Читать интересную книгу Молчи и танцуй (Часть 2) - Роман Грачев

– Долгая история.

– А мы не спешим. – Кирилл переглянулся с Глебом. – Мы же не спешим?

– Уже нет. Только через час надо оплатить пиццу.

Вадим посмотрел на Ларису. Та думала о чем-то своем, и, судя по выражению лица, мысли ее посещали неприятные.

– Лариса, – сказал парень, – я хочу, чтобы ты тоже послушала.

Она не ответила.

Вадим выдал все, что смог вспомнить и объяснить. Многое оставалось за гранью и его понимания, чего-то он просто не знал и уже не мог ни у кого спросить, но в целом картина получилась более-менее ясной. Его друзья слушали молча, выкуривая сигарету за сигаретой, и хотя рассказ занял не так уж много времени, кабинет продымился настолько, что пришлось открыть оба окна.

– Мой сосед, с которым мы очень дружили, дядя Петя, рассказал мне, что в ночь, когда я родился, на город падала какая-то звезда. Туфта, конечно, и я тогда только посмеялся, потому что дядя Петя был фантазером и частенько меня развлекал подобными сказками. Просто случились необычные для нашего региона атмосферные явления, которые вызвали небольшой переполох в городе. Что-то вроде северного сияния, только по-другому. Если хотите, статью можете найти в публичной библиотеке. Газета «Зауралье», январь семьдесят пятого, число точно не скажу. Да и пару лет назад что-то об этом писали... Так вот, дядя Петя пару раз пытался мне внушить, что это был знак, какая-то отметина, и что мне повезло родиться именно в эту ночь и в этот час. Мне одному. Я потом спрашивал у матери, но она всегда была до предела загружена – и физически, и морально – и ей было не до этих фантазий. Словом, я посмеялся и забыл. Мне было тогда одиннадцать лет.

Потом я что-то начал замечать. Я приносил «тройки» из школы, приносил жирные «неуды» за поведение – не за то, что носился по классу и плевался из трубочки, а за то, что смотрел в окно на снегирей – а когда рассказывал матери путаные истории об учительской несправедливости и о том, что я вообще самый умный мальчик в школе, она мне верила. Я рассказывал ей то, во что хочется верить одиннадцатилетнему мальчишке, и она все это принимала и ходила на собрания в школу с высоко поднятой головой.

Потихоньку я перетащил на свою сторону всех своих любимых учителей. Знаете, несмотря на то, что мне было интересно учиться, я был невероятно ленивым. Я мог не сделать домашнее задание, не принести контрольную, не выучить стихотворение. Обычно в таких случаях нормальный школьник потихоньку скатывается вниз, но меня прощали: давали время подготовиться, предоставляли отсрочки, закрывали глаза на мое явно «не пионерское поведение», когда я отлынивал от сбора металлолома. И все это происходило только потому, что я витал в облаках, а придуманные легенды выдавал за действительность. И мне верили.

В школе я делал это неосознанно, я еще не понимал, что со мной происходит и почему мне так безумно везет. Только в институте я врубился, что значила фраза «родиться под счастливой звездой»… (после этих слов Вадим долго молчал). Я потихоньку начал пользоваться успехом у однокурсников и однокурсниц, у преподавателей и уборщиц, у методисток и вахтеров. Я учился на психолога, но теория меня не привлекала. Начал скучать. А потом у меня появился друг… Витя Колбасов… самый лучший друг. Такой же интеллектуал-раздолбай, как и я. С ним мы создали группу, играли в ресторане, на студенческих дискотеках. Тогда очень модно стало играть рок-н-ролл, особенно что-нибудь ленинградское, под «Кино» с «Алисой». Два курса проучились, проваляли дурака, два волосатых дебила. Концерты, посиделки, портвейн, девочки… богема. У обоих была отсрочка от армии, оба могли спокойно выполнять учебную программу и не бояться вылететь из института. Но только Витя об этом как-то подзабыл… и покатился. Впрочем, и я следом за ним.

У него был шанс – засесть за учебники и наверстать. Я ему старался помочь, хотя и сам тогда барахтался, как котенок в пододеяльнике. Мы прекратили все загулы, все выступления, мы сидели как проклятые по ночам, учили эту хренотень. И в какой-то момент Витя сказал, что одной зубрежкой дело не решить. Надо дать взятку декану, сказал он, и пошел собирать деньги.

Семья у Витька была небогатая. Да кто вообще был тогда богатым, в начале девяностых. Я как вспомню эти карточки, эти очереди, которые надо было занимать с пяти утра, номерки на ладонях, так меня просто вырубает… Все так жили. И Витькина семья тоже. Представляете, какая у них была реакция, когда он с такой помятой физиономией нарисовался и попросил найти побольше денег, чтобы защитить свою задницу от вылета из института и автоматического попадания в армию. Шок!.. Естественно, денег ему не дали, а воровать он не умел, честный был парень, совестливый, хоть и непутевый. Единственная надежда – на меня.

