Читать интересную книгу Литературная Газета 6388 ( № 41 2012) - Литературка Литературная Газета

Несмотря на гибель всех ранних сочинений композитора, мы располагаем обширным музыкальным наследием, которое только начинает свой путь к людям. Центральное место в его творчестве занимает фортепианная музыка: шесть сонат, семь программных циклов, полнотональные циклы "24 прелюдии" и "24 прелюдии и фуги", транскрипции. Из трёх опер, созданных композитором, до нас дошла одна - "Валенсианская вдова" по комедии Лопе де Веги. Из симфоний уцелела только последняя, созданная в 1950 году (она впервые прозвучала во Львове вместе с Концертом для скрипки с оркестром). Дошли до нас также сочинения для ансамбля струнных (с фортепиано и без него), для ансамбля духовых и солирующего фортепиано. Наиболее интригующей частью симфонических сочинений В.П. Задерацкого являются его "симфонические плакаты": "Завод", "Конная армия", "Китайский марш" - новый жанр, с удивительной рельефностью отразивший "интонационный образ" нашей страны эпохи 30-х годов. Весьма значительно его наследие в области камерной вокальной музыки - около 100 произведений в жанре романса и песни, вокальные циклы на слова поэтов Серебряного века и советской эпохи.

В 20-е годы композитор входил в круг знаменитой Ассоциации современной музыки (АСМ), его близким другом был Александр Мосолов - известный модернист, в ту пору лидер русского музыкального авангарда первой волны. Первые две фортепианные сонаты Задерацкого (наиболее трагичные его сочинения) и ставшие сегодня известными изящные циклы "Тетрадь миниатюр", "Микробы лирики", "Фарфоровые чашки" - великолепные образцы русской музыки той эпохи. Уход от тональности и яркое колористическое обновление гармонического языка не означали разрыва с традицией и устоявшимися формами. Здесь старое и новое находятся в удивительном гармоническом соответствии, и всё окрашено его индивидуальностью. В 1932 году его принимают в Союз композиторов (этой организации, видимо, поручено было следить за тем, чтобы он не издавался и не исполнялся). В то же время происходит его поворот к тональному мышлению, точнее - к новотональному, поскольку гармонический язык сохраняет знаки острой новизны и индивидуальной окрашенности. В 1933-1934 годах он создаёт цикл "24 прелюдии" для фортепиано. Сегодня это самое известное его сочинение, получившее международное признание. В Германии выходит компакт-диск (вместе с аналогичным циклом Шостаковича, созданным в 1932 г.). Прелюдии удивительно органично сочетают в себе знаки пронесённой в новое время романтической эстетики и конструктивизма. По сути дела, это одно из первых неоромантических произведений в русской музыке. Префикс "нео" здесь не случаен: романтическая образность попадает в ситуацию нового музыкально-грамматического "поля". Позднее он создаёт немало сочинений, отмеченных знаками неоромантизма, - фортепианные циклы "Легенды", "Фронт", "Родина", "Восточный альбом". Но самым удивительным творением Задерацкого является полнотональный цикл "24 прелюдии и фуги", созданный им в колымском каторжном лагере между июнем 1937 г. и июлем

1939-го. Цикл записан карандашом на телеграфных бланках и обрывках блокнотных листов в клеточку. В лагере он, мобилизовав весь свой предыдущий тюремный опыт, обрёл статус "рассказчика", а вместе с ним - некоторое количество свободного времени и упомянутую бумагу (от слушателей-охранников). Цикл прелюдий и фуг всё ещё ждёт своего издания, но мне довелось познакомиться с этой уникальной рукописью и рассказать о ней в большом монографическом исследовании "Контрапункт строгого письма и фуга (история, теория, практика)" (М., "Композитор", 2007). И сейчас я процитирую саму себя, обратившись к фрагменту из этого издания:

"Прелюдии и фуги В.П. Задерацкого просто ошеломляют своим ярко выраженным концертным началом, экспрессией, драматизмом! Вслушиваясь в яркие интонации и ритмы, в эмоциональную и острохарактерную образность пьес этого композитора, не перестаёшь поражаться и одновременно сожалеть о том, что, увы, до сих пор мы так и не научились ценить своё национальное художественное достояние, не научились гордиться успехами своих соотечественников, о достижениях которых мы нередко - как и в данном случае - узнаём спустя не один десяток лет, а главное - только после смерти автора[?] Созданный в 1937 году, этот цикл к тому же является фактически самым первым многочастным полифоническим циклом в ХХ столетии, на несколько лет опередившим и Ludus tonalis Хиндемита, и Прелюдии и фуги Шостаковича. Более того, эта музыка явно затмевает своими образами и красками цикл Хиндемита (который выдержан в несколько "суховатых" академичных тонах) и даже способна в определённом смысле встать рядом с циклом Шостаковича[?]

