ладно?
— Я постараюсь, — пообещал Сэм.
Они крепко обнялись и пожали друг другу руки на прощание.
— До скорого Сэмми, — сосед пропустил его поближе к выходу.
Сэму совсем не хотелось расставаться с другом, тем более, неизвестно на какое время, но дома его уже ждали приемные родители, а Ричи уже ждал новый город и его непреодолимые высоты. К сожалению, настал тот день, когда даже лучшие друзья вынуждены попрощаться.
— До скорого, Ричи, — сказал он, — Еще созвонимся.
Сэм выскочил из автобуса в районе Хайленд Рейнджа, чувствуя себя еще хуже, чем за все последние недели ночных кошмаров, проведенные в мрачном пансионе и средним темпом направился к дому своего дяди. По пути он миновал несколько магазинчиков и частных соседских участков. С виду Хайленд Рейндж совсем не изменился.
Солнце начинало медленно опускаться к горизонту, окрашивая небо невообразимым сочетанием алого, малиново-желтого и голубоватого оттенков. В закатное время жилой район начинал выглядеть куда лучше. Слабовато желтые лучи солнца едва касались поверхности дорог. Они скрашивали тона белых жилых домов, бордюров и оградок, делая их менее яркими на фоне зеленых деревьев и кустарников. Будто специальный фильтр на фотоснимке, сглаживающий яркий контраст цветов и делающий переход сравнительно мягче.
Сэм покрутил головой из стороны в сторону, затем по очереди склонил ее к плечам, разминая задеревеневшие мышцы. Добираясь сюда на автобусе, им прошлось провести около четырех часов езды в практически неподвижном состоянии, поэтому шея изрядно затекла.
Сэм только что прошел дом Миллеров, а значит, с минуты на минуту покажется участок дяди и тети. Вот и он — крайний дом слева в конце улицы. Их участок ничем особенно не выделялся среди других домов, за исключением раздвижных железных ворот с калиткой и почтовым ящиком на фамилию Бейкеров, который почему-то оказался приоткрытым. Сэм заглянул внутрь и захлопнул дверцу. Убедившись, что внутри ящика было абсолютно пусто, он недоуменно отошел к калитке и покрепче ухватился за ее металлическую ручку.
Чтобы открыть крепкие кованые ворота ему потребовалось приложить усилия: со всей силы потянуть створку вправо. Одна из металлических узорных деталей, прикрепленная над ручкой, едва не оцарапала ему ладони. Ворота не поддавались. Эта своеобразная особенность участка, пускай и выглядела изысканно, однако уюта от нее не прибавлялось. Родной был словно крепость, закрытая для незваных гостей. А сейчас именно он был таким гостем, приносящим дурные вести.
Наконец-то попав во двор, он тихонько задвинул ворота и поставил дощечку под одно из двух роликовых колес, чтобы их не смогли открыть снаружи. Он повернулся к улице спиной и осмотрелся.
Перед его глазами предстала знакомая картина: цветник, тянущийся по обе стороны от его ног, небольшой огород и старенький домик расположившиеся в конце участка, и садовая беседка, возведенная слева от мощеной каменной дорожки. Все это было ограждено узорным дощачатым заборчиком, по стенкам которого вились зеленоватые растения. Из многочисленных щелей между досками, вырезанных для создания рисунка, выглядывали головки красных цветов — вьющихся петуний, обожаемых тетей Розалин.
На террасе, под кроной высокого широколистного дуба мирно покачивались из стороны в сторону два деревянных кресла-качалки, а к невысокому домику из красного кирпича вела извилистая каменная дорожка. Сэм вспомнил, как они с дядей любили посидеть в этих гигантских, как ему тогда казалось, креслах и наблюдать за тетей, возвращающейся с работы по этой самой извилистой дорожке.
Единственный изъян во всей этой картине заключался в клумбе у садовой беседки. Произрастающие там растения перекинули свои стебли через низенькую изгородь и постепенно перебирались за ее пределы. Беседка рядом также была увита карликовыми розами, только вот среди них было много отцветших растений и пересохших стеблей. Каким же образом тетя Розалин могла допустить такой беспорядок?
Его приемная мама очень любила свою работу флориста, поэтому не брезговала продолжать ее и дома, и в выходные, и после работы. Возня с цветами всегда доставляла ей радость, как и возможность создать на участке домашний уют. Она дни напролет проводила во дворике, покупала чернозем и удобрения, раз в несколько дней опрыскивала листья и стебли спреем для уничтожения вредителей…
Однако, сейчас все ее труды чахли, цветки засыхали, всем видом умоляя полить их, а растения приобретали болезненный желтоватый оттенок, что мигом напомнило Сэму увядшие подснежники из ночного сна. Неужели его кошмар оказался вещим?
— Должно быть что-то случилось, — пробормотал он и нехотя продвинулся к дому.
У него не было никакого желания разочаровывать дядю и тетю еще сильнее, особенно если уже произошла какая-нибудь другая неприятность. Тем не менее, он не сможет повернуть все вспять и отмотать время назад, их в любом случае ждет очередная напасть. Как ни крути, вместо того, чтобы поддержать их в трудную минуту, Сэму придется уезжать на исправительные работы и отрабатывать там свои ошибки.
Но, быть может, они уже привыкли? Самого его подобные вещи уже давно не удивляли, ведь за справедливость в этой жизни часто приходится расплачиваться. Глядишь, и они не станут так остро реагировать? В конце концов, он все равно ничего не может с собой поделать.
По дороге сюда у Сэма было достаточно времени, чтобы накрутить себя. Скорее всего, дядя и тетя воспримут это спокойнее его ожиданий. Он же никого не убивал и не сделал ничего плохого. Разве можно считать человека, защищающего ребенка от малолетних преступников, виновным в последующем несправедливом наказании?
Юноша дошел до входа, и его рука замерла над дверной ручкой. Он был уверен, что отчетливо слышит голоса, доносящиеся из-за закрытой двери. Они принадлежали его приемным родителям, при этом имели достаточно высокую тональность. Он сумел расслышать только отрывки их фраз, в частности исходящие от дяди Майка. Там говорилось о чем-то, связанном с невозможностью перевоспитания, «кровной связью» и «подходящим к этому моменту сроком». Большей части услышанного Сэм вообще не понимал, но по его спине прошел неприятный холодок. Дядя разглагольствовал о сложившейся ситуации с крайним недовольством. Явно не утешительный признак.
Совершенно не представляя, что его ожидает, Сэм открыл дверь и вошел в дом, встретивший его сладким ароматом свежей выпечки и приятным лучистым освещением настенного светильника. Стоило ему войти, как голоса немедленно стихли. Раздались тихие шаги тети, и в следующую минуту, она уже стояла перед ним, нарочито широко улыбаясь.
— Сэмми, ты вернулся! — она говорила искренне, но ее лицо выражало усталость и загруженность, на нем явно отпечаталось несколько бессонных ночей — Боже, я так по тебе соскучилась.
Она приобняла его за плечи, позволив вдохнуть аромат цветочных духов и той самой выпечки, чей запах он почувствовал, едва войдя в