Читать интересную книгу Русская поэзия XIX века - Алексей Васильевич Кольцов

class="v">Ищу глазами я напрасно:

Нигде забытого листа

Нет — по песку аллей широких

Все улеглись — и тихо спят,

Как в сердце грустном дней далеких

Безмолвно спит печальный ряд.

Теперь, когда Россия наша

Теперь, когда Россия наша

Своим путем идет одна

И наконец отчизна Ваша

К судьбам другим увлечена, —

Теперь, в великий час разлуки,

Да будут русской речи звуки

Для Вас залогом, что года

Пройдут — и кончится вражда;

Что, чуждый немцу с колыбели,

Через один короткий век

Сойдется с ним у той же цели,

Как с братом, русский человек;

Что, если нам теперь по праву

Проклятия гремят кругом, —

Мы наш позор и нашу славу

Искупим славой и Добром…

Всему, чем Ваша грудь согрета,

Всему сочувствуем и мы;

И мы желаем мира, света,

Не разрушенья — и не тьмы.

Близнецы

(Стихотворение в прозе)

Я видел спор двух близнецов. Как две капли воды походили они друг на друга всем: чертами лица, их выражением, цветом волос, ростом, складом тела — и ненавидели друг друга непримиримо.

Они одинаково корчились от ярости. Одинаково пылали близко друг на дружку надвинутые, до странности схожие лица; одинаково сверкали и грозились схожие глаза; те же самые бранные слова, произнесенные одинаковым голосом, вырывались из одинаково искривленных губ.

Я не выдержал, взял одного за руку, подвел его к зеркалу и сказал ему:

— Бранись уж лучше тут, перед этим зеркалом… Для тебя не будет никакой разницы… но мне-то не так будет жутко.

Два богача

(Стихотворение в прозе)

Когда при мне превозносят богача Ротшильда, который из громадных своих доходов уделяет целые тысячи на воспитание детей, на лечение больных, на призрение старых — я хвалю и умиляюсь.

Но, и хваля и умиляясь, не могу я не вспомнить об одном убогом крестьянском семействе, принявшем сироту-племянницу в свой разоренный домишко.

— Возьмем мы Катьку, — говорила баба, — последние наши гроши на нее пойдут, — не на что будет соли добыть, похлебку посолить…

— А мы ее… и не соленую, — ответил мужик, ее муж.

Далеко Ротшильду до этого мужика!

Яков Петрович Полонский

(1819–1898)

По горам две хмурых тучи

По горам две хмурых тучи

Знойным вечером блуждали

И на грудь скалы горючей

К ночи медленно сползали.

Но сошлись — не уступили

Той скалы друг другу даром

И пустыню огласили

Яркой молнии ударом.

Грянул гром — по дебрям влажным

Эхо резко засмеялось,

А скала таким протяжным

Стоном жалобно сказалась,

Так вздохнула, что не смели

Повторить удара тучи

И у ног скалы горючей

Улеглись и обомлели…

Посмотри — какая мгла

Посмотри — какая мгла

В глубине долин легла!

Под ее прозрачной дымкой

В сонном сумраке ракит

Тускло озеро блестит.

Бледный месяц невидимкой,

В тесном сонме сизых туч,

Без приюта в небе ходит

И, сквозя, на все наводит

Фосфорический свой луч.

Афанасий Афанасьевич Фет

(1820–1892)

Это утро, радость эта

Это утро, радость эта,

Эта мощь и дня и света,

Этот синий свод,

Этот крик и вереницы,

Эти стаи, эти птицы,

Этот говор вод,

Эти ивы и березы,

Эти капли — эти слезы,

Этот пух — не лист,

Эти горы, эти долы,

Эти мошки, эти пчелы,

Этот зык и свист,

Эти зори без затменья,

Этот вздох ночной селенья,

Эта ночь без сна,

Эта мгла и жар постели,

Эта дробь и эти трели,

Это все — весна.

На заре ты ее не буди

На заре ты ее не буди,

На заре она сладко так спит;

Утро дышит у ней на груди,

Ярко пышет на ямках ланит.

И подушка ее горяча,

И горяч утомительный сон,

И, чернеясь, бегут на плеча

Косы лентой с обеих сторон.

А вчера у окна ввечеру

Долго-долго сидела она

И следила по тучам игру,

Что, скользя, затевала луна.

И чем ярче играла луна,

И чем громче свистал соловей,

Все бледней становилась она,

Сердце билось больней и больней.

Оттого-то на юной груди,

На ланитах так утро горит.

Не буди ж ты ее, не буди…

На заре она сладко так спит!

Я пришел к тебе с приветом

Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,

Как вчера, пришел я снова,

Что душа все так же счастью

И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду

На меня весельем веет,

Что не знаю сам, что буду

Петь — но только песня зреет.

Я тебе ничего не скажу

Я тебе ничего не скажу,

И тебя не встревожу ничуть,

И о том, что я молча твержу,

Не решусь ни за что намекнуть.

Целый день спят ночные цветы,

Но лишь солнце за рощу зайдет,

Раскрываются тихо листы,

И я слышу, как сердце цветет.