Решить, что лучше и что хуже — дело вовсе не легкое; приниматься за такой вопрос легкомысленно и торопливо вовсе не следует. Очевидно, преимущество птицы перед человеком состоит в скорости передвижения. Но разве скорость единственное достоинство движений? Разве можно сказать, что чем движение скорее, тем оно лучше? Скоро, да не споро, тише едешь — дальше будешь, говорит русская пословица. И действительно, достоинство движений состоит главным образом не в скорости, но в том, что содержится в самих движениях, что ими достигается. Сила движений, их свобода, их многообразие гораздо важнее, чем скорость. И легко убедиться, что человек в этом отношении превосходит всякую птицу. Принимая в соображение тяжесть человека, мы найдем, что и поступь его в высочайшей степени легка и быстра, но сверх того, нет ни одного животного, которое бы во время передвижения до такой степени свободно владело своим телом, как человек. Птица совершенно поглощена своим полетом; делать что-нибудь на лету она не может. Между тем, человек, передвигаясь с места на место, в то же время может свободно и сильно действовать всеми верхними частями своего тела. Ни одно животное не способно к таким разнообразным движениям, как человек. На этом основана гибкость, разнообразное расчленение, стройное соотношение многих частей — те черты, которыми резко отличается человеческое тело и которые так восхищают нас в его прекрасных образцах. В человеке природа разрешила высокую механическую задачу — сочетать наибольшую легкость движений с наибольшею их силою и свободою и с наибольшим разнообразием. Птицам завидовать нам не в чем.
Да и зачем нам крылья? Так иногда вздумается — хорошо бы полететь да сесть на крест Исакия, чтобы взглянуть оттуда на Петербург; или вдруг захочется от скуки слетать в Одессу, нечаянно влететь в окно к старинным знакомым и спросить их: «Ну, как вы здесь поживаете?» Но чтобы вообще мы имели склонность к воздушной жизни, этого нельзя сказать. Мы вовсе не желаем беспрерывно шнырять по воздуху, жить воровством, подхватывая себе добычу то в одном, то в другом месте, ночевать на скалах, на деревьях или на вершинах церквей и башен. Если же так, то для чего же бы мы стали подниматься на воздух и что бы мы такое важное стали там делать? Очевидно, если бы мы имели крылья, то сохраняли бы их только на случай капризов или чересчур хорошей погоды, а в обыденной жизни пользовались бы ими разве как опахалами.
Итак, мы должны отказаться от крыльев как для существ нового геологического периода, так и для жителей планет, если вздумаем населять их не одними птицами, но и человекоподобными существами. Впрочем, беда была бы небольшая, если бы пришлось отказаться от одних крыльев; но читатель, вероятно, заметил, что мы вообще не смеем изменять человеческого образа. Не потому только, что всякое изменение было бы безобразием, было бы нарушением той чарующей красоты, которую некоторые стараются объяснить простою, т. е. пустою привычкою, но также и потому, что, изменяя фигуру, мы существенно нарушаем механические условия строения тела, следовательно, искажаем всю физическую деятельность существа. Произвольно изменяя форму человеческого тела, мы не только создадим безобразные чудища, но мы сотворим калек, бессильных, немощных уродов. Если же при своих созданиях мы будем строго следовать законам механики, то, во всяком случае, мы не можем изобрести новые человекоподобные или превосходящие человека образы, но непременно придем к формам животноподобным, следовательно, низшим даже в механическом отношении. В самом деле, не нужно обманываться тем, что животные часто отличаются страшною силою, быстротою, легкостью движений. Легко убедиться, что здесь нет преимущества перед человеком именно потому, что в этих свойствах обнаруживается механическая односторонность животных. Лев — царь зверей, несмотря на то, что есть многие животные больше, сильнее и быстрее его. Человек же имеет преимущество над самим львом: он боролся с ним и истреблял его гораздо прежде, чем поумнел до того, что выдумал порох.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})2. П. Мартьянов. Из стихотворения «Новогодняя ночь» Что ж?.. мыслители «Русского слова» любовь Ведь нашли же излишним комфортом… Им сигара нужна лишь… а ежели кровь Вспыхнет — можно сходить к Давенпортам. Давенпорты введут вас в неведомый мир, Где витают бесплотные силы, В этом мире и ласка, и нега — эфир, В этом мире любовь — до могилы… Можно, в нем полюбивши, любить без конца, В колебаньях бесследных эфира Нежной страсти предавшись, разить все сердца Бестелесного гордого мира. Порождать теплоту, порождать магнетизм, Электричество, свет, притяженье… О! для этого можно принять спиритизм, И к нему лишь питать уваженье. Ведь чрез это, быть может, у нас, на земле, Улучшится людская порода, Народятся по «Пчелке», в несметном числе «Зефироты» различного рода. Лучше нас зефироты, быть может, поймут — Что мыслители «Слова» желают, И науку, искусство навек погребут, А изящество, вкус — расстреляют. Уничтожат солдатчину, жизни дадут Социальные строй и значенье, И, финансы поправив, повсюду введут Право общего в благе владенья…
Пунктуация всех приведенных в издании текстов приближена к современным нормам. На фронтисписе — портрет В. Ф. Одоевского работы А. Покровского (1844). В оформлении книги использован рисунок С. Владимирова.
![]()
