Читать интересную книгу "Архитектор Душ IV - Александр Вольт"

головой. — И могу с уверенностью сказать, что это целая группа лиц.

Его реакция превзошла все мои ожидания. Он не просто удивился. Он пришел в неописуемый восторг. Восторг, который я мог бы увидеть у ребенка, которого привезли в Диснейленд, или человека, который ждал, что ему на новый год под елкой от деда мороза материализуется «плейстейшн», и там действительно была… «плейстейшн», а не раскраска и набор цветных карандашей.

— Это же превосходно! Это замечательные клинические случаи, с которыми я просто обязан побеседовать! Это же какой материал можно собрать! Подумать только, убийство эльфа, оккультный ритуал. Надо ж было додуматься.

Я видел, как его глаза действительно светились от услышанного. Но что-то в его последней фразе резануло по уху. Диссонанс. Неправильная нота в хорошо настроенной мелодии. Я пытался зацепиться за это ощущение, прокрутить его слова в голове, но Вяземский уже несся дальше на волне своего энтузиазма, засыпая меня вопросами о психотипах культистов, о природе жертвенности и о том, как ритуальное насилие влияет на коллективное бессознательное. Я отвечал односложно, не вникая в суть его психиатрических изысканий, в которых не смыслил ни в зуб ногой.

— Что ж, — наконец закончил он, внезапно оборвав свой монолог. Он резво поднялся, взглянув на наручные часы. — Спасибо за содержательную беседу, господин коронер! Я буду очень-очень-О-Ч-Е-Н-Ь ждать вашего обнародования и поимки злодеев… Какой материал… какой материал, вы себе даже представить не можете, голубчик!

Что-то изменилось. Его неторопливая, вальяжная манера исчезла. Он начал торопиться, и эта спешка была настолько явной, что он, разворачиваясь, чуть не задел бедром стул. Что за внезапный порыв? Получил что хотел?

— Пока не за что, Арсений Романович. Если чем буду полезен — звоните. Мой номер, как я понял, у вас есть.

— Да-да! Но пока вынужден вас покинуть. Еще раз спасибо за содержательный диалог, вы мне очень помогли.

Мы снова пожали руки.

Хватка. Крепкая. Не та вялая, прохладная хватка интеллектуала, что была на входе. А жесткая, уверенная хватка кузнеца. Она стиснула мою ладонь на мгновение дольше, чем предписывал этикет. Затем, словно осознав, что делает, он ослабил давление.

— Держите меня в курсе, — сказал он, широко улыбаясь. — До встречи.

— Вас проводить?

— Не стоит-не стоит. Я и так у вас отнял кучу времени. А дорогу я запомнил, тут несложно разобраться. Спасибо!

Он почти бегом покинул кабинет. Я слышал, как его быстрые шаги затихают в коридоре.

Я опустился в кресло, подперев подбородок рукой. Тишина, которая возникла в кабинете после того, как Вяземский вышел, казалась слегка неестественной.

Закрыв глаза, я с самого начала прокрутил в голове наш диалог. Снова. И снова. И снова. Как будто просматривал запись всего диалога.

Крепкое рукопожатие. Внезапная спешка. Чрезмерный интерес к вскрытию. И тот момент во фразе, которая так резануло мне по уху. Что же там было такого? Что. Там. Было?

Дверь тихо скрипнула. В кабинет заглянули Алиса с Лидией.

— Ну что? Ушел? — спросила Алиса.

И в этот момент, когда их лица появились в дверном проеме, разрозненные детали в моей голове сложились в единую картину. Пазл со щелчком встал на место.

Мои глаза широко распахнулись.

Я не говорил, что это был эльф.

Глава 4

Мастер шел по залитой солнцем улице. Суббота. Половина одиннадцатого утра. Прохожие, спешащие по своим делам — на рынок, в кофейни, на набережную, — не обращали на него никакого внимания. Обычный, ничем не примечательный господин в элегантном, но неброском костюме.

Арсений Вяземский — уважаемый специалист, интеллектуал, завсегдатай лучших домов Феодосии. Никто и не догадывался, что под этой респектабельной личиной скрывается человек, чьи мысли сейчас были далеки от субботней праздности.

То, что он услышал в кабинете коронера, ему совершенно не нравилось.

Каждое слово Громова все еще звучали в его ушах. Анализируя разговор, Мастер приходил к неутешительным выводам. Формально коронер не сказал ничего. Никаких конкретных фактов, имен, деталей. Лишь туманные намеки на «неопровержимые доказательства» и «конкретную группу лиц». Чистый блеф, рассчитанный на то, чтобы посеять панику. Мастер был почти уверен в этом. Гонец отчитался: работа была проведена идеально, никаких следов.

Но уверенность — вещь хрупкая. Ее подтачивал не сам текст, а подтекст. Уверенность, с которой Громов произносил свои слова. Холодная, стальная убежденность в его голосе. А главное — взгляд. Это был не взгляд загнанного в угол чиновника, пытающегося выкрутиться. Это был взгляд охотника, который уже видит свою добычу и лишь выбирает момент для удара.

Эти взгляд и уверенность означали только одно. Виктор Громов уже не был тем человеком, что раньше.

Мастер отчетливо помнил того, другого Громова. Опустившегося, сломленного аристократа, прозябающего в провинциальной ссылке. Человека, чей взгляд был затуманен алкоголем и отчаянием. Он сам приполз к нему несколько месяцев назад, ведомый слухами и желанием обрести силу.

Он искал знаний, искал способ переломить свою жалкую судьбу. Тогда, в полумраке тайной встречи, Мастер не показал ему своего лица, но он видел его — видел эту жадность, этот страх, эту слабость в глазах Громова. И тогда он решил помочь, потому что понимал, что когда все начнется, понадобится человек, в чьих возможностях замять шумиху.

Свой оккультист в рядах чиновников как туз в рукаве.

Но теперь, в кабинете Коронерской службы, он увидел другого человека. И это тревожное открытие косвенно подтверждало слова Гонца. «В его глазах словно два осколка серого льда. В них была бездна, которая улыбнулась мне». Мастер тогда списал это на преувеличение, на страх своего подчиненного, столкнувшегося с необъяснимым. Но сейчас… сейчас он сам ощутил нечто похожее.

Громов явно добился своей цели. Его ритуал, каким бы он ни был, увенчался успехом. Но с ним случилось что-то еще. Что-то, что изменило его суть. Мастер это чувствовал. Не как маг, а как тонкий психолог. От Громова исходили странные, едва уловимые эманации, которых раньше не было. Не магическая аура, нет. Это было нечто иное. Чувство силы. Чувство уверенности. И что-то еще… что-то такое, отчего даже у Мастера, привыкшего считать себя кукловодом, возникло легкое, почти забытое чувство холодка в желудке. Не страх, нет. Скорее… беспокойство. Словно что-то склизкое и холодное, будто невидимое щупальце, скользнуло по его шее.

Он зашел в небольшую, почти безлюдную кофейню, заказал эспрессо и сел за столик у окна. Нужно было подумать. План, который казался безупречным, давал трещину. Громов, из пешки превратившийся в непредсказуемую фигуру, становился реальной