— Никакой благодарности не надо. Прошу лишь сохранить наш разговор и мой секрет в тайне. Подобное знание может быть опасно. Могу я на вас положиться?
Наверное, никто не разговаривал с Николаем в таком тоне. Для местных цесаревич чуть ли не помазанник Божий, которому надо служить, почтительно приоткрыв рот. Я выказывал ему несомненное уважение, но без всякого страха, преклонения или подобострастия. Я не льстил и ничего не искал для себя.
— Да, Михаил, я даю свое слово — разговор наш останется тет-а-тет. Но я бы больше хотел узнать о будущем! То, что вы рассказали… невероятно. Я не могу поверить в подобное… Телефон, радио? Возможность общаться с человеком из Австралии и видеть его лицо? Самалет… так он называется?
— Самолет, — поправил я. — Я все вам расскажу. Но после того, как вашему здоровью ничего не будет угрожать. Впереди у нас вся жизнь — если вы послушаете моего совета.
Мы расстались. На прощание он подал мне руку. Подобное о многом говорило.
Друзья пытались вызнать, зачем я понадобился Рихтеру. Я ограничился ответом, что он просто хотел узнать, как корнетам служится в Старой Школе, и нет ли у них каких замечаний.
Мне поверили. Тем более, цесаревич сдержал слово и о нашей беседе никто не узнал.
Неделя потянулась за неделей. Я собирал слухи и читал газеты. Наконец, в «Петербургских ведомостях» нашел то, что искал. В статье, посвященной столичной хронике говорилось, что император по личным обстоятельствам отменил визит цесаревича в Европу, а сам Николай уехал в Крым.
Отложив газету, я не смог скрыть довольной улыбки. Все же мне поверили! Более того, цесаревич начал лечение. Может, в Крыму, а может и в другом подходящем климате. Главное, мои слова не пропали впустую. И теперь история получила шанс измениться. И разве не для того я сюда попал?
Выживет ли он? Вопрос, конечно, сложный. Но к его услугам лучшие в мире доктора и профессора, новейшие лекарства и любой из курортов на выбор. Вопрос о деньгах и вовсе не стоит. И если при таких условиях он все же уйдет в мир иной, значит, я не смог повлиять на историю. Мне придется искать новый шанс. И помолиться о душе Николая, к которому судьба оказалась столь жестокой.
— Странно, что вы выбрали для будущей службы 5-й гусарский Александрийский полк. Бесспорно, Бессмертные гусары весьма известны. Служба в их рядах почетна, но не желаете ли вы еще раз обдумать собственное будущее? — поинтересовался командир Старой Школы Яков Федорович Сиверс. — Вы один из лучших корнетов в выпуске. Перед вами открыты многие двери. Вы вполне могли бы претендовать на место в кавалергардском полку столицы.
— Но я всегда мечтал служить именно в Черных гусарах, — возразил я. — Я много о них слышал, мне нравится их история, форма, нравится романтика боевого полка.
— Понимаю, понимаю, — он сидел, положив руки на стол и оглядывая меня, как естествоиспытатель оглядывает необычный экспонат. Я не был белой вороной, многие хотели попасть в самые известные полки, но жизнь и финансовые возможности все переиначивали. Юношам приходилось выбирать более скромное, соответствующее доходам или успехам в учебе, место будущей службы. Часть корнетов отправлялась в провинцию, в не такие прославленные полки. Возможно, там ранее служили их отцы, деды или прадеды, может, имелись и иные причины.
Для кого-то Сумские гусары или Рижский драгунский полк считались недостижимой мечтой, но для тех, кто окончил Старую Школу и мог остаться в столице, подобное выглядело понижением.
И все же местом в столице старались не пренебрегать. Сиверс знал, как тяжело его заслужить. Правда, такая службы требовала внушительных средств. Столичная жизнь штука дорогая, и мало кому по карману. Лишь молодые люди из самых обеспеченных семей могли позволить себе подобное.
Сиверс беседовал со всеми нами и следил, куда мы отправимся.
— Что ж, вы получите блестящую рекомендацию, согласно вашим заслугам. Я ее подпишу, — наконец решил он.
