— Я — такая, какая я есть, и оправдываться по этому поводу не стану! А вам буду весьма признательна, если вы проводите меня в назначенную мне комнату.
— Ох, черт, да берите любую, лишь бы не мою! — нетерпеливо отмахнулся Дерек.
Он сказал это так, словно перспектива разделять с ней постель вторую ночь подряд способна привести в ужас любого нормального мужчину! Словно он сам охотнее уснул бы бок о бок с покойником! Ну что ж! Ничего нового Вивиан не узнала. Уже в шестнадцатилетнем возрасте она поняла: роковой женщины из нее, увы, не выйдет.
«Ах ты, бедняжка, стройные ножки — твое единственное достоинство», — удрученно сетовала тетя Энн и дарила все свое внимание и любовь очаровашке Элисон.
Неужели давняя обида пробила брешь в броне безразличия, которая издавна защищала Вивиан от враждебного мира? Неужели чувство неприкаянности, ненужности так отчетливо читалось на ее лице? Наверное, это и побудило Дерека Кейджа впервые со времени их встречи заговорить более мягко и сочувственно:
— Послушайте, я понимаю, что веду себя как медведь, но, честное слово, не нарочно! Просто мысли мои заняты другим, вот и все! Комната над кухней — самая теплая, так почему бы вам не заночевать там? А потом спускайтесь — и мы поужинаем вместе! Ну же, решайтесь! — настаивал он, видя колебания гостьи. — Не знаю, что уж вы там готовите, но аромат потрясающий! И даю вам клятвенное обещание: вас я по ошибке не скушаю.
Отказываться после этих слов было бы невежливо. Невежливо и глупо. И Вивиан кивнула в знак согласия. А потом поднялась по лестнице в указанную комнату. Она всегда гордилась собственным здравомыслием и именно благодаря ему достигла столь многого и в столь краткие сроки — правда, только в отношении карьеры.
Но почему же сейчас, в угоду подростковому тщеславию, Вивиан подбежала к зеркалу, висевшему над туалетным столиком красного дерева, и вытащила заколку, так, что густые пышные волосы волной рассыпались по плечам? Можно подумать, такой нехитрый прием поможет ей стать красивой и желанной!
«Из свиного уха шелкового кошелька не выкроишь!» — уверяла тетя Энн и была права. Мужчины обычно не обращают никакого внимания на тощих тридцатилетних женщин с вьющимися каштановыми волосами и непримечательными серыми глазами; они их просто не замечают!
Вивиан отыскала расческу и принялась методично приглаживать волосы, пока каждая прядь не улеглась на отведенное место. Одной рукой молодая женщина поудобнее перехватила привычный пучок у затылка, а другой защелкнула черепаховую заколку. Аккуратно заправив блузку в темно-синюю плиссированную юбку, она застегнула верхнюю пуговицу, и накрахмаленный воротничок лег параллельно кружевной вставке, перечеркнувшей не очень пышную грудь.
Красивее от этого Вивиан не стала, зато возникший в зеркале знакомый образ придал ей уверенности. Вечер в обществе Дерека Кейджа перестал казаться тяжким испытанием.
Ну ни дать ни взять монахиня, подумал Дерек, глядя вслед уходящей гостье. Собственно говоря, шаги Вивиан давным-давно затихли в конце коридора, а он по-прежнему не отрывал взгляда от дверного проема, за которым исчезла молодая женщина. Весь ее облик был полон строгого достоинства и грации — как и подобает матери-аббатисе. И одевается под стать: спокойные нейтральные тона, прямые линии. Вот только ангельской кротости недостает для полноты картины. Эта Вивиан Шелби — язвительная штучка, так и норовит задрать нос, на мужчин поглядывает с явным неодобрением — неспроста это!
Не то чтобы он, Дерек, ставил это гостье в вину. Напротив, склонен был одобрить. На своем веку Кейдж повидал немало трагедий, жертвами которых становились женщины, по глупости закрывшие глаза на инстинкт самосохранения в отношении мужчин.
Он подхватил пустую корзину и, свистнув Сейлу, пересек холл и вышел в темноту. Ледяной ветер швырял в лицо жалящее снежное крошево, обжигал щеки, но Дерек не возражал. Что угодно, лишь бы отвлечься от воспоминаний его служебного прошлого: многие образы, надо полагать, станут преследовать его до самой смерти.
Боже, но ведь Рождество на носу — счастливая пора, когда родственники собираются за одним столом. Проблема в том, что он сам повидал слишком много семей, пострадавших от чужой жестокости. Да, он выносил приговоры виновным, но разве этим восполнишь горестную утрату? Не помогут ни индейка с каштанами, ни плам-пудинг с ромом, ни детишки, вывешивающие чулки. Уж только не детишки с чулками!
В течение недолгих лет семейной жизни с Эрикой он всей душой надеялся, что жена подарит ему ребенка. Уж о своих-то близких он в состоянии был позаботиться! Хотелось, чтобы старики-родители порадовались внукам. Но дети так и не родились. Эрика ушла, а родители умерли — один за другим, в течение полугода.
И он остался один. Ему тридцать семь лет, денег у него хватает, карьера складывается лучше некуда (того и гляди займет судейское кресло еще до того, как ему стукнет пятьдесят!), но вот снова предстоит ему встречать Рождество в одиночестве! Если не считать, конечно, Харди и женщины, к которой, судя по всему, следует обращаться «сестра моя во Христе»!
Дерек покидал в корзину побольше поленьев, чтобы хватило до утра, и зашагал обратно к дому. Следы уже занесло снегом. Грядет классическое снежное Рождество, из тех, что рисуют на викторианских открытках: румяные матери, пряча руки в муфточках, шествуют в церковь во главе семейства, а большеглазые детишки прижимаются носами к застекленным окнам в бахроме сосулек.
Семья, дети… Несмотря на все усилия выбросить грустные мысли из головы, воспоминания снова вернулись на круги своя, леденя сердце хуже снега.
Дерек досадливо тряхнул головой. Надо было остаться в Сиэтле. Там сейчас наверняка идет дождь, а полоумные декоративные вишни вдоль бульваров и набережных открывают цветок за цветком в преддверии весны, до которой еще три месяца. Там — друзья, они сходятся в элитных клубах, заказывают икру и шампанское. Роскошные женщины поправляют ожерелья и с любопытством поглядывают в его сторону…
А его угораздило застрять в снегах с добропорядочной мисс Шелби, которая, надо полагать, до сих пор уверена, что детей приносит аист!
Дерек пинком распахнул дверь и с грохотом вывалил дрова на пол. Он слышал, как гостья возится у плиты, открывает духовку, бренчит ножами… Но стоило ему переступить порог кухни — и Вивиан застыла на месте, словно вдруг оказалась лицом к лицу с чужаком, задумавшим недоброе. Она стояла у дальнего конца стола; изящные, ухоженные руки монахини нервно теребили ножи и вилки, огромные серые глаза испуганно расширились, и зрелище это не на шутку взбесило Дерека.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});