Помню, как он меня упрашивал: «поговори с деканом, наплети ему что-нибудь, пообещай, у тебя это хорошо получается». А я шапкозакидательный тогда был, смотрел на все через розовое стеклышко, согласился быстро, да еще и ума хватило успокоить его, типа «не ссы, все будет чики-пуки!». Идиот, лучше бы я ему отказал…

Пошел я к декану. Положение было такое – либо пан, либо в армию. Уходить на службу Витьке было нельзя, и я не мог этого допустить. Не тот он человек, если вы понимаете, о чем я. И дело даже не в том, что он не смог бы за себя постоять. Просто таких, как он, в армии ждет полный провал. Худенький интеллигент, тонкие пальчики, Пушкин, Пастернак, Джим Моррисон. Наша рабоче-крестьянская перемалывает все это в фарш. И вот пошел я разговаривать, потому что выбора уже не было.

Поговорил…

Не получилось у меня ни черта. Совсем ни черта. Это был первый случай, когда моя сраная «звезда» подсказала мне, чтобы я не занимался ерундой. До сих пор я успел навешать людям лапши на уши столько, что хватило бы на целый макаронный завод. И здесь я тоже пошел закидывать шапкой, думал, что стоит мне только сказать пару слов, как все мы будем уже на пятом курсе с красными дипломами.

С одной стороны, я, наверно, должен благодарить судьбу за этот урок, но с другой стороны, слишком дорогой ценой я оплатил обучение. Пострадал не я. Хм, «пострадал»… не то слово.

(Здесь Вадим снова умолк, проверил пачку сигарет и, убедившись, что она пуста, вернулся к рассказу).

Декан мне не поверил. Я не знаю почему. То ли я не слишком убедительно врал, то ли не проникся самой идеей настолько, чтобы донести ее до другого человека. У меня до сих пор нет никаких мыслей по этому поводу. Суть в том, что декан послушал, покивал и сказал, что еще потерпит наше наплевательское отношение к учебе. Пару месяцев потерпит, а потом будет наказывать. Но он схитрил, выгнал нас через неделю, без лишних слов. Обоих!

Этот чертов профессор стал, пожалуй, первым человеком, которого я не смог «включить».

С Витькой мы переписывались полгода. Он жаловался, что ему плохо: «деды» бьют, офицеры на стройку гоняют, автомат два раза всего держал в руках, стрелять не научился, за что опять же получает от «дедов» за плохие показатели взвода. Писал, что вечерами с ужасом ждет «концертов по просьбам слушателей» – это когда старослужащие вылавливают молодых, владеющих инструментом, сажают к себе на кровать и гоняют по всему народному репертуару. Витька, как назло, не знал ни одной песни о «девчонке, которая ждет солдата, грызет подушку, а потом выходит замуж за студента-мажора. Витька пытался петь Майка Науменко и Башлачева, но такие выступления заканчивались в умывальнике над раковиной с кровью. Сами понимаете, каково ему приходилось.

Потом письма перестали приходить. Я сначала особо не переживал, потому что сам находился в такой же клоаке – ну, может, чуть получше – а потом мне мать написала, что Витьку привезли домой в цинке. Кому-то из пьяных в дюбель дедов» во время очередного концерта не понравилось башлачевское «Время колокольчиков», и он бросил табуретку. Помните армейские табуретки? Крепкие такие… Витьку хоронил весь наш квартал.

Он ко мне сейчас по ночам стал являться. Давно его не видел, а тут вдруг зачастил. Подходит молча и смотрит, как я на гитаре играю, пытается что-то сказать, губами шлепает, а звука нет, как будто кто-то шнур из гнезда выдернул. Просыпаюсь среди ночи.

Теперь я понял, как работает слово. Вернее, как оно стало работать. Почти девять лет я старался никому ничего не обещать. Спрятался, укрылся… работал грузчиком, экспедитором, продавцом, даже секретарем-референтом, на складе вот этом дурацком посидел... А потом вдруг подумал, что мне уже под тридцать и ни фига не происходит. Записал компакт-диск с приятелем. А потом встретил Ларису на лавочке в центре. Она плакала, и я подумал…

– А! – махнул рукой Вадим. – Какая, к черту, разница, что я подумал!

– Действительно, – вымолвил Кирилл, разделываясь с последней сигаретой. Больше никто не издал ни звука.

Все о чем-то думали. Глеб теребил чайную ложку, переводя затуманенный взор с вентилятора на улицу за окном, Лариса изучала свои туфли. Если Вадим и ждал какой-то реакции, то явно не такой.