Читать интересную книгу Перед лицом Родины - (Бирюк) Петров

- Ну, виноват, простите, - успокаивающе сказал Сфорца. - Только давайте условимся: вы меня тоже графом не называйте. Это все в прошлом, в России. Я сейчас просто господин Понятовский... Простой смертный человек Понятовский и только. Если хотите, труженик и работяга...

- Прошу прощения, - сказал Константин. - Вас зовут, по-моему, Сергей...

- Венедиктович, - подсказал Понятовский. - Как русский человек, страшно люблю, чтобы меня по батюшке величали. Ведь мы, русские, тем и отличаемся от других народов, что у нас существует прекрасный, я бы сказал, обычай друг друга величать по батюшке. Не правда ли?..

- Правда, - согласился Константин. - Но у нас сохранился и другой обычай - иногда друг друга обкладывать по матушке...

- Да, совершенно верно, - рассмеялся Понятовский. - Но это уже менее приятно... Ну, хорошо, - сказал он. - Я рад вас видеть, Константин, вспомнил, Васильевич. Вы живете в Париже? Чем занимаетесь?

Константин коротко рассказал о себе и в свою очередь спросил:

- А вы как живете, Сергей Венедиктович?

- Что ж, неплохо живу... Я люблю очень живопись, сам художник... Занимаюсь искусством... Женился. И, между прочим, на ком бы думали? На Люсе. Помните бывшую приятельницу вашей супруги, такую это влекущую брюнетку с ярко-пунцовыми губами... Ха-ха!.. Ну вот, она-то и увлекла меня в свои сети. Сирена! Ну, что же, я не раскаиваюсь, она женщина хорошая...

- Да, но ведь у нее, кажется, муж был? - усмехнулся Константин.

- Был, правильно, какой-то есаул, что ли... Но он где-то пропал... А здесь Люся оказалась незамужней, ну и увлекла меня. Стала графиней. Кстати, моя жена переписывается с вашей супругой Верой Сергеевной. Вы не знаете о ней ничего? Ого-го-го! Она изумительную карьеру сделала. Вам бы с ней встретиться надо...

Константин не успевал отвечать. Понятовский без умолку тараторил, сыпя словами, как горохом.

- Ловкая бабенка! - восхищенно сказал он. - Этот Брейнард-то ее умер, и все свое состояние оставил ей. Вера Сергеевна богачка. За ней увивается масса авантюристов, желающих заполучить не столько ее руку, сколько ее капиталы. Но она знает цену всем этим ухажерам и пока своего выбора ни на ком не остановила. Порхает, как мотылек, по самым фешенебельным курортам мира. Сейчас Люся получила от нее письмо с Капри... Знаете что, - надумав что-то, схватил за руку Константина Понятовский. - Поедемте, родненький, ко мне... Пойдемте! Жена будет рада.

- Не смогу, - сказал Константин. - Мне сейчас надо пойти на свою квартиру, ко мне должен зайти человек один, жду его уже несколько дней. Из-за него и далеко от квартиры не отхожу...

- Вы здесь, на Монмартре, живете?

- Да, недалеко.

- Так давайте сейчас к вам зайдем, - настаивал Понятовский. - Узнаем, пришел этот человек или нет. Если нет, оставим ему записку и поедем ко мне. Найдет нас... Идет?..

Радушие и приветливость, с каким встретил Константина Понятовский, покорила его.

- Согласен, - сказал он. - Идемте ко мне, оставим записку. От того человека, которого я жду, зависит многое.

- Сейчас, - проговорил Понятовский. - Жермен, - обратился он по-французски к художнику, работавшему над панорамой Парижа, - так, значит, имейте в виду, картину я эту оставляю за собой. Она не особенно будет удачна, я это уже вижу. Но что делать? Вы же знаете, я люблю вас и не хочу, чтобы вы испытывали нужду.

- Хорошо, - буркнул юноша, не отрываясь от работы и не оборачиваясь.

- Желаю успеха, Жермен. Привет Аннете.

- Мерси.

Понятовский и Константин стали выбираться из толпы. Когда они вышли на улицу, их догнало такси.

- Привет, Сергей Венедиктович! - окликнул шофер и остановил машину. Куда направляетесь? Могу подвезти.

- Ах, это вы, Борис? - живо обернулся Понятовский. - Здравствуйте! Вот кстати. Конечно, подвезите нас. Сначала познакомьтесь: это бывший казачий генерал Ермаков, Константин Васильевич. А это князь Чернецкий, Борис Зиновьевич, мой друг и сослуживец по уланскому полку. Конечно, засмеялся Понятовский, - генерал и князь в кавычках, то есть бывшие... А сейчас Ермаков безработный, а Чернецкий - шофер таксомотора... Борис, сказал Понятовский, - сначала подвезите нас к квартире господина Ермакова. Он здесь близко живет, на Монмартре, а потом отправимся ко мне. Вы же знаете, где я живу?

- Конечно.

- Имейте в виду, я оплачу, - со смехом сказал Понятовский. - А то еще вы подумаете, что я задарма. Сейчас у меня дела настолько поправились, что я могу оплачивать такси...

- Рад за вас, - улыбнулся шофер. - Значит, живописные дела выручают?

- Очень. На искусстве мне повезло. Думаю даже разбогатеть. Стану еще меценатом. Тогда вам буду помогать, Борис. Он ведь тоже человек искусства, - пояснил Понятовский Константину. - Бильярдист замечательный!..

- Все шутите, - покачал головой шофер. - Ну, садитесь, господа. Куда вас подвезти?..

Ермаков сказал адрес, и они поехали. Когда автомобиль подкатил к подъезду одного из домов, они увидели Воробьева.

- Воробьев! - окликнул его Константин, вылезая из машины.

