Читать интересную книгу Падающие в небеса - Азарий Лапидус

Борн, делая маленькие глотки, с интересом рассматривал расположившихся рядом посетителей. Вот боком к нему сидят приятной наружности дама и симпатичный мужчина, он нежно держит ее руку в ладонях и что-то говорит вполголоса. Пара загораживает стол, за которым сидят четверо господ и громко спорят. Как песня, практически без остановки раздается один высокий голос, который, судя по тембру, мог бы принадлежать как мужчине, так и женщине. Его пытаются перекричать два других собеседника. У них не получается, хотя они не оставляют попытки периодически вставлять в речь оппонента отдельные слова. Тема разговора вызвала у Макса улыбку – дискутировали о последних работах в области физики, что было неудивительно, ведь в город съехался весь цвет немецких ученых, а физика сегодня, в начале двадцать первого века, самая главная наука.

Вдруг все трое спорщиков замолчали. Произошло это буквально мгновенно. В беседу включился четвертый ее участник, сидящий спиной к Борну. Низким, чуть грубоватым голосом пункт за пунктом он начал излагать свою позицию и делал это настолько уверенно, что остальные трое даже не пытались ему как-то возразить.

Макс встрепенулся – голос был очень знакомым. Ну конечно, это Минковский! Бесспорно, только у него такой удивительный тембр, оказывающий магическое воздействие на всех женщин на свете. Макс вскочил, с бокалом в руке обежал соседние столики и встал перед оратором. Тот сначала не понял, что за человек возник перед ним, близоруко сощурился, а потом на его широком лице расплылась радостная улыбка:

– Макс! Вы уже в Кельне!

– Да, профессор, и представьте себе, сидя за соседним столиком, прослушал целую лекцию о проблемах развития современной физики.

– То ли еще будет завтра, – заговорщицки улыбнулся Минковский и обратился к соседям за столом: – Господа, разрешите представить: мой молодой коллега Макс Борн из университета Бреслау, надеюсь, в ближайшее время он начнет работать в Геттингене.

Борн познакомился с коллегами из Берлина и Цюриха, подставил стул и стал внимательно слушать Минковского.

Минут двадцать тот рассказывал о своих новых идеях, а потом заговорщицки подмигнул:

– На этом я сегодня хотел бы остановиться, а то вам завтра будет скучно, потому что все остальное вы услышите в моем докладе под названием «Пространство и время». – Закончив пить пиво, физики засобирались, а Минковский шепнул Борну на ухо:

– А мы с вами можем еще погулять, поразмышлять о предстоящей работе. Погода уж больно хорошая.

На следующий день Борн поднялся в семь утра, в половине восьмого спустился в ресторан, чтобы выпить кофе с теплыми булочками и, встретившись с Минковским, вместе пойти на собрание. В ресторане профессора не было, и Макс спросил у портье:

– Вы не видели сегодня утром господина Минковского?

Тот, передав Борну конверт, ответил:

– Да, видел. Господин профессор ушел из гостиницы минут сорок назад, оставив для вас послание.

Борн распечатал небольшой пакет, быстро достал записку и прочел:

Дорогой друг!

Организаторы собрания зашли рано утром за мной и попросили прийти на час раньше, чтобы помочь приготовить им зал для проведения сегодняшнего заседания, тем более что мой доклад первый. Не желая лишать вас удовольствия утреннего сна, решил не будить. Встретимся на собрании.

Ваш Герман Минковский.

В этом был весь Минковский, человек обязательный и безотказный. О его высоких нравственных качествах ходили легенды, в частности о том, как он помогает молодым ученым, студентам. А одна история произвела на Борна особое впечатление. Реальный случай из жизни Минковского по большому секрету рассказал Максу профессор Гильберт. Когда Герман был студентом первого курса, он учился в Кенигсбергском университете и получил за решение математической задачи премию. От денег он отказался в пользу своего бедного соученика и все это скрыл от собственной семьи.

Борн, успокоившись, что ничего экстраординарного не произошло, вернулся к завтраку, пролистал утреннюю кельнскую газету, а потом вдруг понял, что провозился слишком долго и уже опаздывает, поэтому быстро закончил с едой, поднялся в номер, взял портфель с бумагами для записи и направился в университет, где проходило сегодняшнее мероприятие. Долго блуждал между корпусами, пока не нашел конференц-зал, и вбежал в аудиторию, когда докладчик уже стоял на трибуне и начинал свой доклад:

– Взгляды, которые я хочу перед вами развить, возникли на экспериментально-физической основе. В этом заключается их сила. Их тенденция радикальна. Отныне пространство само по себе и время само по себе низводятся до роли теней, и лишь некоторый вид соединения обоих должен еще сохранить самостоятельность.

