А уж Лобов с Комовым веселились от души, с треском припечатывая вражин своим «пиломатериалом», охаживая всех желающих по мясистым частям тела.
У Сухова был свой маневр – мигом набросив цепь Виллему на шею, он схлестнул ее, удавливая главного.
Правда, желания довести мокрое дело до конца у Олега не было, да и зачем?
Глубокомысленно следя за тем, как синеет его оппонент, Сухов раздумывал, что с ним дальше делать. Тут ему помогла стража.
Перекрывая гвалт, заорали мушкетеры.
Ворвавшись в барак, они принялись пинать гребцов и расталкивать, щедро делясь зуботычинами и тумаками.
Олег со товарищи дружно отступили и уселись на лавку с самым невинным видом, наблюдая, как менее расторопных приводят в чувство. Гребцы быстро угомонились, видно, был у них опыт общения со стражниками.
Когда потасовка стихла и были слышны одни лишь стоны да приглушенные проклятия, явился аргузин – значимое лицо на галере, хотя должность он занимал куда ниже капитана, старшего офицера, комита и сукомита.
Аргузин надзирал за гребцами, иначе говоря, был старшим надсмотрщиком.
Весь в черном, мрачно зыркая по сторонам, он сжимал в руке символ своей власти – кнут, сплетенный из полосок воловьей кожи. Короткое кнутовище блестело, как лакированное. Надо полагать, от долгого употребления.
Небольшого росточку, аргузин был коренаст, силен, а шею имел настолько короткую, что чудилось, голова его была насажена на плечи.
Оглядевшись вокруг, он щелкнул кнутом – хлесткий звук, как от выстрела, разошелся испуганным эхом.
– Не баловать! – низким утробным голосом сказал аргузин, обводя гребцов упорным, тяжелым взглядом из-под мохнатых бровей.
Приметив Сухова, он сосчитал бранкаду и удовлетворенно кивнул – полный комплект.
– Новенький? – вопросил аргузин. – А ну сними рубаху.
Олег спокойно подчинился, заголяясь. Надсмотрщик придирчиво оценил мышечную массу и кивнул.
– Будешь загребным, – решил он. – Занимаете первую банку с кормы по правому борту. Грести-то умеешь?
– Лучше всех.
– Ну-ну…
Аргузин развернулся и двинулся к выходу, рыкнув на прощание: «Не баловать!»
Остаток дня и ночь прошли спокойно.
Шиурме постелили даже – разрешили натрусить соломы на дощатое лежбище.
Сухова больше не задевали, но было ясно, что до мира и благоволения во человецех еще как до луны.
Подали и ужин – бобовый суп и сухари.
Тут, можно сказать, Олегу повезло, ибо кормили шиурму через день. Надо полагать, чтоб не растолстели.
Вообще, гребцов старались беречь, как-никак – двигатель галеры. А мотор, он и есть мотор: не заправишь – не поедешь.
Стало вечереть, потянуло зябкой сыростью, и в бараке запалили костры в очагах из камней. Дым, как в старину, уходил через дымогоны в крыше.
Сухов сразу припомнил длинные дома Альдейгьюборга – родовые «общежития», типовые постройки северной расы.
– Жека, – сказал он лениво, – а вы где обретались хоть? В Киеве или в Новгороде?
– В Скирингсалле! У норегов. Когда Инегельд Боевой Клык помер, в князья вышел сын его, Тудор. В Ладоге стало бедно жить, все в Новогород подались, а там свои порядки да хозяева.
И Тудор решил за море двинуть, к норегам, тамошнему конунгу послужить, Хакону Доброму, младшему сыну Харальда Прекрасноволосого, и брату Эйрика Кровавая Секира. Сперва-то Хакон сговорился с ярлом Сигурдом из Хладира, и они с ним прогнали Эйрика за море. Сыновья Кровавой Секиры сразу стали данов подзуживать и конунга ихнего, Харальда Синезубого, чтобы Хакона скинуть, вот Доброму и занадобились воины. А тут мы!
Эйрика зарубили в Нортумбрии, это в Англии, а вдова его, Гуннхильд, в Данию бежала – Харальд-конунг ей братом приходился. Санта-Барбара, короче! Мы с викингами Хакона отбили данов, по всей Ютландии и Сёлунду прошлись… Так и служили конунгу, пока не прибили его. Вроде как в 961-м, в битве у Фитьяра. Народищу тогда полегло… Кино и немцы!
– Мы даже в Константинополе отметились! – воскликнул Паха. – Ага! Княгиню Ольгу сопровождали, с нею тогда малолетний Святослав был, ромеи его Сфендославом звали. Спокойно так всё прошло, только на Днепре кочевников погоняли малость.
– Да-а… – вздохнул Пончик. – Были схватки боевые… Угу…
– Еще какие! Набили мы тогда мошну, что и говорить. Ну и двинулись до дому, в Гардарики наши. А потом, когда по Днепру шли, нас – фьюить! – и в двадцать первый.
– Неужели вам совсем не хотелось в родимое будущее? – полюбопытствовал Быков.
– Да как тебе сказать… И да и нет. Интернет да телик – это, конечно, хорошо, можно всякие эти… блокбастеры глядеть. Да только в прошлом весь этот экшн не нарисованный, а самый что ни на есть настоящий. Да там всё настоящее! Даже здесь, и то…
– И не говори…
Пончик вздохнул. Он уже успел соскучиться по своим, по Гелле ненаглядной да по Глебке – когда «малявочке», когда «засранцу»…
И всё же, как бы он ни ругал прошлое, все эти Средние века, ностальгия тоже присутствовала.
Как-никак, полжизни оставил в тех самых столетиях, было что вспомнить.
…Стояло жаркое лето 858 года от Рождества Христова, хотя никто на Руси не ведал еще имени Спасителя.
Да и самой Руси тоже нельзя было еще найти на картах. Просто жил-был такой народец – русь. Белокурые бестии.
Они крепко держали весь путь из варяг в греки, строили крепости, подчиняли местные племена – и венедов, и северу, и прочую голядь.
Те им платили дань, за что русская гридь чисто конкретно «крышевала» аборигенов, не пущая ворогов.
В эти-то места и выбросило Пончика с Суховым.
Олег, тот сразу себе увесистый меч вырезал из дерева и давай упражняться – в свободное время от основной рабской деятельности.
А куда деваться Александру Игоревичу Пончеву, молодому врачу-терапевту из городской поликлиники? Он и в армии-то не служил, куда ему с мечом-то?
Тогда-то и нашла его Чара, ведунья местная, знахарка и травница. Молодая, красивая, налитая красотой и здоровьем.
Днем и ночью она таскала его, будто интерна, по лесам и лугам, топким болотам и величественным борам.
Учила травы понимать да как собирать их – одну лишь на рассвете, пока роса обильная, иные былинки – только в полночь, когда светит луна. Наука была трудная.
Он молча подчинялся, не спорил, зубрил древние знания.
Поначалу тоска была дикая, душа страдала от потери родного, привычного – работы, магазинов, дивана с телевизором…
А потом привык как-то. Смирился с реалом. Чара помогла. Блуждая за красивой девушкой, волей-неволей испытаешь амурные чувства…