— Это как? На бандитов работают?
— Мелко плаваешь. Жулью в таких отелях нечего ловить. На ФБР или ЦРУ, брат, работают…
— Ну, да. Ну, да.
Хобо, подойдя к дверям, о которых ему только что рассказал Хриплый, осторожно приоткрыл их. Обе, и почти одновременно. Комнаты, увиденные дядей Сэмом, блистали от великолепия убранства. Их только с большой натяжкой можно было назвать туалетными комнатами. Гигантская ванна, с полотенцами на краю; зеркало в человеческий рост; умывальник (метра полтора длинной) с двумя позолоченными кранами; ярко белый подвесной потолок с аккуратными стеклышками галогенных ламп по всему периметру; пол из мрамора того же белого цвета. Все искрилось. У него даже на какое-то мгновение закружилась голова.
Он поднял крышку на унитазе, и собрался, было справить нужду, но…
— Не могу!
Из коридора донеслось:
— Что не можешь?
Сэм, чувствуя острую нужду, скрестив ноги, беспомощно обронил:
— Ссать не могу…
Через секунду в дверях появился Хриплый: с кейсом в одной руке и бутылкой «Русской Водки» в другой. Увидев Сэма, стоящего со скрюченными ногами перед унитазом его буквально разорвало от смеха.
— Че-е… хикс… Чего ты… хи-хикс… Ссать-то не можешь?..
Сэм смущенно ответил:
— Я просто не привык.
Хриплый зашел в туалетную комнату и, поставив бутылку на полированную столешницу умывальника, однако, не освобождая вторую руку от кейса с деньгами, подошел ко второму унитазу.
— Смотри, и делай, как я, брат!
Он расстегнул ширинку… Послышалось журчание, эхо которого уносилось высоко вверх, к потолку. И все благодаря колоссальным размерам президентских апартаментов.
На двуспальную кровать были ворохом высыпаны все наличные доллары, Сэм же и Хриплый сидя у изголовья, пили водку, закусывали ананасами и курили толстые Гаванские сигары.
— Хрип-п-лый, — взгляд у хобо был косым… косее некуда, — вот скажи… Что мы бб-удем делать, когда нас с тобо-оой пойм-м-ают-т?
— Гм-м, — Хриплый нахмурив брови, оторвал от ананаса довольно большой кусок, — не поймают.
— Э-э нет, как это не поймают? Лимон… А ведь у нас с тобой лимон?
— Ааг-а!
— Так вот, лимон баксов не может быть ничейным. У него есть хозяин. Или, — Сэм осушил высокий бокал, — того хуже — хозяева. И они, навер-р-ное-е нас уже давно и-и… Ик!..щут…
— Да и хрен с ними. С… Ик. Хозяевами. Если такие есть, они сволочи…
Дядя Сэм, положив бокал на покрывало, с недоверием покосился на пьяного вдрызг Хриплого.
— Почему они сволочи?
— Ик… Кто-то из велик-к-ких сказ-зал: за больш… ими деньгами всегда-а-а стоит пр-реступление. Слышал такое?
Хобо покачал головой.
— То-то и оно, — многозначительно заключил Хриплый, — и за нашими баксами тоже какой-нибудь хвост тянется. Убий-йство там или ограбление.
Сэм опустил голову на плечо Хриплому.
— А мы с тобой и не при делах, да?
— Ты кого-ниб-будь прик-к-ончил?
— Э-э… Нн-не помню.
— И я не помню…
Хобо поднял голову и посмотрел на бокал, под которым лежала визитка. Сэм, слегка протрезвев, увидел надписи, которые ни он, ни его спутник доселе не замечали. Эти надписи можно было прочесть благодаря выпуклому богемскому хрусталю, из которого был изготовлен бокал. Он в некотором роде превратился в увеличительное стекло.
— Да, — человек, утянутый в черные одежды, старался говорить в телефонную трубку как можно мягче, — деньги пропали, но… Нет, что вы! Как можно! Мои оглоеды уже идут по их следу. Да… Безусловно, это так, но… Почему? Совершенно верно, они слили…
Он достал из кармана блокнот.
— Двести тысяч долларов в некий фонд инвалидов. Триста тысяч упали на счет фонда ветеранов вьетнамской войны. Нет, не триста пятьдесят тысяч. Именно триста — ни цента больше. Еще триста тысяч эти негодяи слили организации, помогающей больным СПИДом. Почему?.. Я слежу за своими словами. Уверен. Да, на все сто…
— Сэм, — простонал Хриплый из противоположного угла, — как ты?
Хобо ответил не сразу:
— Выпить хочется. А так… — он потрогал ногу (она, как не странно, перестала болеть), — ничего.
В полутьме послышался шорох и через полминуты Хриплый уже сидел рядом, у стены.
— Как нога?
— Представляешь, совсем не болит.
— А-а… большие деньги могут творить чудеса. Говорил тебе: не жмотись, раз док просит за работу пятьсот баксов, стало быть, их нужно отдать.
— Видимо, я перестал что-то понимать в этой жизни. Или… ничего не понимал и в прошлой.
— Брось! — Хриплый обнял Сэма. — Помнишь девчонок?
Хобо покачал головой, так как у него сохранились лишь обрывки воспоминаний о том, как они проводили время в отеле.
— Почти ничего не помню.
— Жаль, девчонки были самый сок. Ты, между прочим, принимал ванну сразу с двумя…
— Этого не может быть.
— Да говорю же тебе.
За дверью раздались тяжелые шаги, и потом все стихло.
— Сейчас за нами придут, — Хриплый улыбнулся, — но, знаешь, мне совсем не страшно.
Он встал и начал разминать ноги.
— Не пройдет и получаса, как все будет кончено. Главное, не бойся, когда какой-нибудь урод приставит к твоей башке пушку. Представь, что все это происходит не с тобой… С кем-то другим. Увидишь, сразу же полегчает. Смотри на происходящее, как на экран телевизора и о плохом даже мысли не допускай. Понял?
Сэм, не проронив и слова, покачал головой, словно он и не человек вовсе, а китайский болванчик.
— И вот еще что! Пусть режут нас, убивают, но баксы ушли на дело. Все остальное… Ничего, спишется на том свете.
— Я тоже так думаю, Хриплый.
Сэма и Хриплого дотащили волоком до большого, с высоким потолком зала. Здесь ничего не было, кроме кресла и полки за ним, с единственной, довольно старой книгой. Справа от кресла дрифтеры заметили человека, утянутого с ног до головы в черные одежды. Человек стоял, перебирая пальцами тонкие полосочки кожи, которыми заканчивалась плеть с увесистой рукоятью.
— Можете быть свободны, — крикнул незнакомец, и его слова прокатились по залу тревожным эхо, — оставьте их и убирайтесь прочь!
Люди удалились бесшумно, подобно загадочным теням, всяко возникающим в предрассветные часы.
— Что ж, — начал незнакомец, шагая к центру зала, — есть у меня к ва… К тебе, Сэм, есть несколько вопросов. Не возражаешь?
Хобо овладела легкая оторопь. Казалось странным слышать, что совершенно незнакомый ему человек знает его имя. Вернее, кличку среди бруклинских дрифтеров, прилипшее с тех самых пор, как Сэмьюэль Карро стал хобо. Дядя Сэм от волнения припомнил свои настоящие имя, фамилию и отчество, чего с ним не случалось на протяжении последних полутора лет. Он отрешенно кивнул, склонив голову необычайно низко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});