Произнесенные слова, как звон колокола, загудели в голове Макса, он подумал: «Это революция!»

Похоже, подобные мысли посетили и остальных слушателей. В зале воцарилась тишина, было слышно жужжание мух, случайно залетевших сюда и ставших участниками исторического события. А что именно такое событие и происходит, Борн не сомневался, он даже мог предположить, что выступление Минковского станет исторической вехой не только в развитии физики, но, может быть, и всего человечества. А профессор, не задумываясь о том, что сейчас творится в головах его слушателей, продолжал рассказывать о четырехмерном пространстве, названном им четырехмерным миром. Он цитировал работы признанных корифеев – Лоренца, Фохта – и сослался на труды бернского физика Эйнштейна, уже несколько последних лет, так же как и Минковский сейчас, наводившего ужас на ретроградов от физики.

Новые идеи содержались практически в каждой фразе профессора, а основным своим достижением он назвал создание представления о четырехмерном мире, элементы которого, «события», обладают физической реальностью, независимой от любой системы отсчета.

Макс находился в состоянии полета, такое чувство он порой испытывал, когда экипаж или автомобиль на быстрой скорости переезжал мост через небольшую речку, подпрыгивая на ходу. Тело летело, а в голове создавались ощущения того, о чем рассказывал докладчик. Только математик в состоянии мгновенно перевести язык формул на язык абстрактных ощущений.

Гул, возникший в зале, прервал состояние эйфории Борна. Он осмотрелся по сторонам и увидел, что несколько человек, сидевших в первых рядах, выказывают демонстративное неприятие доклада Минковского. Они, не стесняясь, разговаривают между собой вслух и смеются в полный голос.

Макс решил рассмотреть этих людей внимательнее. Их было человек десять, в основном пожилого возраста. Для таких, как они, спокойное течение развития фундаментальных наук было важнее любых, пусть даже самых гениальных открытий. Удивительно, что среди стариков находилась пара молодых мужчин.

«Наверное, преданные своим учителям ассистенты», – подумал Борн.

Доклад закончился, посыпались вопросы из разных концов зала. Через полтора часа ведущий был вынужден их остановить, он почувствовал, что Минковский уже выдохся, хотя внешне и не показывает этого.

– Последние три вопроса! – объявил ведущий.

По залу пронесся гул сожаления, с десяток рук взметнулись вверх. Ведущий выбрал троих счастливчиков, а потом, когда Минковский поблагодарил собравшихся, раздался шквал аплодисментов, заглушающий громкий свист и топот группы оппонентов.

Герман Минковский, очень уставший, но безумно счастливый, вышел из аудитории, где еще минут сорок беседовал с коллегами, обсуждая с ними прозвучавший доклад.

– Макс, – обратился он к Борну, – подождите меня на улице, я сейчас быстро схожу в туалетную комнату, умоюсь, а потом посидим в ресторане, отпразднуем доклад. Я пригласил Гильберта и еще нескольких коллег.

Профессор направился по коридору, распахнул массивную дверь, подошел к большой керамической раковине, открыл воду, сложил руки лодочкой и несколько раз плеснул в лицо прохладной водой. Резкими движениями помассировал глаза и виски, после чего достал белый носовой платок и тщательно вытерся. Приведя себя в порядок, он вышел из туалета.

У дверей стоял молодой человек довольно странного вида. Худощавое лицо, своей неестественной желтизной выдававшее пристрастие его обладателя к постоянному потреблению кокаина, тонкие усики, потертый недорогой темный костюм и белая несвежая рубашка. Образ типичного немецкого бузотера и хулигана, хотя с таким же успехом он мог принадлежать поэту или художнику. Похоже, молодой человек ждал здесь именно Минковского.

– Господин Минковский?

– Да. Чем обязан?

– Всем! Я хотел спросить: кто дал вам право говорить то, что вы себе позволили сегодня? Кто?! – взвизгнул незнакомец.

Его лицо исказила нервная гримаса, а правая рука затряслась мелкой дрожью.