Читать интересную книгу Детские шалости - Генри Саттон

Он размышляет обо всем этом, и они приближаются к М25, и Марк все еще не разговаривает с Николь, хотя уверен, что она несколько воспрянула духом и больше не собирается с ним ругаться. Погода тоже улучшилась. Солнце сияет, отражаясь в мокром асфальте и на парапетах, вспыхивает в ветровом стекле и в зеркалах, пробившись через неожиданно треснувшие и расползающиеся облака.

Но тут его вдруг осеняет: пока он размышлял о том, что у него никогда не находится нужных слов, что он всегда пытается избежать говорить определенно, он, конечно, пытался не думать о Лили и о том, каково будет увидеть ее, впервые за десять лет, и каково будет увидеть Ким и, возможно, ее нового парня, с которым, как она сказала по телефону, они недавно стали жить вместе — и именно этому человеку пришла в голову идея, чтобы она связалась с Марком, ради Лили, так сказала сама Ким — и что это за место, в котором она живет, тепло ли там, уютно ли, достаточно ли там безопасно для его драгоценной дочери… Он вдруг понимает, что он, видимо, просто думает и переживает о том, о чем пытался вообще не думать, без чувства вины, без этого ужасного чувства вины — вины за то, что он действительно так долго не вспоминал о Лили, о том, хорошо ли ей живется, цела ли она, хорошо ли себя чувствует, годы и годы. За то, что он забыл ее. За то, что оставил ее. В конце концов, он вполне счастливо выпутался из этого, не правда ли? Он построил новый дом и создал новую семью. Наверное, он просто пытается пережить за время этой поездки все те десять лет, в течение которых стоило бы обеспокоиться жизнью своей дочери. Наверное, так он пытается переписать прошлое, создать себя заново, пережить еще раз эти ушедшие чувства. В глубине души он желает знать, так же он чувствовал бы себя, если бы они с Николь направлялись в Челмсфорд в «IKEA», а не в Ньюбери к Лили. И он помалкивает, только иногда матерится на какого-нибудь идиота-водилу, а Николь уселась на пассажирском сиденье, сняв ботинки и поджав под себя ноги, зевает, играет с переключателем радио, сбивая все его настройки, рассказывает о школе Джеммы, о своей сестре, о своей маме и о том, когда ее мама приедет к ним в следующий раз. Еще она рассказывает о своей работе. О том, что теперь она стоит во главе команды из шести человек. Что она большой начальник.

Глава 3

Марк и Ким договорились с соседями, что оставят у них Джейка и Сина, но Лили родилась на две недели раньше положенного срока, и в тот момент соседи были в отъезде, так что, пока на свет появлялась дочь Марка, ему самому пришлось присматривать за мальчишками Ким. Он отвел их в кафетерий, который располагался на первом этаже той больницы и в котором воняло маслом, вареным кофе и сигаретами — прямо как в той забегаловке, где они остановились с Николь, на А34, в нескольких минутах от Ньюбери. Там было запрещено курить, он был в этом уверен, потому что заведение находилось в больнице, но этих курильщиков удавалось выставить на улицу с большим трудом. Он всю жизнь ненавидел курильщиков, считал, что они абсолютно антисоциальны. Почему он должен вдыхать чей-то ядовитый дым? Но ему и мальчишкам было некуда оттуда деваться, от ослепительного света огней, от душного жара, исходящего от ламп для подогрева еды, от которого толстые лица поваров сияли болезненным желтым, а фасоль на подносе на прилавке отдавала пурпурным.

До этого момента он никогда не оставался один с Джейком и Сином, не тогда, когда они оба бодрствовали, и он знал, что им было так же трудно совладать с этой ситуацией, как и ему самому. Одному было семь, другому — четыре, и они ненавидели друг друга от всей души. У Джейка была манера внезапно ударять Сина по голове, затем хихикать, как гиена, скача по комнате и лупцуя воздух, смакуя момент своей победы. Син обычно разражался слезами, хотя иногда просто оставался сидеть, спокойный и молчаливый, и только нижняя губа слегка подрагивала. Этот мальчишка выводил его из себя. Они оба его бесили.

В кафетерии не было детской игровой площадки, в отличие от заправки — показывая Марку на розового цвета игрушечный домик Барби, Николь говорит: «Джемме бы это понравилось», — и, в спешке и панике собираясь в больницу, он забыл взять с собой хоть что-нибудь, во что могли бы поиграть мальчишки. У младенца было неправильное предлежание, и Ким планировали делать кесарево. Марк не ожидал, что у нее отойдут воды, не на две же недели раньше, не тогда, когда она заваривала чай, — она не предупреждала его, что такое может случиться. Он не был морально готов к этому, он почти уже выходил из дому, у него была привычка проводить обеденное время в пабе, с парнями с работы, играть в бильярд, пить пиво, и для его легкой головы этого пива всегда было слишком много.

