Читать интересную книгу Счастливая земля - Лукаш Орбитовский

смотрел в ночь с переднего сиденья. За мной кукла DJ Кривды билась головой о стекло «Фиата Пунто», Сикорка щурил глаза, а Блекота словно бы исчез, втиснутый в угол и заваленный рюкзаками. Мы миновали сторожа, печально сидящего на ступенях детского сада «Прымусек», и кондитерскую с кучей пирожных, сохнущих на витрине. Тромбек вел осторожно, сжимаясь каждый раз, когда мы кого-то проезжали. Разговаривать хотел только со мной.

– Мы должны туда сегодня пойти, – сказал он. – Просто должны.

– Ты веришь в желание?

– Да какой там. Просто хочу закрыть вопрос. Этот тут прав был, если не сейчас, то когда?

Мы въехали в круг света от фонаря. Тромбек сжимал руль. Только тогда я обратил внимание, что костяшки его пальцев в свежих ссадинах.

– В конце концов это нужно сделать, – повторил он.

Блекота начал рассказывать о простых вещах, которых он ожидает. Он получил комнату в общежитии и выразил надежду, что сосед ему достанется тихий. Этажи там, во Вроцлаве, чередуются: этаж – девушки, этаж – парни, а в субботу он сможет вставать, во сколько захочет. Убьет любого, кто начнет стучаться до двенадцати. DJ Кривда буркнул, что в общежитии свои законы. Блекота спросил, есть ли у него уже комната в Кракове.

– Первый год поживу у тетки, а потом видно будет.

Блекота ответил:

– Я через год уеду еще дальше. Ты не попытаешься жить отдельно? Или тетя тебя заставила?

– Да что сразу тетя. Просто у меня бабок меньше оказалось, чем я полагал.

– Господи боже, ну что вы за чушь несете, – подключился к разговору Тромбек. – Какая разница, что там будет? Важно то, что ты возьмешь с собой. И если ты прихватишь весь Рыкусмыку, то эта дыра тебя достанет, хоть бы ты блядей пялил в Гонолулу, понимаешь, в чем дело. Ну, Седес? Что сидишь с таким видом, будто у тебя под носом воняет?

Мне захотелось сказать им правду: я молчу, потому что у меня воет в голове, и от этого желудок превращается в высушенный, как камень, кулак. Буркнул в ответ, что видно будет, и решил посмотреть на дорогу, раз уж Тромбек отвлекся на что-то поинтереснее.

Мы проехали Черницу, и горб карьера был уже рукой подать. На равнинах Нижней Силезии луна не такая, как везде, она больше и более матовая. В ее свете массивный силуэт с бледными глазами прыгнул нам прямо на капот, перекатился и упал под колеса.

11

Животное лежало под «Фиатом» и сдохло, прежде чем мы нашли в себе достаточно смелости, чтобы приблизиться к нему. Тромбек, который в таких ситуациях паниковал, сейчас сохранял спокойствие. Полагал, что надо просто ехать дальше, но помог мне вытянуть тело на обочину. Мне казалось, что пес остывает прямо у меня в руках. Это был Гучо.

Мы схватили его с Тромбеком за мокрые лапы, раскачали несчастного Гучо, чтобы зашвырнуть его подальше в чащу. И в этот момент нас застал пан Герман. Он показался из леса по другой стороне дороги. Я не уверен, но, мне кажется, он все же издал рыдающее «О нет!». Начал орать на нас и оскорблять последними словами. Кричал, что мы должны отдать ему пса таким, как был, а не иначе, а как мы это сделаем – наша проблема, но мы должны, а иначе он нам покажет. На этот раз охотничьего ружья у него с собой не было. В плаще, с растрепанной шевелюрой, вышагивающий в нашу сторону, он напоминал обезумевшего аристократа, блуждающего среди руин сожженного имения.

Мы положили Гучо и встали впятером против пана Германа. Он затих, замедлил шаг, присел рядом с псом и схватил его за голову. Тянулось время. Потом он встал, словно принял какое-то важное решение. Снова завизжал, на этот раз уже совершенно бессвязно. Вопил, что мы сделали это нарочно и что мы подонки, чем перед нами провинился бедный Гучо? Сжал кулаки и зыркал налитыми кровью глазами. Волосы его серебрились в лунном свете.

– Поубиваю вас, одного за другим, господь свидетель!

