Читать интересную книгу Дочери Дагестана - Булач Гаджиев

Галбац-Дибир знал себе цену, был своенравен и нередко мог вскипеть и обидеть зазря человека, даже не разобравшись, виноват он или наговорили на него. Может, поэтому, а может, еще по каким-либо другим причинам имам освободил его от всех должностей, передав устно через людей такие слова: «Пусть дома отдохнет!». На его место наибом в Карату Шамиль назначил шамхала Хелетуринского, вскоре заменив его своим сыном Кази-Магомедом.

…Как-то в Карате хоронили человека. Жена Кази-Магомеда, несравненная красавица Каримат, со своего балкона наблюдала за скорбной процессией. С высоты двухэтажного дома ей видно было все как на ладони.

Вдруг Каримат встрепенулась. Среди хоронивших людей она обратила внимание на юношу, месившего босыми ногами грязь. Не задумываясь о последствиях, она отправила прислугу узнать, кто этот молодец с такими привлекательными чертами лица и белой, как у девушки, кожей.

– Сын бывшего наиба Галбац-Дибира, – отвечали ей, – зовут Хадисом.

Слух о том, что жена Кази-Магомеда заинтересовалась молодым человеком, как многоголосое эхо в горах, разошелся по Карате и ее окрестностям.

Рано или поздно слух этот докатился и до ушей ее мужа Кази-Магомеда. Он как бы между прочим поговорил с Хадисом, оставил его в покое, а через нарочного отослал Галбац-Дибиру письмо следующего содержания: «От огорченного Кази-Магомеда дорогому и одаренному Галбац-Дибиру привет. А затем. Мною был приглашен… Хадис. Я ему рассказал многое, что было секретом для других, но мои назидания он не принял и за мною не пошел, потому я остался им очень расстроенным. Я считаю, что сейчас мы должны не ссориться, а продление разговора может привести к разрыву отношений. Остальное вам расскажет тот, кто передаст письмо вам».

О носившихся в воздухе слухах и сплетнях узнал, конечно, и Шамиль. Он решил, что будет мудро не оставлять Хадиса на родине. Если у молодых людей появился интерес друг к другу, то действенным лекарством, думал имам, будет их разлука. Хадиса зачислили в телохранители Шамиля и перевели в столицу имамата Ведено.

Проходит какое-то время, и Галбац-Дибира неожиданно извещают о том, что его сын Хадис сильно захворал, поэтому ему следует прибыть в резиденцию имама.

Почуяв недоброе, Галбац-Дибир сел на лошадь и в одиночку отправился в Чечню через Андийский перевал.

Люди подсказали ему, в каком доме следует искать Хадиса. Он постучал в дверь, однако никто не ответил. Галбац-Дибир вошел в саклю и нашел мертвого сына. На его теле он обнаружил темные пятна, рану. Галбац-Дибир не кричал, не звал на помощь, помнил, где находится и как должен вести себя.

Ударом ноги он сломал хребет сыну, вдвое сложил мертвое тело его в мешок.

– Вот подарок нам от имама, – объявил он своей жене Тамари.

Хадиса предали земле без шума. Прекрасная Каримат из своего окна снова видела, как на кладбище копошатся люди – на балкон она на сей раз не вышла. Страх, охвативший ее несколько дней назад, сковал тело железным обручем. Она старалась отогнать страшное предчувствие! Идет война, и мало ли кого на ней убивают – на всех сердца не хватит.

Хотя Галбац-Дибир категорически запретил распространяться о случившемся, по кривым улочкам ползли самые разные слухи, в которых, что – правда, а что – кривда, никто не мог разобраться.

Вероятно, все это толкнуло сына имама обратиться к отцу Хадиса со следующим письмом: «От огорченного Кази-Магомеда дорогим родителям Галбацу и жене Тамари привет. Пусть бог даст вам спокойствие. Когда по подозрительной причине кончилась жизнь моего душевного брата Хадиса и его считанные дни прошли… Я не в состоянии понять то, что говорят окружающие меня люди… Пусть бог очищает грехи погибшего и увеличивает вам милость. Хадисы и аяты о божьем предопределении и вам самим известны…»

Из второй половины письма становится ясно, что его автор понимает, насколько родителям Хадиса тяжело, они могут объявить ему вражду, однако пусть не стараются унизить его, Кази-Магомеда, как человека и его деятельность как наиба Каратинского…

В начале осени 1859 года Шамиль, потеряв все надежды на победу над царскими войсками, стал перебираться из Чечни в Дагестан. Одну из ночевок по пути в Гуниб он устроил в Карате.

Жители аула на этот раз не выразили того восторга, как бывало в прошлые годы. Они даже старались не покидать свои сакли, свои дворы, будто забыли обычаи предков: приходить на помощь людям, попавшим в беду. Только Галбац-Дибир отправился провожать имама в путь.

А в это время его родственники сговорились убить Шамиля, когда тот спустится в ущелье Рехани. Галбац-Дибир не только не согласился с ними, но и резко их осудил. Он сказал: «Я верой и правдой служил имаму. То, что вы собираетесь сделать, опозорит наш тухум в Дагестане и Чечне. Если вы не собираетесь отказаться от своего плана, то сперва убейте меня, затем Шамиля».

Месть не состоялась, и Галбац-Дибир вместе с другими поднялся на Гуниб-гору. Как и другие, он перенес все тяготы обороны. Во время переговоров, когда Лазарев захотел, чтобы Шамиль сдал оружие, наиб Муртузали стал вытаскивать из ножен кинжал, но Галбац-Дибир остановил его словами: «Имей терпение!». Вслед за этим он обратился к имаму: «Наши прадеды говорили: у кого много богатства, у кого сладкий язык, тот должен идти впереди. У тебя сладкий язык – иди ты, Шамиль, вперед!».

Шамиль ушел с Юнусом к А. Барятинскому.

После развязки долгого противостояния в Гунибе Галбац-Дибир вернулся в Карату, но не успел от долгого пути отдохнуть, получил от Кази-Магомеда такое письмо:

«Дорогому Галбац-Дибиру и членам вашей семьи привет. А затем. Желаю, чтобы вы были здоровы… Я до сих пор не сумел разгадать характер людей. До этого года никак не мог различать грязное от чистого. Я, оказывается, был похож на человека, державшего змею за пазухой. Ох, как жаль, что раньше я не знал об этом. Мы находимся в большом огорчении, что не с таким уважением отнеслись к вам и не позаботились о вашей работе. Наш отец того же мнения. Как бы тяжело не было случившееся от нас, мы просим тебя простить того, что не должно было случиться…

Сегодня мы выезжаем в Петербург. Надеемся на бога, что наше положение улучшится. Крепость Шура, 1276 г. Сапар месяц».

Заканчивая рассказ о каратинской трагедии, я прихожу к мысли, что на самом деле дыма без огня не бывает.

Из слов моего собеседника, потомка Галбац-Дибира, из писем Кази-Магомеда и Шамиля к этому человеку улавливаешь, что жена сына имама, Каримат, видимо, на самом деле увлеклась сыном Галбац-Дибира Хадисом. Последний также оказался в плену несравненной женщины, что привело к большому несчастью, о чем я попытался вкратце рассказать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});