Читать интересную книгу Вампиры. Сборник - Владислав Реймонт

— Я, однако, утверждаю, что в этом есть что-то особенное, — упрямо повторял тот.

— Вероятно, какая-нибудь тайна бытия, трансцендентальная загадка! — ответил Зенон насмешливо и недружелюбно.

— Все есть тайна и все есть загадка, — строго произнес собеседник.

— Что, мисс Дэзи уже позавтракала? — спросил Джо.

— Нет, вовсе не приходила, ест у себя, — шептала мистрис Трэси, прижимая к широкой груди все еще полумертвых от ужаса кошек.

— Может быть, больна? — спросил Джо, заметив оживление в глазах Зенона.

— Здорова, но занята письмами; получила сегодня из Калькутты целую кипу.

— Много посетителей было у мистера Гуру?

— Целая процессия. Но он никого не принял, велел только служителю объявить всем, что приехал в Европу смотреть и спрашивать, поэтому пусть ждут, когда их спросят, — говорила хозяйка, понизив голос.

— Да, пусть ждут, когда я спрошу их, — неожиданно подтвердил Гуру.

— Ответ гордый и самоуверенный, — промолвил враждебно Зенон.

— Кто знает, тот не бросает слов попусту и кому попало.

— Никто не может сказать, что он знает, никто! — воскликнул Зенон, задетый снисходительной улыбкой мудреца, и поднялся с места, а за ним встало и все общество, молча переходя в соседний читальный зал.

— Простите, я раздумывал о пантере и прихожу к выводу, что…

— Ах, мистер, я всегда восхищаюсь глубиной ваших выводов и охотно их слушаю, но этот ваш вывод совсем мне не интересен, совсем!

Он ответил, еле сдерживая раздражение, желтый господин посмотрел на него удивленно и поспешил отойти в противоположный угол комнаты, а Зенон был так возбужден, что даже желал какой-нибудь ссоры. Он прямо вызывающе смотрел на Магатму, когда тот, отведя пантеру в клетку, вошел в комнату после всех и занял место за круглым столом посредине комнаты, где прислуга уже готовила чай.

Магатма, ни на кого не глядя, пил чай; часть общества устроилась около него, остальные рассыпались по большой комнате, изящно обставленной письменными столиками, экранами, глубокими креслами, качалками в уютных уголках за ширмочками и массой изящных безделушек. Было светло и тихо; толстый ковер заглушал шаги, окна, закрытые тяжелыми занавесками, не пропускали городского шума, только иногда дребезжание канделябров, стоявших на камине, напоминало, что где-то недалеко находится улица и проезжают экипажи. Зеленоватые стены с нарисованными по ним акварелью букетами цветов навевали на душу спокойствие.

Зенон и Джо сели перед камином. Зенон положил ноги на решетку и смотрел на огонь, не переставая, однако, внимательно прислушиваться.

— Лучше было бы пить чай у тебя.

— Подождем еще немного, может, она придет, — ответил Джо. Повернув голову, он увидел, что служитель что-то тихо сказал Магатме и тот в ответ кивнул головой.

Мистрис Трэси расхаживала по комнате, наливая иногда чай в протянутые чашки; три белые кошки неотступно следовали за ней.

Разговор во всех группах поддерживался лениво и ежеминутно обрывался. Никому не хотелось говорить, всеми овладела сонливость или утомление.

Какая-то высокая худая дама села за фисгармонию, но, проиграв несколько тактов, отошла, скучая.

Зенон наклонился к Джо и шепнул, смеясь:

— Что же это, даже Магатма сегодня не поучает и не проклинает нас и нашу культуру.

— Господи, — печально прошептал Джо, — я бы отдал всю жизнь, отдал бы душу на самые страшные муки, чтобы только этот человек ошибался, чтобы его слова не были правдой. Но они — правда, горькая, как жизнь, ядовитая правда!

— Так-то ты защищаешь свое наследие, европеец!

— Я бы разорвал их на части, как пантера, если бы только мог из их внутренностей вырвать омертвевший дух и вдохнуть в него новую, святую, истинно человеческую жизнь!

— И это говорит тот, кто еще недавно сам нес смерть и ненависть.

— Сколько раз я убивал, столько раз моя душа умирала в проклятии. Да будут стократ прокляты войны!

— Знаю я этот мотив, знаю! Через века и народы плывет он, как печальная птица, блуждает по безднам человеческого ожесточения, никем не замечаемый и ненужный смертным, — ненужный!

В голосе его вдруг прорвалась накипевшая горечь.

— Нет, нет, его слышал Зороастр, заметили пророки, но впервые в индусской душе он свил себе бессмертное гнездо и там в джунглях живет до сих пор и милосердно царит.

— Так иди и проповедуй покаянье за прошедшее и воскресение нового будущего, — сказал Зенон наполовину насмешливо, наполовину грустно.

— Я знаю, кто-нибудь должен восстать и нести миру спасительное слово, должен, пока мир окончательно не утонул в преступлениях.

— Я вижу, ты заразился от Магатмы священной горячкой!

— Не шути, его мудрость была мне зеркалом, в котором я впервые увидал себя во всей своей настоящей наготе — себя и всех нас; нас — властителей мира, нас — избранных и единственных, нас — могущественных, глупых и ошалевших от гордости животных, мерзкое стадо гноящихся душ, орду преступников, погруженную в болото позора, нас — невольников зла, почитателей насилия, поклонников золота!

Он шептал отчетливо, скоро; горящие, страшные слова падали как молнии, убивали, раздирали душу до самого дна.

Зенон подался немного назад, пораженный его взглядом, в котором было столько слез, застывших от боли, столько молний и такая сила страданий. Зенон понял, что вся тяжесть человеческой жизни обрушилась на эту нежную душу и всеми язвами страданий молит о милосердии, всеми стонами просит жалости. Понял, что слабая грудь этого человека вместила весь мир, кипящий, сотрясаемый бурей предвечной любви, неутолимой жаждой добра.

Однако он оглянулся и встал.

В комнату входила мисс Дэзи. Кивнув головой всем сидевшим с Магатмой, она обвела глазами комнату.

Зенон почти упал обратно на стул и уже не отрывал от нее глаз; слова. Джо были для него далекими и непонятными звуками; он сразу как бы ослеп от блеска молнии, его пораженные глаза не видели уже ничего, кроме сияния ее бледного прекрасного лица, овеянного вихрем светящихся, как медь, волос, ничего, кроме ее глаз, глубоких и живых, как два больших шара синего яхонта, зажатых дугами бровей, прорезавших черным острием ее высокий белый лоб.

— Зен! — шепнул ему на ухо Джо, отрезвленный его неожиданной неподвижностью.

Но он не ответил, автоматически подошел к столу, придвинул себе стул, налил чаюй снова утонул взглядом в Дэзи.

Та скользнула по его лицу холодным, острым блеском синих глаз и продолжала разговаривать со стоящей рядом с ней мистрис Трэси.

Зенон слушал внимательно, но не мог сосредоточиться и понять разговора. Он был как бы в состоянии самогипноза, не сознавал, что с ним происходит, затерялся во мгле неожиданного полного забвения, двигался в какой-то глухой и темной пустоте, прикованный только к ее глазам: все остальное исчезло из него, как вода из разбитого сосуда, осталась только необходимость вращаться в орбите Дэзи, за ее воплощенным видением.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});