За разговором они не заметили, как сделали целый круг по бульвару и снова оказались возле машины Головина. Нужно было что-то решать. Стоять на своем до конца генералу больше не было никакого смысла: Рукомойников уже знал достаточно для того, чтобы отправить дело Головина в военный трибунал. Предварительное следствие по делу будет вести Смерш, а значит, до самого трибунала Филипп Ильич может и не дожить.
Взвесив все обстоятельства, Головин решил выторговать для себя максимум возможного.
— Хорошо, Павел Сергеевич. Убедил. Пусть живет. Только, сам понимаешь, подарить такого ценного сотрудника я тебе не могу. Уловил?
— Нет, еще не уловил.
— Я подаю на Штейна документы в военный трибунал. В закрытом заседании его приговорят к расстрелу, и приговор этот может быть приведен в исполнение в любой момент. Сам приговор я положу под сукно до поры, а все остальные, особенно твои коллеги-чекисты, пусть считают, как ты и предложил, что сам Штейн погиб при исполнении. Как он воскреснет из мертвых, так я у тебя его обратно и перехвачу. Договорились? А если он заартачится или поведет себя странно, то у меня под сукном будет лежать приговор, и это будет достаточным основанием для того, чтобы послать за ним группу товарищей.
— Тогда договорились. По рукам?
— Погоди. У меня есть два условия.
Рукомойников посмотрел вопросительно, а Головин продолжил:
— Во-первых, ты его ведешь лично, лично его контролируешь. Все его перемещения по миру осуществляются только под твоим контролем. Во-вторых, чтобы нам больше не возвращаться к этому вопросу, ты мне сейчас расскажешь, когда, как и при каких обстоятельствах ты у меня этого Штейна перехватил. Чтоб на будущее мне этот случай был уроком.
— Ну, это совсем просто, Филипп Ильич. К большому счастью для самого Штейна, я знаком с Олегом Николаевичем намного дольше, чем ты. Мы с ним еще в детприемнике вместе были. Потом в колонии на соседних кроватях спали. А после колонии каждый пошел своим путем. Он в РККА, я — в ОГПУ. Но занимались-то мы, в сущности, одним делом. Теряли, конечно, связь, выпускали друг друга из виду, особенно на время заграничных командировок, но отношений не прекращали. Остались такими же друзьями, какими были в колонии. Дня за четыре до того, как ты его направил в Стокгольм, Олег позвонил мне и попросил совета, как ему быть. Мы встретились тут же — на Цветном, где с тобой сейчас гуляем. Он тебя не в Стокгольме просчитал. Он тебя еще здесь просчитал. Еще в Москве он понял, что живым ты его из игры не выпустишь.
— Он тебе открыл, что это за игра? — встревоженно спросил Головин.
— Нет, Филипп Ильич, не открыл. Даже не намекнул. Хорошего ты себе помощника воспитал. И голова работает, и мысли твои, будто рентген, видит насквозь, и тайны служебные хранить умеет. Он мне сказал только, что едет в краткосрочную командировку в Стокгольм, а ликвидация генерала Синяева служит лишь прикрытием для его настоящей миссии. Есть еще и второе, главное задание. Куда опасней первого. И что за выполнение или невыполнение этого задания ты его в любом случае… — Рукомойников сделал жест, будто стрелял себе в висок из пистолета.
— Да-а, — протянул Головин. — Умен Олег Николаевич, ничего не скажешь. Трудно мне теперь без него будет. Многое самому делать придется.
— Ну вот! — снова улыбнулся Рукомойников. — А ты его хотел зачистить. Всегда найдется тонкая работа, которую можно доверить только самым-самым…
— Это все? А в Стокгольме кто за ним смотрит?
— Мой агент Амин. Один из самых лучших.
— Да уж. Обхитрил меня Олег Николаевич. Со всех сторон обштопал. Всюду подстраховался.
— Так мы договорились? Отпустишь Олега?
— Не отпущу. Самому нужен. Сказал же — передам во временное пользование. До тех пор, пока не воскреснет. А у себя в управлении пусть пока походит предателем. Из партии мы его, конечно, выгоним, отдадим под трибунал, вынесем заочно приговор… Пусть будет. Как только он рыпнется, то к нему поедет чистильщик. А пока пускай живет спокойно. По рукам.
Вернувшись в кабинет, Головин стал размышлять над сложившейся ситуацией и вспомнил о Саранцеве-Осипове-Неминене.
«А с мордвиненком этим, что делать? Он тоже много знает. С одной стороны, не мешало бы его… нейтрализовать. С другой стороны — парень таскает ценные сведения о шведской руде. Какой смысл убирать его одного, если все равно останется Штейн? Пусть лучше и дальше сообщает об объемах поставок руды из Нарвика. По крайней мере, это направление в разведработе будет давать результаты. Может быть, это и неправильно — оставлять его в Стокгольме, но уж очень ценный агент Тиму Неминен. Пусть живет».
Головин тут же набросал телеграмму с приказом капитану Саранцеву оставаться в Стокгольме для выполнения прежнего задания, вызвал шифровальщика и передал ее ему для шифровки и передачи. Он уже собирался спуститься в буфет, чтобы перекусить, как на столе затарахтел зуммер телефона правительственной связи.
«Кто бы это мог быть?» — удивился Головин.
Для Сталина — слишком рано. Сталин мог позвонить только ночью. Да и генерал Головин не того полета птица, чтобы Верховный главнокомандующий звонил ему лично. Жуков? Тоже вряд ли. Тот вообще редко звонил к ним в управление, а Головину и совсем ни разу не удосужился. С некоторым недоумением генерал снял трубку с аппарата цвета слоновой кости.
— Головин, — отрекомендовался он.
— Власик у аппарата.
Генеральские брови невольно поползли вверх. Вот уж кого совсем не ожидал услышать, так это начальника личной охраны Сталина генерала Власика. Интересно, чему это мы обязаны таким вниманием персоны из ближайшего окружения Вождя?
— Здравствуйте, Николай Сидорович.
— Сообщаю тебе, Филипп Ильич, что ты временно поступаешь в мое оперативное подчинение без отстранения тебя от основной службы.
— Это как?! — опешил Головин.
— Так. В Москву прилетает Черчилль. Вопрос уже решенный. Нужно обеспечить безопасность.
— А я тут?.. — начал было генерал.
— Раз нужно, значит нужно, — отрезал Власик. — Персонально по твоей кандидатуре не я решение принимал и даже не Сам. Есть постановление Политбюро ЦК ВКП(б). Ты же у нас за Северную Европу отвечаешь? Так вот, ты по своей линии обеспечиваешь прилет-отлет, а встречу в Москве, размещение и организацию НКВД берет на себя. Создан оперативный штаб по проведению переговоров СССР-Великобритания. Ответственным назначен я. Завтра жду тебя в семь ноль-ноль на совещание. Вопросы?
— Никак нет, Николай Сидорович, — отчеканил Головин.
— Тогда отбой. До завтра.