Практически все диптихи цикла Задерацкого могут быть отнесены к произведениям концертного жанра, отчасти продолжающим традицию романтических концертных фуг, в целом, однако, имеющим иную ритмо-интонационную наполненность, иную выразительность, иное содержание, отвечающее новому времени и новой стилистике. Художественные задачи произведения требуют от исполнителя свободного владения сложнейшей пианистической техникой и содержат невероятное разнообразие исполнительских приёмов.

Во всех этих фугах действительно много романтики, но в них ощущается и преломление реальности, воспринимаемой композитором порой насторожённо; прочитывается суровый, иногда мрачный "подтекст". Но чаще всё же музыка его светла и оптимистична. Учитывая трагическую судьбу композитора и то, что цикл сочинялся в тяжелейших условиях ссылки, пронизывающие его жизнеутверждающее начало, уверенность во всепобеждающей силе творческой интуиции и фантазии, убеждённость в торжестве разума, гармонии и творческого интеллекта производят особенно сильное впечатление".

В последний период творчества В.П. Задерацкий, объявленный (на всякий случай!) "злостным формалистом", создаёт произведения, к которым более всего подходит ремарка in modo retro. Но и здесь он, что называется, сохраняет лицо. Его природный мелодический дар позволил создавать звуковые образы, отвечающие критериям красоты в классическом разумении. Живя в Житомире и Львове (а до этого он скитался по городам: Рязань, Ярославль, казахский Мерке, Краснодар), он обращается к украинскому фольклору и вообще к украинской тематике (в том числе в хоровых композициях). Эти и другие его сочинения на Украине включены в учебные программы и в рекомендательные списки программ международных конкурсов. В целом же наследие выдающегося композитора В.П. Задерацкого всё ещё ждёт своего часа. Трудно преодолеть инерцию забвения. Публикация его литературного наследия через 70 лет после создания - важнейший этап в таком преодолении. Теперь очередь за главными его музыкальными опусами, которые сегодня осознаются как исторически значимые вехи отечественного музыкального творчества.

Наталия СИМАКОВА,

доктор искусствоведения,

профессор Московской консерватории

Сосуд красоты

Сосуд красоты

"ОТЦЫ И ДЕТИ" - 150

Припоминаю время, когда Тургенев был у англичан - мужчин и женщин, читающих иностранную литературу, - самым любимым из всех русских писателей. Нам казалось, что сочувствие и сердечность более свойственны его произведениям, чем шедеврам Толстого и Достоевского, хотя, надо сказать, из произведений последнего английским читателям были тогда известны лишь "Преступление и наказание" и "Бедные люди".

Особенной любовью Тургенев пользовался среди литераторов во Франции. Флобер был привязан к нему по-братски, а Мопассан отзывался о Тургеневе, писателе и человеке, не иначе как с восторгом, и считал, что он более велик, чем Флобер. Ренан - об этом напоминал Джордж Мур в своих "Признаниях" - охарактеризовал тургеневские романы и повести высочайшим со времён античности свершением литературы, да и сам Мур полагал, что в мире существовали лишь два великих повествователя - Бальзак и Тургенев: только они способны были создавать бессмертные романы.

Впервые я прочёл Тургенева в самом конце XIX века. Рыцарь литературы, наш профессор С. Дж. Макмуллен, целый час вещал с кафедры о том, какое великое произведение роман "Отцы и дети", и его энтузиазм был убедителен.

Да, роман "Отцы и дети" заслуживает всех похвал, которые ему расточал наш профессор, и чем больше я читал Тургенева, тем сильнее подпадал под его обаяние. В то время я вряд ли бы простил Толстому его пренебрежительное отношение к этому роману.

Толстой как-то гостил у Тургенева, и тот, естественно, пожелал узнать мнение коллеги о своём только что написанном романе, почему оставил Толстого в гостиной наедине с "Отцами и детьми". "Чтобы читать было удобно, - рассказывает исследователь Эйлмер Мод, - Толстой прилёг на большой диван и начал чтение, но роман показался ему столь "сделанным" и малоинтересным, что он заснул и проснулся от странного ощущения, и вновь увидел спину удаляющегося автора[?]"