поменять. Например, голой по квартире ты уже в свое удовольствие не побегаешь. И в туалете с открытой настежь дверью не посидишь. И даже к холодильнику по ночам тебе тоже придется с оглядкой ходить, и это в родном-то доме.
Да, помимо этого, мало ли есть еще приятных мелочей, понятных и доступных лишь закоренелому одиночке! И он за эти свои бонусы будет биться до последнего. И просто так чужака к себе подселить никогда не позволит. Для этого у него должны быть очень веские аргументы. Жажда наживы, любовь или страх. Желание подзаработать отпадало сразу, потому что много платить за жилье Григорий не стал бы. Любовь тут тоже никому из участников дуэта не светила: Ольга была совсем не во вкусе Григория. Значит, оставался страх.
Что-то такое знала Анна Семеновна про бедную библиотекаршу, что смогла навязать ей общество своего великовозрастного сынули. Ольга хоть жильца и приняла, но тусоваться с ним под одной крышей ей было невмоготу, и она попросту слиняла. Но это ей не помогло, и вредная завуч, узнав про бегство своей жертвы, пошла еще дальше, накляузничала директрисе и добилась увольнения несчастной.
Определенно, в соседской школе бушевали нешуточные страсти, не хуже мексиканских сериалов. Но все это, вместе взятое, хоть и было очень увлекательно, но ровным счетом никак не проливало свет на то обстоятельство, куда же подевалась Аня.
Фима отправилась домой, но у дверей столкнулась с тетушкой Риммой. Она была не одна, ее сопровождал высокий мужчина. Он был чрезвычайно болезненно худ. И в темноте его склонившаяся над тетушкой фигура выглядела пугающе.
– Ой! – вскрикнула Фима, обнаружив эту парочку. – Кто вы?!
Тетушка Римма просияла.
– Фима, деточка! Откуда это ты?
– Сверху. В гостях была.
– Филипп Петрович, разреши представить тебе мою внучку.
Мужчина оказался настолько галантен, что раскланялся перед Фимой. Пока он сообщал ей, что помнит ее совершенной крошкой, розовой, агукающей и прелестной, Фима рассматривала его с головы до ног. Так это и есть тот самый знаменитый Филипп Петрович, виновник нового тетушкиного увлечения флорариумами? Ничего не скажешь, высок. И худ. И выглядит словно смерть. Уж не его ли видел Григорий прошлой ночью входящим в их квартиру? Со своими ключами! И если так, то роман тетушки оказался куда глубже и серьезней, чем до сих пор подозревала Фима.
– Пойдемте к нам! – предложила она. – Будем пить чай.
Филипп Петрович отказывался недолго. Был приглашен в дом и представлен изумленным родителям. Он долго тряс руку папе, а маме сказал, что ее он помнит очаровательной розовощекой крохой.
– Когда твои родители были заняты, Риммочка брала тебя на работу. Там она приводила тебя ко мне в лабораторию, и мы усаживали тебя в огромное кожаное кресло, где ты премило играла ретортами и пробирками. Тебе там так нравилось, что ты не хотела с него слезать. На этом кресле ты ела и даже спала.
Мама кивнула, и глаза ее увлажнились. Теперь и она вспомнила то чудовищных размеров кресло, пришедшее откуда-то из прошлой жизни, где все предметы, окружавшие человека в его повседневной жизни, были внушительны и монументальны. То кресло в лаборатории было из их породы. Оно было обтянуто жесткой черной кожей, давным-давно потрескавшейся от времени и покрытой многочисленными трещинками, из которых складывался причудливый узор, и его можно было изучать, устроившись головой на одном подлокотнике, ноги положив на другой и водя пальцем по трещинкам, словно по лабиринту.
– Филипп Петрович, родной! Сколько же лет прошло с тех пор, когда мы с вами виделись в последний раз?
– Много! Увы, слишком много, моя дорогая.
– Поужинайте с нами?
– Мы с Риммой уже перекусили. А вот от чая я не откажусь.
К чаю у мамы был приготовлен тарт с начинкой из мягкого сливочного сыра. Готовился он предельно просто, мама не любила сложных рецептов, ради которых нужно часами стоять у плиты.
«Просто и вкусно», – вот было ее кредо по жизни.
