тому, чтобы встречаться с группой, однако совесть призывала посетить собрание, так как зря меня приглашать бы не стали.

Без десяти семь я уже прибыла на место. Надо сказать, это для меня настоящий рекорд: никогда и никуда не прихожу вовремя, за исключением операций, и обычно опаздываю как минимум на четверть часа. Те, кто знает об этой моей неприятной особенности, уже привыкли и терпеливо дожидаются; других это раздражает до невозможности, но я ничего не могу с собой поделать – видимо, это карма! Встреча проходила в квартире Лицкявичуса, расположенной в старинном здании на Лиговском проспекте, ведь мы не могли воспользоваться офисом ОМР, хоть он и был «выбит» самим Лицкявичусом и являлся, по сути, его личным кабинетом. Однако теперь его оккупировал Толмачев, а нам пришлось вести себя, словно революционерам, собирающимся на конспиративной квартире и готовящим заговор. В том, что заговор и в самом деле готовится, я не сомневалась, вот только все гадала, какой путь изберут для свержения Толмачева – убийство или все-таки более щадящий способ?

Никита, Вика и Павел Кобзев оказались уже там, и мы тепло поздоровались. Кроме них, я заметила двоих незнакомых мне людей – мужчину с редеющей шевелюрой и молодого человека с очень светлыми волосами, сильно контрастирующими с миндалевидными темно-карими глазами. Лицкявичус выглядел превосходно, словно только что вернулся с курорта – впрочем, так оно, в сущности, и было, ведь я знала, что он совсем недавно прилетел из Египта. Правда, он там не отдыхал, а пытался наладить работу нового отделения реконструкционной хирургии в центральной александрийской больнице. Леонид пришел вовремя, точный, как кремлевские куранты, и Лицкявичус, приняв свою излюбленную позу, прислонившись к столу и скрестив руки на груди, начал совещание. На мгновение мне почудилось, что время повернулось вспять и всего того, что произошло между операцией главы ОМР и сегодняшним днем, просто не было.