Несмотря на столь обширную и обильную научную деятельность Савиньи не покидал и практического поприща, на котором работал и словом, и пером. Оставаясь членом университетского персонала в Берлине, он читал лекции до 1842 г. Кроме того, еще в 1817 г. он был назначен членом Государственного совета прусского королевства, год спустя членом Высшего суда в Рейнских провин циях, в 1826 г. – членом Комиссии по пересмотру законодательства, а в 1842 г. поставлен во главе Министерства по пересмотру законодательства, где содействовал изданию брачного закона, общего для всей Германии вексельного устава и составлению проекта новых уголовных законов, которыми отменялись телесные наказания, квалифицированная казнь и конфискация. После волнений 1848 г. Савиньи удалился от всех общественных дел и к прежнему участию в них не могло его побудить и дарованное ему королем в 1856 г. право заседать в Палате Господ. 31 октября 1860 г. Савиньи праздновал свой 60-летний докторский юбилей, а 25 октября следующего года судьба положила конец этой жизни, которую во всех отношениях следует назвать прекрасною и великою.
Быть может, предложенный очерк личности и деятельности Савиньи покажется несколько длинным, но, в виду некоторых возражений против исторической школы, мы полагали, что самым лучшим ответом на них будут изложенные выше идеи самого Савиньи. К главнейшим упрекам против его направления следует отнести следующие. Первый состоит в том, что проводимые Савиньи начала ведут к застою в праве и политике – словом, к самому крайнему консерватизму. Действительно, многие из последователей исторической школы, такие как Гассенпфлуг, Шталь, Линде, Келлер прославились на реакционном пути. Но сам Савиньи и лучшие его ученики остались совершенно чужды этим стремлениям и даже, как мы видели, возбудили недоверие в консерваторах, подобных Гённеру. В самом деле: историческое воззрение на происхождение права одинаково отрицает и революционные попытки, основанные на отвлеченных теориях, и деспотические реформистские стремления, не имеющие корня в настоящем и прошедшем. По справедливому замечанию Блунчли, ничто так не противоречит истинной исторической науке, как требование неизменчивости настоящего и отрицание прогресса[18]. Из приведенного нами очерка идей Савиньи вовсе не следует, что он проповедовал неприкосновенность всего существующего в праве и политике. Если же некоторые из писателей, считавших себя последователями исторической школы, опираясь на ее исходные точки дошли до подобных выводов, то в этом следует ви нить их, а не Савиньи и его начала, которыми они воспользовались ненадлежащим образом. Вообще сам Савиньи никогда не доходил до подобных крайностей и не настаивал на исключительном господстве своих идей без всякого отношения ко времени и месту, и как скоро сознавал, что известная сторона исчерпана или была выставлена неправильно, тотчас же от нее отказывался – без всякого ложного стыда. Так, в первом издании своей брошюры «О призвании», рассматривая способ составления и содержание Code Napoleon, Савиньи пришел к самым неблагоприятным для него выводам; впоследствии же во многом изменил свой взгляд на этот предмет. Находя, что исключительное историческое направление уже исполнило свое назначение, он не замедлил покинуть его и перейти к методу практико-систематическому. Убедившись, что германское правоведение достигло надлежащей научности, зрелости и знакомства с источниками, он отступился от прежнего мнения о несвоевременности общего законодательства и способствовал объединению вексельного права в Германии.
Другое обвинение против исторической школы состоит в том, будто ее начала совершенно исключают всякое философское понимание и обработку права. Но из приведенных выше идей Савиньи нельзя прийти к подобному заключению. Лабуле, характеризуя историческую школу, между прочим замечает: «Савиньи был человек, впервые восстановивший в науке права изучение истории; но, произведя научную революцию в этом смысле, он сумел и умерить ее дальнейшей ход и упорядочить ее развитие; он же первый и единственный почувствовал необходимость дать историческому направлению философское основание, чтоб оно не извратилось в погоню за бесполезными курьезами»[19].
По словам Блунчли, историческая школа даже в первое время своего появления, т. е. когда всякое воззрение более всего способно к крайностям, никогда не оспаривала необходимости для изучения права философии и отвлеченного мышления; она только временно оставила последнее направление без всякой разработки, т. е. отнеслась к нему не отрицательно, а хладнокровно и безучастно[20].