- Здраствуйте, Константин Васильевич! - обрадовался тот. - А я было огорчился, думал, не увижу нас. Оставил вам записку. Я видел Яковлева, рассказал ему о вас. Он с вами хочет встретиться...

Понятовский насторожился, прислушался.

- Когда же мы поедем к Яковлеву? - спросил Константин.

- Послезавтра, - ответил Воробьев. - Я зайду к вам в три часа дня.

- Хорошо. Познакомьтесь: господин Воробьев. Господин Понятовский.

- О каком это Яковлеве речь шла? - спросил Понятовский. - Если не секрет...

- О вашем бывшем приятеле, - усмехнулся Константин. - Вы с ним, кажется, дружили. Помню, у меня в Новочеркасске не раз бывали с ним, был у вас и третий еще друг, рыжеусый поляк... Ага, вспомнил, Розалион-Сашальский...

- Яковлев? - упавшим голосом сказал Понятовский. - Он здесь?..

- Вы что, недовольны его пребыванием в Париже? - насмешливо спросил Ермаков.

- Нет, для меня безразлично. Но только я не хотел бы с ним встречаться. Это прощелыга, темный субъект. Я очень попросил бы вас, Константин Васильевич, и вас, господин Воробьев, не упоминать ему обо мне.

- Пожалуйста, - сказал Воробьев. - Мне все равно.

- Вы знаете, Сергей Венедиктович, - съязвил Ермаков, - я вспомнил. Когда мы - я имею в виду всех белогвардейцев - удирали из Новороссийска, то, собственно, мы с Яковлевым почти последними садились на корабль... Да не садились, а нас посадили пьяными. Помнится, Яковлев площадно ругал каких-то своих приятелей, бросивших его на произвол судьбы...

Намек был слишком явный, хотя Константин всего и не сказал. Понятовский разозлился:

- Я понимаю вас, Константин Васильевич, - на что вы намекаете. Но это все клевета!.. Да, клевета!.. Может быть, конечно, Розалион-Сашальский чем-то и виноват перед Яковлевым. Но я здесь ни при чем. Да, собственно говоря, о чем разговор? Этот Яковлев - прощелыга!.. Темный субъект.

- Я-то знаю, кто он, - сказал Константин. - Он околоточный надзиратель из полицейского участка... Служил где-то в Донбассе. Проворовался там, бежал в Новочеркасск... К тому же шулер ловкий... В Новочеркасске обыграл одного гвардейского ротмистра вплоть до кальсон. Содрал с него даже мундир со всеми регалиями и стал носить его... А гвардеец этот, кажется, покончил с собой.

- Неужели правда? - в изумлении хлопнул себя по коленям Понятовский. - Я этого не знал. Так вот он почему всегда носил револьвер городового с красным шнуром на шее. Я думал, он оригинальничал. Вот так прохвост! Какая пакость!

- Ну, знаете, какой бы он пакостью ни был, - вставил Воробьев, сейчас он большой человек в эмигрантских кругах. И, между прочим, от него мы многие зависим...

- Что вы говорите? - изумился Понятовский. - Какой же он пост занимает?..

- Некоторое положение занимает, - ответил Воробьев уклончиво, но многозначительно. - Я не имею права распространяться на этот счет. Я вас не задерживаю, Константин Васильевич, вы куда-то собирались поехать. Завтра в три часа дня буду у вас. До свидания!

- До свидания, Ефим Харитонович, - задерживая его руку в своей, сказал Понятовский. - Вы там, действительно, того... не говорите ничего Яковлеву... А то мы тут болтали разное про него...

- Не беспокойтесь. Мне об этом нет смысла говорить.

- Вы, собственно, молодой человек, в какую сторону направляетесь? спросил его Понятовский. - А то можем подвезти.

- Мне надо на проспект Сен-Мишель, к Сорбонне.

- Это не по пути нам. Мы едем к Венсенскому лесу, в Берси... Всего хорошего!..

- До свидания!..

- Поехали!

Вечерние парижские улицы были заполнены гуляющей публикой. Прыгали, мигали, вертелись, кружились разноцветные рекламные огни. Из распахнутых окон кафе неслись звуки модных мелодий.

Долго ехали молча. Потом Понятовский нарушил молчание.

- Константин Васильевич, - сказал он. - Я, кажется, вам уже говорил о том, что неплохо разбираюсь в живописи? Я, конечно, дилетант, но понимаю кое-что в ней. Вначале я, попав в Париж и очень нуждаясь, начал писать пейзажи. "Чеканил" я их быстро, в неделю пару. Набралось их у меня десятка полтора, но покупать ничто не хотел. Я их раздарил друзьям, а некоторые до сих пор сохранились. Что же делать дальше. И вот неожиданно у меня возникла блестящая мысль... Я стал приезжать на эту вот художественную толкучку, на Монмартр... Стал присматриваться к художникам, к их работе. Богема! Глаз у меня, надо сказать, наметанный, я сразу вижу, что талантливо, а что нет. И вот среди этих молодых художников, я увидел некоторых поистине талантливых мастеров. Каждая картина, каждый даже маленький этюд, вышедшие из-под их кисти, - изумительный шедевр. И, что обидно, эти шедевры они продавали за гроши. Они, конечно, не виноваты в этом, разве они понимали, что они создавали и что продавали?.. Нет, конечно. Допустим, Рафаэль или Микеланджело вдруг бы знали, что они творят гениальное, которое останется в веках, что из этого бы получилось?.. Да они сразу бы зазнались... Так и эти монмартрские художники. Ни один из них не ведает, что он творит - дерьмо или шедевр. Только мы, знатоки, специалисты, можем определить, талантливо то и другое произведение или нет.