– О, дочь достойных родителей своих, герцога Николя де Роберваля и герцогини Алессандры де Роберваль, – торжественным тоном проповедника начал свою речь епископ, как только все присутствующие на этом «суде» расселись полукругом в овальной гостиной дворца, оставив Маргрет стоять посреди нее в гордом одиночестве. – Вы нарушили святую традицию церкви и народа нашего. Прежде чем обручиться, вам, конечно же, следовало получить благословение родителей своих. Вы же, пойдя против их воли, тайно обручились с человеком, вашей семье неизвестным, – при этих словах и епископ, и Маргрет мельком взглянули на герцогиню Алессандру, которая, дабы скрыть смущение, а вместе с ней и правду, приложила к глазам платочек.
Значительно дольше юная герцогиня задержала свой взгляд на прислоненной к стене аркебузе. Теперь она чувствовала себя увереннее, поскольку знала, как следует заряжать это грозное оружие и как из него стрелять.
– Своим решением, – продолжил тем временем епископ, – вы навлекли на себя праведный гнев отца вашего, который отказывается признать ваше обручение и требует, чтобы вы венчались с человеком вашего круга и вашего достоинства.
Епископ как-то странно обвел взглядом всю гостиную, словно бы пытался отыскать человека «ее круга и ее достоинства», но так и не обнаружив его, лишь в последнее мгновение повернулся лицом в сторону генерала де Верлена.
– Позвольте, я уже обручена, – заметила Маргрет, чувствуя, как к горлу ее подступает комок обиды и растерянности. – Не посмеете же вы, столь высокое духовное лицо…
– Посмею, дочь моя, посмею. Если на исповеди вы раскаетесь в содеянном, объяснив свое действие тем, что на вас нашли слабость и затмение разума; что вас похитили или принудили; и наконец, что вероятнее всего – на вас воздействовали колдовством. Вот именно, колдовством! – воодушевленно ухватился епископ за эту мысль, которая только сейчас посетила его. – Разве не так дочь моя?..
– Какое еще колдовство, ваша святость? Колдовство – это больше по моей части.
Услышав это, герцогиня Алессандра побледнела и раздосадованно всплеснула руками. Она прекрасно знала, что такое настоящий суд инквизиции.
– Мне ведомо, – продолжал Роже, что шевалье де Альби обучается премудростям лекаря, но… где грань между врачеванием и сатанинством? Однако не будем сейчас об этом, – взглянул он на Алессандру. – Я как лицо высокого духовного сана смогу отпустить вам этот грех, Маргрет де Роберваль, и избавить вас от обета, данного при обручении.
«А ведь стоит мне признать, что обручение состоялось по непонятным мне причинам или что на меня наслано колдовство, как эти ироды и впрямь отправят моего медикуса на костер инквизиции!» – ужаснулась Маргрет.
– Меня никто не принуждал, святой отец, – твердо заявила она. – Это, скорее, я принуждала студента-лекаря Роя д’Альби. – Мать тихонько охнула и схватилась рукой за горло. Как всегда, когда она волновалась, у нее начинались спазмы гортани.
– Повторяю, – еще упрямее молвила Маргрет, – обручение состоялось по моей воле. Мы решили, что станем мужей и женой и что через год обвенчаемся. И ни я, ни мой избранник от решения этого не отступимся.
– Стоит ли отвечать так сразу и столь необдуманно? – смутился епископ, с опаской поглядывая то на набыченно сидящего в высоком венецианском кресле генерала, то на герцога де Роберваля.
– Я готов публично простить вам вашу ошибку, Маргрет, – первым заговорил генерал де Верлен, сославшись при этом на прощение его преосвященства и нерасчетливость молодости. – Разумеется, после того как епископ избавит вас от таинства обручения.
– Я сама избрала этого человека, господин генерал. Я глубоко уважаю его, он мне мил. Если это «нерасчетливость молодости», то дай Бог, чтобы и вы в своей… старости – она налегла на слове «старости» – оставались столь же нерасчетливыми.
Епископ даже не пытался скрыть своей ухмылки. Возможно, он действительно не одобрял ни ее решения, ни действия кюре Сонеля. Однако же и согласиться с выбором герцога тоже не мог – Маргрет знала об этом со слов матери, с которой епископ как ее исповедник всегда был значительно откровеннее, нежели она с ним.
– Это ваше окончательное решение, Маргрет де Роберваль?! – громогласно вопросил герцог.
– Да, окончательно.
– Но погодите, Николя! – взмолилась мать. – Дайте девушке успокоиться и обдумать свой поступок. Вспомните, что в молодости все мы…
– Кроме нее, – прервал свою супругу герцог. – Поскольку она уверена, что мудрее всех нас. Она сама решает, как ей быть, с кем жить и даже – какому богу молиться. Наше решение, Маргрет де Роберваль, таково: я лишаю вас своего отцовского благословения, лишаю приданого, лишаю какой-либо отцовской поддержки и, что само собой разумеется, лишаю наследства. Кроме того, я требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом и отправились в монастырь.
– В монастырь? – как-то совершенно спокойно переспросила Маргрет. – Ну нет, в монастырь я не пойду. Отправляйтесь-ка вы туда сами.
В зале воцарилась тягостная, заупокойная тишина. Глаза герцогини Алессандры были широко открыты и преисполнены ужаса.
– В таком случае, – холодно взорвался герцог, – я требую, чтобы вы завтра же покинули мой дом.
В ту же минуту дверь отворилась, и слуга произнес:
– Господин герцог, к нам прибыл…
– К нам прибыл я, – небрежно, то ли отстранил, то ли попросту отшвырнул его от двери адмирал Роберт де Роберваль. – Что вы безмолвствуете? Покажите же, как вы все рады моему появлению.
– О да, конечно, – спазматически выдохнула Алессандра.
– Я только что от Его Величества. Через три дня эскадра выходит в море. Я получил все, что мне надлежало, и теперь Великий Океан – мой! Он мой, Николя! – грохнул адмирал кулаком по столу так, что, казалось, тот должен был разлететься. – И Великий Океан и Новый Свет – мой. Кстати, что здесь у вас происходит? – на полуслове запнулся он, остановившись возле Маргрет.
– Меня пытаются постричь в монахини, – объяснила юная герцогиня с таким спокойствием, словно речь шла о ком-то другом, а она всего лишь присутствует при этом семейном скандале.
– В монахини? Стричь? Прямо сейчас? – Хохотнул адмирал. – С какой стати? Никто замуж не берет? Что ты молчишь? – Сурово обратился он к брату.
– Разве тебе не известно, в какой позор ввергла всех нас, весь род Робервалей эта… – не нашел нужного слова Николя де Роберваль, кивнув в сторону дочери.
Чувствуя, что внимание владельца замка переключено на адмирала, епископ Роже попытался незаметно покинуть зал, но услышав грозное: «Останьтесь, епископ, вы нам еще понадобитесь!», вынужден был трусливо отказаться от этой попытки.