Гостевым, Плотников и Панков неторопливо пошли вдоль колесного следа. Метрах в десяти за кюветом была полянка с примятым кустарником.
— Дальше ехать некуда,— бросил Панков,— здесь он, видимо, развернулся и выбрался обратно на шоссе.
На мягкой земле виднелись отчетливые отметины изношенных протекторов.
— Что водителю здесь могло понадобиться? — задумчиво произнес Гостев.— Дорогу искал?
— Весной в лесу?! Недолго и на брюхо сесть в какой-нибудь яме.— Плотников вдруг склонился над землей, потом встал на колено, всматриваясь в черное, расползшееся пятно, отливающее синевой.— Масло! — ковырнул он пальцем пятно. Понюхал.— Ей-богу масло. Прокладка старая, вот и подтекает. Значит, тут он стоял. И долгонько, раз на земле целый стакан набрался.
— Может, того, по надобности остановился? — усомнился Панков.
— Чтобы ради этого машину в лес гонять? — улыбнулся Брайцев.— Нет, его привело сюда что-то другое...
— Может, ремонтировался? — не унимался Панков.
— Для ремонта и обочины хватает. Ответ теперь Анатолий Ильич найдет.
А Брайцев стоял нахмуренный, засунув руки в карманы плаща. Он не слышал последних слов Плотникова. Правда, тот и произнес их без всякой задней мысли, просто хотел подчеркнуть главенствующую роль следователя.
— Выходит, вы, Павел Антоныч, правы. Если это тот самый ГАЗ-51,— экспертиза, я думаю, разберется,— странное получается совпадение. В двухстах метрах от карьера, в который падает «Москвич», находится за деревьями грузовик. Потом, когда вы пытаетесь спасти водителя, по шоссе опять же пролетает грузовик. А ведь вчера была суббота. Грузовые машины, кроме хлебных и продуктовых, в основном стоят на приколе.
— Эту машину я найду,— сказал Панков.— Кроме шуток. Следователь глянул на него, кивнул. Со старшиной ему работать еще не приходилось, но раз ему доверяет Плотников, значит, Панков слов на ветер не бросает.
— Давайте побродим в округе,— предложил лейтенант.— Может, еще что-нибудь обнаружим.
— Вы, Юра, ступайте с капитаном на шоссе,— сказал Плотников, только сейчас заметив, что обуты офицеры в полуботиночки,— наших с Панковым сапог здесь достаточно. Что найдем — поделим.
Но больше никаких следов они не нашли, хотя и провели в поисках более двух часов.
Согласно графику дежурств, в понедельник с утра Плотников заступил на пост. С ним в паре, как обычно, Панков, а к обеду на попутке подъехал Савин. Командир дивизиона направил его к Плотникову для «продолжения практики». Павел Антонович искренне обрадовался Сергею, но заметил, что сержант как-то неуловимо изменился, посерьезнел, что ли.
— Ты что такой? Что-нибудь случилось?
— Что со мной может случиться? — махнул рукой Савин.— С тем вот парнем, Сабининым, случилось. Между прочим, на наших с вами глазах...
— Ну и дальше? — сказал Плотников, соображая, куда тот клонит.
— Как вы можете так спокойно говорить, Павел Антоныч? — почти выкрикнул Сергей.— Погиб человек, а вы... Привыкли, что ли? А я ни о чем другом думать не могу. Все время перед глазами тот карьер.
Плотников молчал. Он понимал Сергея. Было это и с ним, но давно, на войне, когда падали наземь такие же юные, как он, солдаты в великоватых касках. Своей смерти Плотников не боялся — ее не увидишь. Страшна была чужая, но тогда шла война...
— Понимаешь, Сережа, если ты не научишься управлять своими чувствами, не работать тебе в милиции. К этому придется привыкать. Не буду объяснять, что на дорогах земного шара погибло уже больше людей, чем в первой мировой войне. Ты пришел работать в ГАИ и должен понимать...
Плотников умолк, глядя на притихшего сержанта.
«Не умею я по-человечески объяснять,— подумал огорченно,— он ко мне со своими горестями, а я его цифрами давлю».
В этот момент на посту требовательно зазвонил телефон, и старший лейтенант даже обрадовался этому: звонок разряжал неловкую ситуацию.
— ...А сочувствие, Сережа, чужой беде, конечно, никуда не денешь. Я тебя понимаю, на то мы и люди.
Дошли до Савина его слова или не дошли, Плотникову выяснять было некогда. Телефон просто надрывался. Старший лейтенант снял трубку, выслушал все, что ему сказали, и быстро вышел на шоссе.
— Меня в отдел срочно вызывают,— останавливая первую же машину, пояснил Савину,— останешься с Панковым.
Когда старший лейтенант поднимался по лестнице на второй этаж здания, его окликнул помощник дежурного и сказал, что надо явиться к начальнику.
Плотников кивнул, подошел к застекленной перегородке, за которой работала секретарь Лозового, и вопросительно глянул на нее.
— Полковник уже справлялся о вас. Проходите.
Начальник отдела читал сводку. Его крупное лицо, перечеркнутое резкими складками, в очках, казалось угрюмым. Плотников остановился у окна.
— Садись, Павел Антоныч, извини, сейчас закончу,— бросил Лозовой.
Потом он откинул в кресле свое массивное тело, снял очки и потер переносицу.
— Понимаешь, Паша, какая история... Звонил начальник Кировского райотдела. Просят подключить тебя к Гостеву. Работник он сильный, но дело, похоже, темное, а ты, так сказать, очевидец, да и в автомобилях будь здоров разбираешься. Может, вдвоем быстрее распутаете это происшествие. Данные экспертиз будут к вечеру. Возражений нет?
— Слушаюсь,— вставая, произнес Плотников.— Хотя едва ли из меня майор Пронин получится.
— Не прибедняйся, Паша,— хмыкнул Лозовой.— Старый конь борозды не портит.
Выйдя от полковника, Павел Антонович набрал телефон Гостева, но рокочущий басок сообщил, что лейтенант отбыл в управление к Брайцеву.
— Ладно,— сказал Плотников.— Вернется, скажите, что я жду в своем хозяйстве, у дежурного.
В дежурной части Павел Антонович уселся в сторонке, чтобы никому не мешать, и стал смотреть на светоплан города. План был во всю стену. Контуры районов и кварталов соединялись на нем сотнями нитей проспектов, улиц, переулков. На всех шоссе, ведущих из города, светились маленькими квадратиками стационарные посты ГАИ. Бегающие светлячки показывали место нахождения патрульных машин и мотоциклов. Плотников поискал глазами свой пост, но без очков не увидел и поэтому подошел к плану. Убедился, что квадратик горит нормально, и снова сел на стул.
За пультом капитан Турбин с помощником сноровисто переключали тумблеры каналов связи, запрашивали и выслушивали абонентов, тут же принимали решения и давали указания патрульным. Информации было хоть отбавляй. Турбин никак не успевал вынуть изо рта папиросину с угрожающим свалиться столбиком пепла. Руки были заняты. Плотников поднялся, взял ее у Турбина, ткнул в пепельницу. Взмокший капитан только благодарно мотнул головой и продолжал говорить в микрофон:
— Береза, Береза, я Курган, я Курган, на связь.
Павлу Антоновичу вдруг вспомнились осевшие от взрывов накаты блиндажей, черные лица командиров и орущих до хрипоты