Жена автора приехала к нему в гости. Ольга празднично украсила стол.
Лагерь смерти?
«Лагерь смерти был вовсе не в Освенциме, а лагерь смерти был в Биркенау». О таком я слышал и читал после войны. Однако, я был также и в Биркенау. Этот лагерь мне совсем не понравился. Он был переполненным, и люди там не производили на меня хорошее впечатление. Все было очень запущенным и грязным. Там я видел также семьи с детьми. Их вид причинял мне боль. Но мне говорили, что не хотели бы разделять детей с их родителями, если они были отправлены в лагерь. Несколько детей были заняты также веселой игрой в мяч. Тем не менее, думаю, что детям не место в лагерях для интернирования — и то, что англичане тоже поступали так, например, на Англо-бурской войне, это плохое оправдание. Я говорил это также моему начальнику. Его ответ: «Я разделяю Ваше мнение — но я не могу это изменить».
Моим заданием было отобрать сто работников для окучивания плантаций растения кок-сагыз в Биркенау. Это происходило следующим образом. На перекличке заключенных спросили, готовы ли они к этой работе и приходилось ли им уже что-то такое делать. В большинстве случаев вызывалось больше людей, чем было нужно. Тогда происходила «сортировка». Эту «сортировку» позже интерпретировали неверно. Естественно, заключенным хотели дать занятие — да и сами арестанты хотели работать. Сортировка заключалась только в том, чтобы проверить, подходили ли заключенные по своему предрасположению, своим умениям, своему мастерству, а также и по своему физическому состоянию для работы.
Заключенные из Биркенау на плантации кок-сагиз
Факт состоит в том, что в Освенциме было больше людей, чем имелось рабочих мест или чем их могло быть создано. Естественно, мне было важно, чтобы я получил рабочие руки, которые уже работали в сельском хозяйстве. Там евреи отсутствовали. Очень хорошими работниками были поляки. Цыгане были абсолютно непригодными. Команда 11, так называлась наша женская рабочая колонна из Биркенау, ежедневно прибывала в Райско и работала вне цепи сторожевых постов на полях каучуконосов. Я почти ежедневно имел дело с этими людьми из Биркенау и также охотно выслушивал их жалобы. Однажды я увидел, как часовой-эсэсовец ударил в зад одну из женщин. Я призвал его к ответу. Женщина якобы обозвала его «нацистской свиньей», оправдывался он. Но факт был в том, что сначала сам часовой оскорбил женщину.
Я сообщил начальству об этом инциденте, и эсэсовца перевели в штрафной батальон в Данциг. С этого дня я пользовался большим уважением у заключенных, особенно из команды 11 из Биркенау. Все чаще арестанты приходили ко мне, когда у них были просьбы или жалобы. Я делал все, что мог, так как для меня заключенные были не врагами, а интернированными. Часто я оказывал им также услуги, которые нарушали инструкции.
Я мог доставить им самую большую радость, когда брал их с собой на прогулку к реке Суле и в жаркие летние дни 1944 разрешал им в ней купаться.
В остальном окучивающая бригада из Биркенау была веселой кучкой. Она пела свои польские народные песни во время работы, и цыгане добавляли к этому свои танцы.
Сначала меня возмущала и вызывала озабоченность плохая упитанность работников, но потом я узнал, что заключенные попадали в лагерь в очень плохом состоянии, и требовалось некоторое время, прежде чем они могли откормиться. Часто я обедал с ними из их котла, и это шло мне на пользу. Но у команды 11 были также тайные источники продовольствия. Они приносили самые чудесные вещи из своих тайных убежищ. Ночью эти убежища снова и снова наполнялись их друзьями. Также случалось, что эти друзья надевали одежду заключенных и маршировали с другими арестантами в лагерь, а вместо этого другой арестант получал несколько дней отпуска. Освенцим находился в Польше, и местное население помогало арестантам, насколько хорошо оно умела это — даже если это и не разрешалось.
Заключенный на полевых работах (большей частью с лошадями). Его охраняет часовой на большом удалении. Здесь подготавливается культура холмиков.
Немецкие оккупационные войска и, прежде всего, так называемая гражданская администрация часто, как мы все знаем, поступали так, что не могло вызвать хорошего отношения к ним у местного населения. Мероприятием, которое совсем не нравилось мне, была экспроприация земли у польских мелких крестьян. Они должны были отдавать свою землю для сельскохозяйственных предприятий, которые принадлежали к концлагерю Освенцим. Все же, мне говорили, что они за это получили компенсацию, таким же образом как другие земельные собственники, которые должны были отдавать свою землю, например, для строительства автобанов. Я не считал также правильными мероприятия по переселению, но меня снова и снова заверяли, что они никогда не происходили в принудительном порядке. Лишение свободы это жестокое мероприятие — но война была еще жестче, и она становилась также для нас все жестче и все более жестокой. Осенью 1944 года концлагерь в Освенциме впервые разбомбили американские летчики. Жертвами стали примерно двадцать заключенных. Я сам потерял веру в окончательную победу с удавшейся высадкой союзников на французском побережье Ла-Манша — во всяком случае, ко мне уже приходили сомнения. Сообщения с фронта становились все более разочаровывающими, да и заключенные тоже были хорошо проинформированы — черт знает через кого. Однако о заключенных лагеря в нашей области по-прежнему хорошо заботились. Оберштурмбаннфюрер А. добился того, чтобы раз в неделю в наш лагерь приезжала кинопередвижка.
Мы вместе с арестантами смотрели, среди прочего, такие фильмы, как «Мюнхгаузен» и «Золотой город». Фильм «Еврей Зюс», конечно, заключенным не показывали, а также не показывали и пропагандистские фильмы вроде «Кольберга» и «Кадетов». В общем помещении могли также проводиться богослужения для заключенных. Я сам посещал различные богослужения и должен сказать, что они были порой очень торжественны, особенно службы русской православной общины, к которой принадлежали наши русские гражданские служащие. Среди заключенных лагеря образовалась также театральная группа, и однажды вечером они пригласили нас на премьеру «Фауста». Актеры не смогли бы сыграть лучше.
Я сам охотно взял бы к зиме снова отпуск для учебы, но положение на фронтах было серьезным, и перспективы были плохи. Мне предложили курсы заочного обучения. Я попросил прислать мне книги. Один арестант, еврейский врач из Праги, предложил зубрить материал со мной. Так я каждый день получал дополнительные уроки от заключенного. Это было возможно в Райско. Евреи были умными, и они были, насколько я познакомился с ними в Освенциме, также очень милыми людьми. Летом моей матери разрешили на несколько дней приехать ко мне. Естественно, сразу завязалась крепкая дружба между моей матерью и Ольгой. Однажды вечером моя мать спросила меня о крематории, где сжигали людей. Мне ничего не было известно о наличии такого устройства. Я решил спросить Ольгу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});