Тромбек выступил вперед и посоветовал пану Герману начать с него. Раскрытыми ладонями ударил того в грудную клетку. Старик пошатнулся. На его лице появился испуг, а Тромбек раз за разом отталкивал его в сторону обочины. Пан Герман пробовал защищаться. Тромбек схватил его за запястья и тряс.

– Вломи уже ему! – кричал Сикорка, всегда самый быстрый на руку.

DJ Кривда буркнул себе под нос что-то, чего мы не смогли разобрать. Невыносимо тянулись секунды. Пан Герман гнулся перед Тромбеком, косясь то на него, то на Гучо. Явно удивлялся, каким чудом все это случилось. Он уже повис над кюветом. Сикорка подпрыгивал рядом, а DJ Кривда схватился за голову и простонал, на этот раз громко:

– Я заделал ребенка. Заделал ребенка, парни.

12

В зеркале заднего вида отражался пан Герман, пытающийся придумать, как забрать пса с дороги. Они уменьшались на глазах. Мы въехали на полевую дорогу с отчетливыми следами шин, между черными сухими стеблями и зарослями крапивы, разбросанными по камням, поросшим редкой травой. Впереди вставала известняковая стена с безумной шапкой деревьев, ветви которых были изломаны ветром. DJ Кривда обещал, что расскажет нам все, но только у костра, потому что ему надо прийти в себя. Сикорка ответил на это, что вряд ли он оклемается, но DJ Кривда все же хотел попробовать.

Мы понесли рюкзаки по тропинке, круто поднимающейся в гору. На тихом ветру скользили летучие мыши. Вскоре под нашими ногами распахнулась черная поверхность залитого карьера. В ней отражались звезды и еще два костра, красноватые ленты, развернутые по воде. Приходилось идти осторожно, чтобы не упасть; я волновался за DJ Кривду, идущего последним с банкой в руке. Все время оборачивался, чтобы проверить, с нами ли он еще.

У очага мы нашли шпажки для жарки сосисок и немного дров. Разошлись по лесу. Деревья тут росли невысокие и крепкие, падали редко, и прошло немало времени, пока я насобирал сухих веток. Я слышал перекличку друзей и сопение Сикорки, который пытался вырвать из земли молодое дерево. Когда я вернулся, из кучки хвороста уже шел дым, а Блекота лежал на траве и раздувал костер.

Я уселся на бревне. На дне карьера поместился бы весь рыночек Рыкусмыку вместе с прилегающими улочками. Говорили, что в полусотне метров под нами, на дне, до сих пор ржавеют машины, что побросали рабочие в ужасе от давней катастрофы. От соседнего костра долетали голоса девушек. Я был рад, что там не сидит Вильчур со своими братками.

Вскоре Блекота добился успеха. Мы подбросили веток, огонь выстрелил высоко и весело. Исчезли другие костры, звезды и карьер, остались лишь мы, прикрытые куполом света.

13

– Ну, что вам рассказать-то? Что тут вообще рассказывать? Мне, что ли, хрен себе узлом завязать или сразу застрелиться, а чего? Могу советы давать, как себе проще всего жизнь изгадить. Возвращаюсь это я, дубина конченая, из Кракова поездом и вижу, как Ника садится в купе, Ника тоже возвращается. Ну, мы заговариваем, в Катовицах заходит мужик с пивом, я покупаю, пиво теплое, противное. С первой упаковки она мне рассказывает про своего парня, со второй я уже вижу, что может мне и обломится, слышу от нее, что, мол, как хорошо, что будем вместе в одном месте и все такое, под конец выходим и бежим на автобус. Я уже чуть пьян, садимся рядом, темно, ни одной знакомой рожи. И только поехали, как Ника мне голову на плечо, руку на бедро, колено на колено, и ничего мне и делать не пришлось, хоть я, может, и хотел. И отцепилась от меня только в Рыку. У меня родители, я ее уговариваю заскочить к Дызю, в бар, подумать, что дальше, мне так-то не хотелось верить, что дела покатились именно так, а она на это сразу, что и речи быть не может, потому что Вильчур, что там наливает, не умеет держать язык за зубами. Я ей сказал, что другого о нем мнения, а она давай ржать и говорит, что именно от него знает про ту историю с «трабантом». Ну что ж, думаю себе, Вильчур ее точно порол, нет другого