Читать интересную книгу МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1973. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Владимир Казаков

Не помнил Корней и того, как они вернулись в отряд и опять глушили вонючую ханшу. Разбудили его через сутки, пригласили на сходку. Стояли в кругу партизан некрашеные гробы, а между ними сгорбился командир отряда, Марьяшин отец. Оп говорил, что погибли два славных человека, связная Мария Слюняева и разведчик, студент из далекого Питера, проникший в логово врага под личиной офицера. Дали залп. Потом подошел к Корнею командир отряда, обнял его: «Сиротами мы остались, сынок, потеряли Марьяшу с Федюнькой!» Вырвался, убежал Корней в тайгу. Землю ел, сучья грыз с отчаяния. Через несколько дней вернулся в отряд сухой, как скелет, но признаться в убийстве не мог…

Лейтенант, слушая рассказ Слюняева, понемногу скисал. Неужели он продирался в эту глушь, чтобы выслушать исповедь убийцы и успокоить его: мол, за давностью преступление ненаказуемо; зря затратил время и государственные деньги.

— Я бы хотел у вас спросить… — начал он.

— Не перебивай, чекист! Записывай дальше!

…Так и не нашел Слюняев силы рассказать товарищам о злодеянии, носил внутри горе и муку. А Фан не давал забыть, нет-нет да и напоминал, связывал тугой ниточкой. Однажды сказал: «На совести твоей, Корней, тяжелый грех и перед богом, и перед людьми, но я умру с этой тайной. Только и ты выручи. В одном селе у русской девки появился от меня ребеночек. Я не хочу ей позора и вот уже несколько лет скрываю мальца в китайских фанзах. Твой Федя пропал. Отдай мне его метрики, пусть той малец будет крещеным и примет твое имя». Знал: Корней отказать не посмеет, в то время он мог и черта в пасынки взять и считал бы это добрым делом…

— Вот так у меня появился сын, — продолжал Слюняев. — Заметая варначьи следы, удрал я из Сибири в Поволжье при первой возможности. Думал, никто не сыщет. Ан нет, пожил малость и получаю письмишко из Подмосковья. Гляжу — от сына.

«Сын» сообщал «папане», что живет-здравствует у родни, передавал привет от дяди Фана. Немного погодя прислал деньги. Промолчал сначала Слюняев, потом хотел ответить, да адресок на конверте не полностью выписан был, без улицы и номеров. Ну и ладно, подумал тогда, доброе дело сотворил в жизни и деньжата не лишние. А то, что отцом называл незнакомый парняга, даже убеждало — не зря коптил белый свет. Обещал «сын» свидеться с «папаней» и в тридцать четвертом году пожаловал в гости.

— Думал я: как толковать с ним буду? — рассказывал Слюняев. — Да только не спросил он ничего, будто знал все. Парень здоровый, красивый, как токующий глухарь. Охотились мы с ним, по грибы шастали. А через недельку открылся оп: кое-какие бумажки нужны из сельсовета, учиться дальше хотел по военной линии.

— Почему вы считаете, что по военной? — спросил Гобовда.

— В одной из справок, о происхождении там говорилось, написано было, будто дана она для представления туда, где летчиков обучают. А уж точнее, как выведено там, не помню…

Слюняев замолчал. Тщетно лейтенант задавал ему вопросы. Старик напился воды и будто заснул.

Проводник посоветовал укладываться на ночь. Недовольный Гобовда улегся одетым на спальном мешке. Сон не шел. «Бросил хитрый старик приманку и примолк. Растолкать его, что ли?» — думал Гобовда. В мерцающем свете то приближались, то удалялись черные, мохнатые от пакли в пазах стены избы, сизо отсвечивала винтовка проводника на ржавом гвозде. Оплывали свечи. Роилось, жалило комарьё. Лейтенант ворочался, кряхтел, плющил на лице маленьких кровопийц.

— Не спишь, чекист? — тихо позвал Слюняев. — Вставай, пиши. Малость сил не хватило, провалился я.

Гобовда вскочил, поспешно разложил на столе бумаги. Дальнейший рассказ слушал под мирный храп проводника.

Уехал «сын» и пропал, как в омут бултыхнулся, — ни писем, ни денег, ни слуху ни духу. И забыл бы о нем Слюняев, не пожалуй в лесхоз перед самой войной Фан. Пришел ночью, тайком. Одним лишь видом своим всколыхнул недобрую память. Но, оказывается, Фан с этим и приехал. Приехал напомнить. Прямо сознался: знал о невинности Марьяши и навел пьяного Корней на убийство с определенной целью. Красный разведчик пронюхал о Фане недозволенное и в тот раз должен был сообщить Марьяше: Фан шпион. Да не успел — прикончил его Корней.

Услышав такое, взбешенный Слюняев бросился душить Фана. Тот оказался ловчее, сшиб лесника, избил и спросил:

— Сейчас с тобой разделаться, грязная морда, или отдать и руки чекистов? Они с удовольствием повесят тебя на первой осине! Ведь о том, кого ты убил, сейчас коммунисты книги пишут, он их герой. Им очень хочется узнать, на чьих лапах его кровь.

Сник Слюняев. Животный страх превратил его в тряпку. Фан хихикал. Только теперь его звали не Фан, а Хижняк…

— Как вы сказали? Повторите! — воскликнул Гобовда.

— Арнольд Никитич Хижняк.

— Но он же кореец!

— Опосля я ему говорил, что прозванье не личит. Посмеялся, обругал меня бестолочью.

— Про сына вспоминали?

— Напомнил я, он плюнул. На белом свете, говорит, у меня таких «сыновей» — что комарья в тайге. Открестился Фан от парня… Задание дал мне по взрыву моста одного, по его весточке, однако. Не стал я ждать, смотался сюда, к тофам. Я все поведал, как на духу, чекист.

— А скажите, Слюняев, семью Гольфштейн из города Энгельса вы знали? Встречаться приходилось с кем-нибудь из них?

— Нет, таких не знавал… Буди тофа, подпишем с ним твои бумажки.

…Глубокой ночью крепко спящего лейтенанта разбудил выстрел. Из винтовки проводника застрелился Слюняев.

9. Плавающий пеленг

Как только из кабинета вышел член Военного совета армии, генерал Смирнов, проводив его до дверей, прислонился лицом к косяку. Суровые слова политработника не выходили из головы. Почему не обеспечена внезапность при налете на понтонные мосты? Чем объяснить большие потери личного состава за последнее время? Понимает ли генерал невосполнимость моральных последствий?

Генерал помедлил и решительно открыл дверь в комнату оперативного отдела. Кроме капитана Неводова, там никого по было. Он еще с вечера попросил разрешения поработать в этой комнате, воспользоваться документами отдела.

Настольная лампа с плотным картонным абажуром высвечивала круг на столе и узловатые руки капитана, перелистывающие бумаги. При виде Смирнова он встал.

— Я на минуту. — Генерал сел напротив Неводова. — Скоро утро… Вздремнул бы.

— Бессонница — почти необходимое приложение к нашей работе.

— Я тоже не могу… Этот голос…

— «Ахтунг! Нойн!», да?

— Тот, кто каркал в воздухе, работал русским микрофоном… Как вам объяснить?… В свое время я испытывал самолетные рации. Ихние тоже, трофейные, в Испании. «Телефункен и сын» еще тогда снабжали фашистов отличной связью… Отменно владею немецким. Произношение… нюансы в произношении. А тот голос… в общем, говорил русский человек!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});