Но чем глубже историческое воззрение проникало в развитие правовых начал и чем ближе подходило к новейшему времени, тем влияние философского элемента становилось ощутительнее, заметнее и должно было быть признано одним из исторических факторов. Да и по самому существу своих исследований историческое направление не могло отрицать философского, и наоборот. Самый отвлеченный мыслитель для познания идеалов нуждается во внешнем возбуждении путем фактов, добытых опытом и историей; точно так же и историк-исследователь не может объять и понять историю, если не проникнется высшим ее значением и вечным духовным ее содержанием.
Предисловие автора
О плане настоящего труда я уже имел случай объяснить в предисловии к восьмитомному сочинению, озаглавленному мною «System des heutigen Römischen Rechts» (S. VII–IX) («Система действующего Римского права»). Предлагаемый труд отличается от предыдущего заглавием, в сущности же он – его продолжение, так что система составляет общую часть целого, а предстоящее сочинение открывает собою часть особенную (специальную).
Последний и вместе с тем обширнейший отдел (о деньгах) первой главы настоящего сочинения отличается от всех прежних теорий, касающихся этого предмета тем, что, хотя и в нем нашли приложение общие принципы римского права, но в исследовании весьма спорных специальных вопросов источники его затронуты только слегка и мимоходом.
Зато при исследовании этого вопроса необходимо было войти в рассмотрение фактов и отношений, выходящих за пределы науки о праве, без которых, однако, развиваемые здесь юридические нормы остались бы непонятными и неубедительными.
Вступая в эту область и покидая границы специальности, я счел долгом воспользоваться советами и объяснениями одного из глубоких знатоков предмета. В этом отношении оказал мне дружескую и благосклонную помощь главный контролер монетного дела г. Кандельгардт, за что и приношу ему благодарность.
§ 1
Введение
Литература по обязательственному праву
N. Donellus, Commentarii de jure civili. Lib. 12–16.
C. F. Koch, das Recht der Forderungen, nach gemeinem und nach Preuszischem Recht. Breslau. 1836, 1840, 1843. (t. 1 и 2 – общая часть). В связи с этим сочинением находится книга того же автора: Lehrbuch des Preuszichen Rechts. 2 т. Berlin. 1846.
Unterholzner, Lehre des R. R. von den Schuldverhältnissen. 2 т. Leipzig. 1840 (т. 1 – общая часть).
Puсht a. Pandecten, четвертое изд. Leipzig. 1848. § 218–410
– Vоrlesungen, второе изд. т. 2. Leipzig. 1849. § 218–240.
– Cursus der Jnstitutionen. т. 3. Leipzig. 1847. § 258–280.
Vangerow, Pandecten. т. 3. Новейшее издание: Marburg und Leipzig. 1850.
Я указал уже в другом месте[21] на потребность при изложении целой системы права отделить от специальных учений общую часть, которая должна служить им основанием. Подобная же потребность возникает и при изложении каждой из главных специальных теорий системы, каковы права – обязательственное, вещное, семейное и наследственное. Но есть особая причина, по которой общая часть в обязательственном праве должна получить большее значение и занять в теории этого права гораздо более места, нежели в теории прочих прав. Вещное право ограничивается небольшим числом юридических институтов; в каждом из них господствуют специальные принципы, оставляющие немного места для общих определений. В таком же отношении находятся права семейное и наследственное: в этих институтах образование права свободною волею частных лиц стеснено узкими пределами.
Совершенно другой характер представляет обязательственное право. Отдельные обязательства, составляющие его особенную часть, во-первых, несравненно многочисленнее и разнообразнее отдельных институтов вещного права и других главных отделов общей системы. Но эти многочисленные и разнообразные обязательства суть только отдельные случаи, которые, по долгому опыту, оказались особенно важными и употребительными. Рядом с ними остается еще свободное место для образования новых обязательств, сообразных с изменяющимися потребностями времени или свободы частных лиц. Для таких-то вновь возникающих обязательств руководящими началами могут служить только принципы общей части, которые для этой цели и должны быть развиты надлежащим образом[22].