хан, просто прикажу отменить вылазку, вот и все.
– Передай Буюку, – сказал я Тегыну, – пусть через час собирает военный совет.
Тегын тут же развернулся и убежал выполнять мой приказ.
Я повернулся к центуриону.
– Я хочу, чтобы на военном совете присутствовал и ты Гай с командирами когорт, – сказав это, я пошел к лестнице, ведущей от башни к стене, намереваясь вернуться к «родным» мне воротам.
На примыкающей к воротам стене уже стояли Ужас, два римских офицера и несколько кочевников, один из которых, парень лет шестнадцати, почему-то со злобой посмотрел на меня.
– Зачем ты собираешь военный совет? – тихо спросил меня Ужас, отведя в сторону.
– Я хочу отменить завтрашнюю вылазку, – ответил я.
– Ты не можешь ее отменить!
– Почему? – удивился я.
– Так решил совет вождей, и у тебя нет права.
– Но я же хан!
– Ты хан, потому что так захотели вожди. Не пожелай они этого, ханом стал бы твой брат Лошан, – показал он взглядом на того парня, продолжавшего злобно ковырять меня глазами.
– Действительно, а почему не он хан? Он вроде старше меня.
– Потому что знак царской власти отец отдал тебе.
– Ну, так значит желание вождей здесь ни при чем!
– Туф, убогий, как ты не поймешь? Он сын от наложницы, хоть и дочери вождя племени сяньби. Ты сын от законной жены, дочери вождя усуней. Усуни и гунны это родственные племена. Сяньби чужие, хоть и кочевники. Отец твой учел все обстоятельства и в первую очередь желание вождей, – прошипел он, видимо позабыв, что у меня «амнезия».
«Да уж политика, ну и военная демократия в действии», – подумал я.
– Что же тогда делать? Я не хочу завтра вести людей на убой.
– Ничего не сделаешь, если ты не предложишь что-то, что даст хоть какую-то надежду на победу или хотя бы возможность убить больше ханьцев. Поэтому я не стал созывать совет, чтобы ты не выглядел перед ними дураком. Завтра тебе предстоит отвечать за свои действия перед святыми духами предков. А я не хочу краснеть за тебя перед своим отцом и твоим дедом. Он даже не посмотрит на тебя, а мне скажет, что мой племянник и воспитанник идиот, – закончил он и отвернулся.
Мне стало страшно обидно. Хана только что назвали идиотом. И я, в сердцах выхватив лук со стрелой, выстрелил, почти не целясь в стоящую где-то посередине между внешней и стеной крепости арбу. Стрела вонзилась точно в середку огромного колеса.
Легионеры восхищенно загудели.
«Ого! Я отличный стрелок», – подумал я о ставших уже моими рефлексах прежнего хозяина тела.
Но меня тут же обломали.
Лошан не глядя, как-то даже лениво пустил три стрелы одну за другой с такой скоростью, что если захотел бы я сказать раз-два, не успел бы. Все три стрелы попали в голову трупа лежавшего на внешней стене.
Наступило непонятное мне напряженное молчание. Лошан с вызовом продолжал смотреть на меня.
– Великий хан! – вдруг нарушил тишину бегом поднявшийся на стену молодой гунн.
– Мы обнаружили перебежчика! – обратился он ко мне.
– Какого перебежчика? – спросил Лошан, опередив меня.
– Это раб из согдийцев. Мы увидели его, когда он возвращался со стороны лагеря ханьцев к дому рабов у восточной стены.
– Взять и казнить его и всех согдийцев в этом доме, – крикнул Лошан.
Гунн, мельком взглянув на меня уже развернулся, чтобы покинуть нас и исполнить его поручение.
– Нет, – остановил я его, – ты узнаешь этого согдийца?
– Да, я его знаю, – ответил он, тут же повернувшись.
– Лошан, возьмешь тысячу воинов и перекроешь все дома согдийцев, – приказал я ему.
Он, зло посмотрев на меня, бегом спустился по лестнице, ведущей со стены, исполнять мое поручение.
– Ты обнаружил согдийца? – обратился я к гунну. У меня начала формироваться кое-какая догадка по поводу этого перебежчика.
– Да.
– Как зовут тебя?
– Мой хан, меня зовут Угэ, сын Тумара.
– Его отец был десятником «бешеных». Он отправил свой десяток и своего сына в крепость, а сам остался задержать ханьцев при прорыве стены, – сообщил Ужас, – он один убил трех их пехотинцев, прежде чем сам погиб.
– Десятника назначили? – спросил я.
– Еще нет, в суматохе забыли, – ответил один из стоявших на стене пожилых кочевников, – Угэ из моей сотни.
– Какой он воин?
– Лучший в десятке!
– Угэ! Возьмешь свой десяток и приведешь ко мне перебежчика. – приказал я ему.
Гунн, прижав правый кулак к сердцу, поклонился и, резко развернувшись, тоже бегом спустился со стены.
– Пойдем, Буюк, – сказал я Ужасу.
Мы молча доехали до цитадели. Затем вошли в зал, в котором недавно прошел военный совет. Дастархан уже был убран и в комнате никого не было. Я прошел в середину зала и сел на кошму. Ужас, пройдя за мной, уселся рядом и, гневно посмотрев на меня, спросил:
– Ты почему позволил себя оскорбить Лошану?
– Не понял?
– Лошан прилюдно оскорбил тебя, пустив стрелы лучше, чем ты!
– Ну, он, наверное, и владеет луком лучше, чем я. – В замешательстве ответил я Ужасу.
– Нет, ты лучше его во всем, во владении мечом, луком, копьем…
– Да ладно. Попал он в этот раз дальше, чем я, ничего страшного же не случилось.
– Пойми, ты хан! Никто не должен быть лучше тебя никогда. Никогда! Да даже если он лучше, то ты не должен допускать такой ситуации, в которой он мог бы прилюдно показать это. Такой хан не будет властелином гуннов и не проживет долго. Запомни это!
– Он вроде беспрекословно побежал исполнять мой приказ? – попытался оправдаться я.
– Конечно! Не исполни он приказа признанного хана, он немедленно был бы казнен.
Тут в комнату вошли Угэ с двумя воинами, которые втолкнули перед собой, а затем швырнули на пол двух одетых в простые полотняные халаты согдийцев. Я посмотрел на них, оба были похожи на европейцев моего времени. У обоих, один молодого, другой пожилого возраста были изможденные лица, в глазах сквозило отчаяние, но губы были сжаты с непоказной решимостью. Мне стало их очень жаль. В это время один из гуннов, сев у очага, раздув костер, начал калить на нем ножи. Угэ с другим гунном принялись срывать с согдийцев одежду. Они даже не сопротивлялись.
«Что, они пытать их собрались?» – подумал я. Меня передернуло от мысли, что я буду не только непосредственным участником, а вообще, судя по всему, инициатором пыток. Но это было, так сказать, только конфетки. На самом деле ужаснейшая новость ждала меня еще чуть позже.
– Оставьте их, – крикнул я.
Оба гунна тут же остановились.
– Как зовут вас? – обратился я к ним.
Оба согдийца молчали,