Павел сжался, ожидая, что капсюль взорвется, но прошла минута, другая было тихо. Сердюк, прикрыв лицо руками, заглянул в открытую печь. Раскаленный капсюль спокойно лежал на углях и уже начинал плавиться.
— Липа? — спросил Павел.
Сердюк кивнул головой. Он был бледен, глаза неподвижно уставились на раскидистый фикус у окна.
— Значит, выследили нас, Андрей Васильевич?
— Выследили, Паша.
— Доработались… — процедил Павел и, взяв со стола пистолет, сунул его за пояс брюк.
Давно, очень давно Сердюк не испытывал такой растерянности. Перед его глазами прошла вереница людей — Теплова, Петр Прасолов, Мария Гревцова, Саша. Кто выслежен? Может быть, их уже схватили, может быть Теплову (почему-то он подумал именно о ней) терзают сейчас в гестапо… И во всём виноват он. Значит, плохо соблюдал конспирацию, не оправдал доверия партии.
В изнеможении от этих дум он опустился на стул. «Нет, сегодня их не возьмут, — мелькнула мысль. У них другой план: захватить всех. Это ясно. Иначе меня схватили бы первым. Значит, есть время для размышления, для действий».
— Ещё поработаем, — тихо, как бы про себя, сказал он. — Слушай, Павел. Передай Тепловой приказ от моего имени — немедленно уйти к Крайневу.
— Через линию фронта?
— Она знает куда.
— А я?
— Ты тоже с ней.
— Я останусь. Меня ведь только тайные агенты видели, а они в гестапо не ходят. У вас на явке я за последние два месяца первый раз.
— Возможно, тебя сегодня и выследили.
— Ну да, усмехнулся Павел, — меня выследят! Я дворами сюда шел — дворами и уйду.
— На улице встретят.
— Тогда вот этот пущу в ход. — Павел выразительно похлопал себя по бедру, где за поясом был спрятан «ТТ», который, ввиду чрезвычайных обстоятельств, решил не отдавать Сердюку.
Андрей Васильевич с нежностью и тревогой посмотрел на паренька:
— Согласен при одном условии. Поселишься в кочегарке и будешь там дневать и ночевать.
— Идет! — обрадовался Павел. — Меняю хату на кочегарку. От гестаповцев лучше всего прятаться в гестапо. А вы?
— Я и Пырин пока останемся. Надо, Паша, предупредить ещё одного товарища. — Сердюк думал о радисте. — А то придет в мастерскую на явку — и прямо в лапы… — И вдруг подошел к Павлу вплотную: — А ну-ка, давай оружие.
— Андрей Васильевич, Андрей Васильевич! — скулил Павел.
— Давай, давай! Осмотрю — верну.
— Честное партийное?
— Честное. Давай.
Павел недоверчиво протянул пистолет.
Сердюк вынул обойму, проверил механизм — действует безотказно. Один за другим разложил на столе патроны. Внимание привлекли легкие, почти незаметные простым глазом царапины на одной пуле. Царапины были расположены симметрично. Значит, кто-то вынимал пулю из гильзы.
Сердюк торопливо достал ручные тиски, зажал в них пулю. Она подалась без особого труда, и содержимое гильзы — мелкий желтый порошок, похожий на яичный, — высыпалось на стол.
Когда Сердюк поднес спичку, порошок не вспыхнул, а загорелся спокойным синим огоньком.
— Ну, счастье твое, Паша, что проверили! — сказал он и показал глазами на всё ещё горевший порошок. — Это взрывчатка. Вместо выстрела — взрыв.
— Всё предусмотрели, сволочи! — ужаснулся Павел.
— Всё. Даже наш контрход, если бы мы, разгадав их замысел, заранее напали на склад, чтобы вооружиться. Всё.
— А пистолет в порядке? — с надеждой в голосе спросил Павел.
— В порядке. Как удалось стащить?
— Схитрил. Коптилку рукавом погасил, будто нечаянно. Пока зажигали — я за пазуху.
Сердюк вышел в кладовую, долго гремел там банками, бутылками и принес обойму с патронами.
— Бери и марш выполнять задание! Да помни о слежке.
* * *
Иваненко появился в мастерской на другой день.
Не каждый актер может быть разведчиком, но каждый разведчик должен быть актером. Сердюк встретил провокатора приветливо, даже самогоном угостил. Иваненко размяк, но при каждом скрипе наружной двери не забывал вздрагивать. Андрей Васильевич смотрел в его голубые приветливые глаза и думал, что всё имеет свои пределы, только подлость безгранична.
— Вы когда решили действовать, Андрей Васильевич? — спросил Иваненко после второй рюмки самогона.
— В следующее воскресенье.
Брови у Иваненко внезапно сошлись.
— Так нельзя судьбу испытывать, — укоризненно сказал он. — Жить ещё неделю на явочной квартире, где оружие спрятано! Облава, обыск — и сорвалась операция.
Иваненко держался так естественно, говорил так задушевно, что Сердюк на какой-то миг потерял ощущение, что перед ним враг.
— Операция — это пустяк. Лишь бы организация не провалилась.
— Но почему все-таки в воскресенье? — допытывался Иваненко.
— По трем причинам. Первая: всех оповестить не такое простое дело. Это не на общее собрание в мирное время созвать. Вторая — на менку люди больше всего по воскресеньям ходят. И есть третье соображение — ближе к годовщине Красной Армии. Это, так сказать, будет наш предпраздничный подарок. Понял, дружище? — Сердюк положил свою большую, тяжелую руку на плечо Иваненко.
Против таких аргументов возражать было трудно, и Иваненко возражать не стал. Он принялся излагать свои соображения:
— Операцию лучше начать попозже, часа в два ночи. Но долго держать в балочке столько людей опасно. Придется выступить часов в десять. А вам, Андрей Васильевич, безопаснее всего прийти к нам, на Боковую. Оттуда все вместе через степь махнем. Всё-таки нас будет пятеро.
«Всё продумано. Меня живьем взять хотят», — понял Сердюк, но выразил полное согласие с планом.
Глава восьмая
Прошло три дня после посещения мастерской Иваненко. Ни Павел, ни Валя Теплова к Пырину больше не являлись. За них Сердюк был спокоен. И за себя он совершенно не тревожился: до воскресенья — назначенного дня операции — его не схватят. Андрей Васильевич рассказал обо всем Пырину: явочная квартира выслежена, они находятся под угрозой ареста, но поста своего оставить пока не могут, так как в воскресенье днем, пожалуй, придет на явку радист.
Пырин выслушал Сердюка с удивительным спокойствием.
— Вы напрасно так к этому относитесь, — сказал ему Андрей Васильевич. — В гестапо пытают.
— От меня ни звука не добьются, — заверил его Пырин.
В ночь на воскресенье Сердюк спал плохо, часто просыпался, вставал, ходил по комнате, много курил, не обращая внимания на бурчанье тетки.
«До часа раздачи оружия подпольщикам, пока гестаповцы убеждены, что операция состоится, жизнь людей гарантирована, — думал Сердюк. — Но удастся ли нам с Пыриным благополучно ускользнуть? Если удастся — гестаповцы безусловно засядут здесь, и радист попадется».