Читать интересную книгу Шпоры на кроссовках - Олег Верещагин

– Но тебе-то от моих проблем только радость? Мы же враги так?… Поэтому я тебя всё-таки немного допрошу…

Колька обмер. Неужели этот капитан так отделал Алеся? И сейчас… Но Виттерман уселся за стол и придвинул к себе блокнот:

– Так. Так. Так… Николай Вешкин, тринадцать лет, русский, партизанский связной…

– Нет! – вырвалось у Кольки.

– Нет? – удивился Виттерман. – Тогда откуда ты и как сюда попал?

– Я… я из Вавиловска. Это…

– Это в Тамбовской области, – договорил Виттерман. – Очень интересно… И дальше?

– Перед войной я отдыхал тут… на каникулах… а потом пришли ваши, и я…

– И ты год скрывался в лесах, сохранив на подножном корму великолепный хабитус[6], чистую одежду и ухоженный вид. Так?

– Нет, – сник Колька.

– Значит, ты жил у партизан?

– Да нет же!!! – взвыл Колька, чувствуя, как подступают слёзы. Виттерман молчал – даже несколько сочувственно. Потом тихо спросил:

– Где ты жил в Вавиловске? На какой улице, что там рядом?

– Улица Индустриальная… – машинально назвал адрес Колька. – Там ещё институт… педагогический…

Виттерман сощурил бледные глаза и, неопределённо хмыкая, достал, не глядя, из стола толстенную растрёпанную книгу. Полистал её, прихлопнул, закрыв, ладонью и вновь поднял глаза на Кольку:

– Теперь давай поговорим, – тихо и жестко сказал он: – Ты сказал, что ты русский. Это правда. Ты сказал, что из города Вавиловска. Это тоже правда. И, может быть, ты правда приехал на каникулы. Я понимаю. Лето. Но дальше начинается чушь. Ты говоришь, что жил на улице Индустриальной. Но в Вавиловске нет такой улицы – раз. Так. Ты говоришь, что рядом педагогический институт. Но в Вавиловске нет педагогического института – два. Так. Значит, ты нам врёшь, – Виттерман сказал не "мне", а "нам", и это было почему-то очень страшно. Словно он предупреждал Кольку: есть я, который тебя жалеет и тебе сочувствует, но есть МЫ, и это МЫ безжалостно. – Пауль – это начальник полиции – говорит, что ты – русский шпион. Из НКВД. Если это так – это плохо. Тогда тебя будет допрашивать Пауль, ты же видел мальчика в подвале? Мне кажется, ты не сможешь держаться, как он, а Пауль очень жестокий человек и помешан на шпионах НКВД. У него очень мало терпения, он сразу начинает орать, потом – бить. Они в Гебитсфельдполицай[7], все такие, как лошади в шорах, видят только свою беговую дорожку… Ты, может быть, скажешь – или подумаешь! – а чем я-то лучше, я же Эс Эс, Черный Корпус, головорез и фанатик с плаката… Так вот, мальчик, – Виттерман подался вперед и почти по складам отчеканил, не спуская глаз с лица Кольки: – Я НЕ ВЕРЮ, ЧТО ТЫ – ШПИОН. Это было бы странно и глупо. Такой шпион сразу провалится – зачем он нужен, чтобы Пауль мог его поймать и получить благодарность? Это азбука, которую в разведке знают даже идиоты, а ваши – вовсе не идиоты… Шпион должен быть, как все. Если он выделяется из толпы – его ловят. Он не станет ходить по лесным дорогам, одетый, как неизвестно кто. Он не станет странно вести себя. Он не попадется, как доверчивый крольчонок… Так кто же ты?

Колька молчал. Он не знал, что говорить. Наступил тот самый момент, когда открыть рот – значило либо врать напропалую, либо записаться в сумасшедшие.

– Может быть, ты и правда из Вавиловска, с улицы Индустриальной недалеко от педагогического института? – вкрадчиво спросил Виттерман. И, подойдя к Кольке, коленом коснулся его джинсов: – Что за брюки, как они называются?

– Дж… – Колька кашлянул. – Джинсы…

– А, ковбои и Дикий Запад! Может быть ты не русский, а американский шпион? – пошутил Виттерман. – Да у тебя и часы есть? – и он ловко вывернул руку мальчишки.

– Пустите! – вскрикнул Колька, но у немца казались железные пальцы. Впрочем, он не собирался крутить руку Кольки, он только сдернул часы и отпустил его. Потирая запястье, Колка сжался на стуле, а Виттерман перевернул часы со словами:

– Я никогда не видел хороших русских… – и осекся. Увидел циферблат. Несколько раз мигнул, вернул часы Кольке и вновь отошел к столу:

– Джинсы. Странная обувь. Часы, сделанные в Гонконге – на английской военной базе, захваченной японцами… и очень интересные часы. Они электрические?

– Электронные, – всхлипнул Колька.