Сегодня чай был приготовлен в большом заварочном чайнике в форме курочки-пеструшки, который извлекался из шкафчика только по случаю прихода желанных гостей. Это был своеобразный маркер: если пеструшка на столе, значит, в доме дорогой гость. И сейчас, если заглянуть внутрь, можно было различить в темном янтаре заварки кусочки цитруса – лимона и апельсина, аромат которых отлично сочетался с нежной хрустящей основой и сочной творожно-сырной начинкой тарта.
– Просто восхитительно!
– Язык проглотишь!
Тарт и впрямь получился хорош. А готовился он быстро. Основа из дробленого печенья с растопленным сливочным маслом аккуратно разравнивалась по форме, а сверху выливалась смесь из взбитых с сахаром яиц, сливочного сыра и оставшегося после завтрака творога – не выбрасывать же хороший продукт. Завтра его никто не захочет, а в тарте под общий шум он пойдет за милую душу. Затем все это сооружение ставилось в духовку минут на сорок, чтобы схватилось и слегка зарумянилось, а после остывания убиралось в холодильник.
– Смотрю и поражаюсь, какие чудесные девочки у тебя, Риммочка, – умилялся раскрасневшийся от рюмочки налитого ему коньяка Филипп Петрович. – А нам со Стасей судьба так и не подарила такого счастья. Трое мальчишек! Римма, трое!
– Прекрасные у вас получились мальчики.
– А Стася так хотела девочку! Ты помнишь это, Риммочка?
– Ну конечно, я помню.
Но Фима не могла умиляться этому внезапному вечеру встреч. Как ни трогательно все это выглядело, Фима также прекрасно помнила и о том, что случилось прошлой ночью у них в квартире. Шум, собачий лай, а потом она обнаружила небольшие высохшие пятна крови на простыне как раз в том месте, где спал Пятница. А мама видела кровь в прихожей. Значит, песик кого-то искусал. А зная привычки своего Пятницы, девушка почти не сомневалась, что он должен был впиться незваному гостю в одну или другую ногу.
И она спросила:
– А как ваша нога? Не болит?
Филипп Петрович ничуть не удивился ее вопросу и тут же заверил Фиму, что серные ванны в Кисловодске сделали свое дело: колено почти совершенно его не тревожит. И в доказательство своих слов попытался станцевать прямо на лестнице. К сожалению, с координацией у него после выпитого коньяка было не очень, поэтому он едва не свалился на пол. И лишь благодаря своим зрительницам остался цел и невредим.
– А собачий укус? – продолжала допытываться Фима. – Он как? Зажил?
– Меня собаки не кусали.
– Никогда?
– Нет.
– И даже прошлой ночью обошлось? А можно мне посмотреть?
Филипп Петрович пожал плечами. Он хоть и казался чуточку смущенным настойчивостью Фимы, но продемонстрировал ей свои лодыжки. Они были совершенно целыми, ни малейших следов укуса на них не наблюдалось. Заодно Филипп Петрович продемонстрировал Фиме и то самое оздоровившееся в сере колено, которое его раньше тревожило. А потом и второе, чтобы она убедилась, что теперь они и внешне неотличимы, а раньше, до поездки в санаторий, заметно отличались размерами.
И колено, и лодыжки были в полном порядке, это нельзя было не признать. Фима исследовала ноги гостя от щиколотки и до колен, и теперь была растеряна и разочарована. Выходит, что к ним ночью на огонек заглянул вовсе не Филипп Петрович? Тут был кто-то другой?
Ох уж эта тетушка! Ох шалунья! Похоже, что разводит она не только цветы, но и кавалеров!
Глава 4
Утром Фима проснулась с твердой уверенностью, что ей просто необходимо ускорить розыск Ани. Действовать надо было активней, если она хотела, чтобы в этом деле был успех. Еще вчера вечером Фима позвонила Арсению и поставила того перед фактом, что если Аня сегодня утром не появится, то они вскроют дверь в ее квартиру.
Аня не появилась. Не было ее ни дома, ни у друзей, ни на работе. Родители также ничего не знали о судьбе своей дочери и не могли с ней связаться. И хуже всего было полное отсутствие социальной активности в ее сетях. А когда молодая современная девушка так надолго исчезает из своих групп и даже не отвечает взволнованным друзьям и подписчикам, это может значить только самое плохое и пугающее.
Павлик старался снизить градус напряжения:
– А помнишь, как вы в поход летом ходили? – спросил он. – Забрели в такие дебри, где интернета тоже