Изабель снова посмотрела на Данте и, увидев его улыбку триумфатора, в ужасе похолодела. «А как же Маркус?» — подумала она. Действительно, ведь он очень нуждался в алиби, и только она, Изабель, могла бы обеспечить ему алиби.
По какой-то непонятной причине Данте хотел обвинить в преступлении именно Маркуса, но она-то прекрасно знала, что он этого преступления не совершал. Неужели она бросит в беде ни в чем не повинного человека, причем порядочного человека? А она нисколько не сомневалась в том, что Маркус — глубоко порядочный человек. Ведь отказался же он от ее необдуманного предложения, хотя многие из известных ей мужчин приняли бы его с удовольствием. Да, многие приняли бы, но не таков был Маркус. Он подумал о ее отце и даже сказал, что она заслуживает лучшего. И, следовательно, она никак не могла покинуть его в беде.
Глядя прямо в глаза отца, Изабель отчетливо проговорила:
— Мне жаль тебя разочаровывать, но мистер Хоксли не крал картину и не нападал на человека мистера Данте.
— Но откуда ты это знаешь, Изабель?! — воскликнул граф.
— Знаю, потому что мистер Хоксли был со мной. Все это время мы провели вместе.
И тотчас же раздалось громкое восклицание леди Ярмут, означавшее, очевидно, крайнюю степень изумления. А затем Уоллинг что-то пробурчал себе под нос.
— Да, понимаю… — кивнул граф, поднявшись на ноги. Лицо его было искажено гневом. Повернувшись к Данте, он спросил: — Где я могу найти мистера Хоксли?
Маркус сидел в библиотеке особняка Уэстли, в отчаянии сжимая и разжимая кулаки. За ним неусыпно наблюдали двое охранников, причем они оба уже извлекли пистолеты из карманов сюртуков. В очередной раз покосившись на них, Маркус в ярости стиснул зубы. Да уж, Данте Блэк знал свое дело. Если бы этот негодяй оставил его наедине с одним охранником, он непременно вступил бы с ним в рукопашную, но с двумя?.. Положение усугубляло еще и то обстоятельство, что Изабель Камерон находилась одна где-то в этом же доме. Поэтому он и не мог рисковать, не мог устроить потасовку.
Ему вдруг вспомнилось, какой была Изабель, когда он обнимал ее. Распущенные длинные волосы, черные как вороново крыло… И удивительно ясные синие глаза, смотревшие на него с надеждой. А ее фигура, ее чудесное тело, которое она так настойчиво ему предлагала… Ох, если бы Данте не прервал их интимное свидание…
Поднявшись на ноги, Маркус подошел к окну, находившемуся позади пыльного дубового стола. Он чувствовал, что охранники следят за каждым его шагом, за каждым движением. Что ж, ничего удивительного, ведь именно для этого они здесь и нужны.
Но, что же все-таки происходит? Какая-то бессмыслица… Ясно одно: Данте Блэк хочет обвинить его в краже картины Гейнсборо и в нападении на одного из служителей. Но зачем ему это?
Впрочем, Маркус не очень-то хорошо знал аукциониста. Ему было известно, что Данте одно время обслуживал аукционы «Бонэмз». Более того, Данте Блэк являлся там главным аукционистом до тех пор, пока не поползли слухи, что он не поладил с самим Томасом Доддом, совладельцем фирмы и лучшим другом «Бонэмз». После этого Данте занялся распродажей имущества богатых покровителей искусства, почивших в бозе. Маркус посетил множество аукционов, проводившихся Данте за последний год. И вот сейчас… Почему-то аукционист вдруг решил обвинить его в преступлении. Но почему, зачем?.. Ведь они ни разу не ссорились, не сказали друг другу худого слова. Напротив, Данте делал неплохую прибыль на тех произведениях искусства, которые он, Маркус, приобретал на его аукционах.
Враждебное поведение Данте казалось очень странным, совершенно нелогичным. Если, конечно, он не работал на кого-то другого, на человека, желавшего уничтожить Маркуса Хоксли.
В дверь тихонько постучали. Один из охранников спрятал пистолет в карман и приоткрыл дверь. Затем, не оборачиваясь, подал знак другому охраннику, чтобы тот тоже убрал оружие.
Через несколько секунд дверь широко распахнулась, и в библиотеку вошел Эдвард Камерон, граф Молверн. К изумлению Маркуса, охранники тотчас исчезли и закрыли за собой дверь.
— Рад видеть вас, лорд Молверн, — приветствовал графа Маркус.
Камерон шагнул к нему и, дрожа от гнева, процедил:
— А я не очень-то рад встрече, мистер Хоксли. Но вы, похоже, ожидали меня, не так ли?
Маркус с усмешкой пожал плечами:
— Да, пожалуй, ожидал. Но не так скоро.
— Ваша самоуверенность и наглость не имеют пределов, мистер Хоксли. Моя дочь здесь, внизу. И, как принято говорить, от ее репутации полетели пух и перья, а будущее ее погублено. И все из-за того, что она заступилась за вас. У вас есть что сказать на это?
— Поверьте, лорд Молверн, между леди Изабель и мной ничего особенного не произошло. Клянусь честью, я…
— Вашей честью?! — взревел Камерон. — Насколько мне известно, мистер Хоксли, у вас давно уже нет чести, во всяком случае — последние десять лет. Я никогда не проявлял к вам ничего, кроме доброты и уважения, но это было много лет назад. Мне стало известно о вашем неблаговидном поведении, но я наивно верил, что вы изменились. Увы, оказалось, что вы начисто утратили какие-либо представления о морали, если, конечно, у вас когда-нибудь имелись такие представления. Ведь всем известно, что вы погубили нескольких невинных молодых женщин.
— Я никого не губил. Что же касается вашей дочери, то между нами ничего не было.
— Значит, вы готовы признаться в том, что украли картину? — осведомился граф.
— Нет, ничего подобного.
— То есть вы хотите сказать, что находились наедине с Изабель в то время, когда была совершена кража?
— Да, совершенно верно. Но еще раз говорю: между нами ничего не происходило.
Граф ненадолго задумался, потом заявил:
— Поверю ли я вам, мистер Хоксли, или нет, сейчас это уже не имеет значения. Увы, слишком поздно говорить об этом. Всего несколько минут назад Изабель призналась в том, что ее застали в чрезвычайно двусмысленной ситуации вместе с вами. И сказала она это в присутствии лорда и леди Ярмут и лорда Уоллинга. Стоит ли говорить, что теперь лорд Уоллинг ни за что на свете не возьмет Изабель в жены?..
— В таком случае ваш Уоллинг — редкостный болван, — заметил Маркус.
Граф тяжело вздохнул и пробормотал:
— Я же сказал, что теперь это уже не имеет значения. Выбора не остается. Вы должны жениться на Изабель, и сделать это надо как можно быстрее.
Маркус почувствовал, как невидимая петля стягивает его шею.
— А я все гадал: когда же вы, Камерон, заговорите об этом? — Он ослабил узел галстука, вдруг ставшего ужасно тесным; у него возникло ощущение, что он задыхается.