Виттерман больше ничего не успел спросить – дверь открылась, в неё вошел здоровенный краснолицый офицер – на ремне болталась каска, под мышкой он нес автомат, грубые сапоги покрывала грязь, на груди болталась похожая на банан бляха с орлом. Офицер тут же выдул полграфина из горлышка и быстро, зло, словно гавкал, заговорил с Виттерманом, который морщился и одновременно так же быстро одевался, потом выскочил в коридор, заорав там: "Вилли!" Вошел обратно он вместе с тем желтоволосым автоматчиком. Все трое немцев трещали и лаяли одновременно, их речь стегала по ушам, вдобавок у Кольки разболелась голова. Виттерман гортанно объяснил что-то автоматчику, тот кивал. Потом Виттерман побежал по коридору, в котором уже сгущался сумрак, а здоровенный офицер, тоже выходя, вдруг ударил Кольку в ухо – просто так, походя, но с такой силой, что мальчишку швырнуло в угол вместе со стулом, а в ухе словно разорвался пузырь с горячей водой, и оно перестало слышать. Пришел в себя Колька от того, что автоматчик с руганью поднимал его на ноги, но всё равно ещё два раза упал – уже в пустом коридоре, желтоволосый вздергивал его, награждая пинками. Около лестницы Колька уже настолько пришел в себя, что смог удержаться на ногах, хотя немец очень старался спихнуть ногой – и тот разочарованно ворча, забухал ботинками следом.

А потом… потом Колька не сразу понял, что произошло. Немец сзади вдруг коротко охнул и скатился мимо – вниз, едва не свалив мальчишку… Оцепенев, Колька увидел, как он каким-то комком свернулся на полу у лестницы – торчал в сторону автомат, а все остальное в темноте казалось единой массой, слитной и неживой. Цепляясь за перила, Колька обернулся и увидел своего недавнего конвоира – бледный – лицо прямо в белело в полутьме – он стоял двумя ступеньками выше, держа в руке – в одной, как шпагу – свою винтовку с примкнутым плоским штыком. Губы словака шевелились. Беззвучно, но когда Колька в страхе пятился, то расслышал:

– Не надо… хорошо… хорошо… – и словак, протянул руку, взял мальчика за плечо. Снаружи слышались команды, взревывали два мотоцикла, топали ноги бегущих: – Хорошо, хорошо, – повторил словак и прижал Кольку лицом к форме, пахнувшей табаком и потом. – Сын, мой сын… похож, – бормотал словак. Война – чужая, за чужое… мы не хотим… – внезапно он отстранил Кольку и строго сказал: – Идем. Быстро идем. Надо.

Внизу лестницы Колька зажмурился и перескочил через немца. Второй словак – часовой, – сидел у стены со связанными руками и ногами, во весь лоб у него расплывался синячище, и он что-то сердито сказал своему товарищу. Тот отмахнулся и зазвенел ключами. Колька прислонился к стене. Боль в затылке слилась с болью в ухе и болью – только что возникшей – в животе. От страха, со стыдом понял Колька. Ему в самом деле было страшно – ещё страшнее, чем раньше. Может быть, потому, что совсем рядом лежал убитый человек? Плохой, жестокий, убийца враг… но человек, и у него были желтые волосы, и лет ему было немногим больше, чем Кольке…

Словак наконец справился с ключами, скрипнула дверь. Изнутри, теперь уже абсолютно полной тьмы, Колька услышал Алеся:

– Уже? – и голос дрогнул.

Вот именно в этот момент Колька "включился" – перестал быть перепуганным и потерянным статистом в роли " без слов " и превратился в обычного авторитетного и ответственного Кольку Вешкина. Просунувшись сбоку от подыскивавшего слова солдата, он зашипел:

– Прыгай сюда, не тормози! Я со всеми договорился, нас выпускают!

Он "мел пургу" сознательно, чтобы подбодрить себя. Вряд ли Алесь понял сказанное, но общий смысл уловил верно и, вскочив, прыжками поднялся прыжками. Мазнул взглядом по словакам, тут же проскочил к убитому немцу и завозился, снимая с него оружие. Колька отвернулся к конвоиру, запиравшему дверь.

– Послушайте, а как же вы? – вырвалось у Кольки. – Вам тоже надо уходить. Сейчас, пока ночь!

– Нет, нет, – отмахнулся конвоир, – нельзя. Нельзя уходить. Дома швабы убьют наших. Сейчас, – он криво усмехнулся, – плохо, у кого есть дом. Вы уходите, мы придумали – как… Ты на моего сына похож, – повторил словак то, что уже говорил и коснулся волос Кольки, – так похож…

– Никол, – Алесь подскочил сзади, – не стой, бери вин, – и ткнул стволом автомата в винтовку связанного солдата. Тот закивал, поняв жест, а говоривший по-русски сам поднял оружие и протянул Кольке вместе с поясом, увешанным подсумками:

– Да, да, надёжнее… больше верят, – и, пока Колька опасливо возился с длинной и тяжелой винтовкой, с незнакомым поясом, обратился к Алесю: – Ты партизан. Ты скажи своим – только быстро скажи! – что швабы доложили, где завтра дневка. Они сделают засаду. Они и местная полиция, нам не верят, не берут. Бегите, спешите.