Втиснутый в сияющий, пропитанный сигаретным дымом больничный кафетерий, он вскоре почувствовал непереносимую головную боль, и эта боль становилась в миллион раз острей от присутствия Джейка и Сина, они дрались и орали, переворачивали стулья, переворачивали эти большие искусственные пальмы, ломая кадки, в которых они стояли. На него раздраженно поглядывали эти болезненно выглядевшие члены персонала, а также некоторые посетители, если не обсасывали свои окурки, но он не мог справиться с мальчишками. Они никогда его не слушались. Единственный способ, которым он мог их благоразумно успокоить, это кормить их печеньем и сладостями и покупать им банки с «Колой». Это стоило ему целого состояния. А затем кафе закрылось, и их выгнали в коридор, в комнату ожидания, и там было несколько лучше, потому что Джейк и Син использовали пространство как гигантский каток, носясь из одного конца в другой. Их ботинки неистово скрежетали по натертому полу.

Видимо, он должен был отвезти их домой и оставить Ким одну, но в тот момент, когда рождался его первый ребенок, он хотел быть там, и неважно, какие чувства он испытывал тогда к самой Ким. Он никогда не считал себя человеком, который стремится убежать от ответственности. Нет, это не про него. У него было определенное намерение присутствовать там в момент рождения своего ребенка. Именно об этом они договаривались, планировали, но в итоге Лили родилась раньше срока, да-да, когда их соседи были в отъезде и Марк был вынужден приглядывать за мальчишками.

Он понятия не имел, как долго продлится кесарево — Ким отмела предложение пойти вместе на родительские курсы, сказав, что у нее уже есть двое детей и что она может рассказать ему обо всем, что он захочет знать, но так ничего ему и не рассказала — и надеялся, что когда это закончится, кто-нибудь придет и сообщит ему, и его уж начинало мутить от того скрежета, который создавали мальчишки, трепля нервы всем остальным посетителям, и тогда он наконец решил, что лучше самим подняться в материнскую палату, которая находилась на седьмом этаже. Для этого надо было пройти через лабиринт коридоров, в другой корпус. Но Джейк и Син не хотели оставлять свой каток и оба стали орать на него, а Джейк к тому же сыпал проклятиями, крича: «Отстань от меня, ты не мой ебаный папочка!» Он всегда так говорил. Так что Марку пришлось схватить их за руки, схватить сильно, не волнуясь о том, что может больно защемить их, что его ногти проткнут их тонкую плоть, наплевав, что и кто о нем подумает, если он так с ними обращается. В первый раз в жизни он вступил в права. Родительские.

В тот момент, когда они наконец добрались до седьмого этажа и им неохотно — как будто они появились в часы, не положенные для посещений, не говоря уж о том, что он стал отцом, хотя по каким-то причинам они не хотели в это верить, — показали послеоперационную палату для матерей, Лили уже родилась. Она быстро уснула, закутанная в тонкое синее хлопковое одеяло, в чистой пластмассовой кроватке, рядом с Ким, которая тоже была без сознания. Он велел мальчишкам заткнуться, оттиснул их назад, а сам наклонился над кроваткой, чтобы погладить свою дочь по красным щекам, по ее теплому, сморщенному лобику и по макушке, на которой лежали прядки липких рыжих волос. Наклонившись ближе, он почувствовал ее дыхание, и оно не было ровным, оно было даже потрескивающим, как будто у нее уже засопливился нос, и он вдохнул грубый запах крови, смешанный с запахом чистого белья и дезинфицирующих средств. У него не было сил прочитать, что написано на бирке, прицепленной к ее тонкому запястью, эта ручка высунулась из-под одеяла и покоилась рядом с головкой, хотя он заметил, что ее пальцы были крепко сжаты, а затем она вся превратилась в большое водянистое пятно.

Глава 4

Когда Марк появляется из туалета, Николь говорит ему:

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Нет, ебаный в рот, — говорит он. У него диарея. — Ты бы себя нормально чувствовала?

Она заплатила и ждала его у туалетов, там, где располагался въезд на заправку, и повсюду этот ярко-оранжевый и лимонно-зеленый, и все эти гигантские постеры, рекламирующие завтраки и мороженое. Огромные фотографии превосходных блюд, от которых наизнанку выворачивается желудок. Николь проигнорировала его вопрос, а он и не ожидал получить ответ, и вместо этого Марк говорит, говорит так спокойно, как будто они только что вышли из супермаркета или приехали забирать Джемму с плавания: