этот раз я не побоюсь укусов «светских гадюк», пусть брызжут ядом сколько пожелают. С макияжем и причёской я успешно справилась самостоятельно, не провозившись долго.
Мой муж — Георгий Подольский — руководил большой строительной компанией, в том числе выполняя государственные заказы. Поэтому на различных приёмах за несколько лет мы побывали — не пересчитать сколько раз. По началу я шарахалась от вспышек фотокамер, бросалась наутёк от журналистов с микрофоном в руке, если те оказывались в шаговой доступности от моей персоны. Но постепенно, в первую очередь благодаря поддержке мужа, я освоилась в великосветском террариуме. Лица посещающие подобные мероприятия не менялись из года в год. Мужчины одни и те же, супружницы одни и те же, а вот с любовницами заминка, конечно. Запоминать их не имело никакого смысла. Они менялись и мелькали со скоростью звука, не иначе, так что даже гениальной памяти не хватит запомнить хотя бы треть из них. Я в данном обществе подруг не заводила из принципа, общаясь лишь из вежливости и по необходимости. В основном, как многим из присутствующих дам, мне приходилось выполнять функцию украшения собственного супруга. Но надо отдать должное Георгий никогда не позволял себе или кому-то высказываться в мой адрес неуважительно. В памяти невольно всплыло недавнее, брошенное им походя, как бы между прочим и от того сильнее впивающееся отравленными шипами в душу: «Выглядишь отвратительно». Горечь застряла в горле; я сглотнула вязкую желчь, но с лица долго не сходила перекошенная гримаса. «Возьми себя в руки, Мира. Удерживать на лице приклеенную улыбку несколько часов для тебя не впервой и, по большому счёту, пустяки». Лишь бы за грудиной перестало тянуть и ныть… Но ради этого предстояло запастись недюжинным терпением. Жестокие события так просто не забывались.
У любого горя, как и всего на земле, имеется свой срок годности, но, к сожалению, уходя, горе всегда оставляет после себя шрамы, а те, даже покрываясь со временем бесчувственной рубцовой тканью, меняют нас навсегда.
Живот требовательно заурчал, напоминая об отсутствии ужина. Глянув на часы, отметила время — начало седьмого. Я в нижнем белье, но накрашенная и причёсанная. Платье выбрано, так что вполне успевала перекусить хотя бы бутербродом. Накинув на плечи махровый халат и обув тапочки, спустилась вниз.
— Мирушка, ты проголодалась?
— Немного, тёть Маш, — обняла добрую женщину со спины, пока она нарезала салат, — но мне достаточно бутерброда. Гера скоро подъедет, поэтому нет времени на застолье.
Она оглядела меня сверху донизу и хитро улыбнулась: — Куда-то собрались? Ты, я погляжу, прихорошилась.
Я невольно скривилась: — Очередной приём у мэра и почему-то в четверг. Что за блажь?
— Ну, так вы приедете, поздороваетесь с хозяином вечера, покрутитесь среди гостей и уйдёте. Разве ж это тяжёлая работа? Зато у Герушки появятся новые заказы, — тётя терпеливо разъясняла прописные истины.
— Ты, как всегда, права.
— Садись за стол, я быстренько соберу тебе поесть. Как раз жаркое успело подойти.
— Не надо, ты что! Не хочу опоздать, — на ходу выпалила подходящую отговорку. Не откровенничать же перед родной тётушкой, что я опасалась взбучки от собственного мужа, её племянника на минуточку. Однако несмотря на мои протесты, через минуту передо мной стояла полная тарелка, а непроизвольно выделяемая слюна моментально заполнила рот.
— Выглядит и пахнет божественно, — потянула носом аромат, склонив голову над тарелкой, — я говорила, что люблю тебя?
— Вы мне все это говорите, когда получаете вкусненькое.
— Зря ты не согласилась открыть ресторан. Это сущий грех — прятать подобный талант.
Мария Мстиславовна рассмеялась: — Ешь, фантазёрка. Зачем мне ресторан, когда у меня здесь от клиентов отбоя нет. Одни оглоеды твоего мужа чего стоят.
Хохотнула, в ответ: — Истинная правда. Я удивляюсь сколько ты готовишь за день, чтобы прокормить нашу ораву, — конечно называть двух охранников оравой преувеличение, но исправляться я не спешила, поскольку мой забитый до отказа рот быстро жевал райскую еду, а я жмурилась от гастрономического удовольствия.
— Ты до сих пор не готова? — грозный окрик раздался прямо у меня за спиной. От неожиданности я поперхнулась и зашлась натужным кашлем. Открыла рот и сплюнула не дожёванную массу обратно в тарелку, ибо от кашля брызнули слезы, а портить макияж нельзя категорически. Поэтому я хрипела как дикий зверь раненый неумелым и криворуким охотником и быстро смаргивала ресницами набегавшую влагу. Наконец, кто-то похлопал меня по спине, и я смогла прокашляться гораздо быстрее.
— Выпей воды, полегчает, — на помощь пришла вездесущая тётя Маша.
— Спасибо, — саднящее горло выдавило хрип.
— Так почему ты до сих пор не готова, Мира?
— Дай девочке отдышаться и поесть. Она совсем прозрачной стала, ещё в обморок хлопнется на вашем приёме.
— Не хлопнется, я не дам.
Если раньше подобная фраза растрогала бы меня, то сейчас почему-то кожа покрылась холодной испариной. Допив воду, я встала из-за стола.
— Извини, тёть Маш, я пойду. Доем, когда вернёмся, — салфетку, покатившуюся с колен, подхватила в последнюю минуту для чего пришлось наклониться, а когда выпрямилась в полный рост, голова закружилась от резкого движения. Должно быть я покачнулась, но твёрдый хват на руке чуть выше локтя удержал на месте.
— Теперь ты видишь, что Мире надо поесть.
— Ничего твоей Мире не сделается, мы уже опаздываем. Зато чем раньше уедем, тем быстрее вернёмся домой.
— Эгоист, — недовольно пробурчала женщина вслед.
Гера не отпускал мою руку пока не дотащил до гардеробной. Скорей всего проступят синяки, я цеплялась пальцами второй за его кисть, но попытка ослабить захват оказалась безрезультатной. Меня грубо впихнули в комнату.
— Где платье?
— В спальне, я почти готова, мне нужно десять минут, не больше.
— Так чего встала, бегом переодеваться, — грозно рявкнул муж, и я трусливо шмыгнула в соседнюю спальню.
Переодеваться пришлось быстро, не отвлекаясь ни на что и заведомо отключая в голове все нехорошие мысли. Ответов в любом случае не было, а пустыми домыслами и предположениями многого не добьёшься. Управилась я даже быстрее чем ожидала и вышла из комнаты, не забыв прихватить клатч с минимальным набором косметики. Но Гера всё равно собрался раньше меня и сейчас подпирал спиной стену в коридоре. Он сменил рубашку и костюм. Чёрный цвет, в отличие от меня, его совершенно не портил. Синие глаза казались темнее чем обычно, будто в них застыла гроза… Или угроза… Мой любимый супруг соблазнительно горяч и обжигающе волнителен, но сейчас я нуждалась в тепле совсем иного толка. Не отдавая отчёта собственным поступкам, привычно потянулась к нему, вжимаясь всем телом:
— Я соскучилась.