Я четко развернулся на каблуках и вышел из кабинета.
Год закончился спокойно. В июле мы снова отправились на полевые сборы, продолжающиеся две недели. Чистый воздух, прекрасные скакуны, верные друзья, ночевки в палатках, походный лагерь, костры — что может быть лучше? Мне все нравилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
На выпуске напутственное слово взял император.
— Господа корнеты, вы — гордость и надежда Российской кавалерии. Служите же честно и благородно, во славу нашей державы, — Александр Освободитель говорил долго, но смысл его слов был и так всем понятен.
Находясь в общем строю, я старательно старался не смотреть на цесаревича. Он, бледный и осунувшийся, но живой, стоял по правое плечо императора. Николай выжил, хотя к этому моменту ему полагалось числиться среди покойников. Рядом с ним находился его младший брат Александр, такой же высокий и внушительный. В известной мне истории тот стал следующим императором и прославился как Александр III Миротворец, за то, что во время его правления Россия ни с кем не воевала.
Императора окружала почетная свита. В стороне находились наши родители и все те, кто смог и захотел приехать на выпуск. Дамы держали зонтики и веера, мужчины нарядились в мундиры и костюмы.
— Поздравляю вас офицерами! — внушительно закончил Император, и мы вместе с казаками грянули оглушительное троекратное «ура-ура-ура!».
С ближайших крыш вспорхнули испуганные птицы. Сразу же заиграл марш, а в небеса взлетели сотни фуражек.
Праздничный банкет проходил в общем зале. Его украсили гирляндами и цветами. Играл оркестр.
— Но почему Александрийские гусары? — удивилась расстроенная матушка. — Почему такой невзрачный полк?
— Потому что так будет правильно, — я взял ее под руку и наклонился к уху. — Поверь, я знаю, что делаю.
— Не уверена, — мои слова ее не убедили, но и спорить она не стала.
— Расскажи про Старую Школу, Миша, — попросил младший брат. О Школе я рассказывал ему и на прошлых летних каникулах, и в многочисленных письмах, которые от меня требовали чуть ли не ежедневно. Судя по всему, Митьку всерьез захватила военная стезя и мой пример.
— Два офицера в семье? Почему бы и нет? — одобрил отец, который стоял рядом и все слышал.
— Нет, я не хочу идти служить. Мне просто интересно, — Митька меня удивил, я-то думал, что брат пойдет по моим стопам. Впрочем, это его дело.
— Давайте поклянемся, что навсегда останемся друзьями, — предложил Звегинцев. Мы порядочно выпили и уже не так твердо стояли на ногах, как нам бы того хотелось. Хотя, вся страна знала, как кавалеристы умеют пить и не пьянеть. Каждый из нас всеми возможными силами поддерживал сей образ бравого офицера.
— Да, поклянемся, куда мы судьба нас не закинула! — поддержал Скалон.
— И всегда будем помогать друг другу, — я вытянул раскрытую ладонь. Николай первым положил на нее руку, а сверху ее припечатал Георгий. — Пусть же наша дружба останется неизменной.
Звегинцев умудрился попасть в кавалергардский полк, элиту всей армии. Скалон выбрал место службы не менее престижное — лейб-гвардии Его Величества Уланский полк. Оба полка считались невероятно прославленными. И я мог бы быть вместе с ними, что соответствовало моим оценкам и амбициям. Друзья искренне недоумевали, зачем меня потянуло в Александрийский полк, который стоял в провинции. Но они с уважением отнеслись к моему выбору и не стали считать чудаком.
Дав друг другу подобное обещания, мы вернулись в общий зал. Молоденькие девушки, которых мамаши вытащили в свет, грациозно скользили по начищенному паркету. Бал был в самом разгаре.
Через день мы уезжали в Москву, и я все гадал, захочет ли цесаревич еще раз встретиться. И как он все организует.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Организовал он все по уму. И не скажешь, что парню не так уж много лет.
— Вам, господин корнет, — уже ближе к полуночи ко мне подошел лакей и вручил запечатанный конверт.
— От кого? — спросил я.
— Не знаю, — он пожал плечами. — Меня вызвали на кухню. Шеф-повар приказал доставить конверт вам.