Читать интересную книгу Проклятие красной стены - Алексей Витаков

Не успела она опомниться, как почувствовала, что сидит на коленях у «своего» рейтара.

— Как же тебя зовут, пухленок? — услышала она над самым ухом.

— Алисия. А тебя?

— Хга-ха! Друджи. Моя деревня недалеко от Варшавы.

— А я из Кракова.

— Давай я угощу тебя вином, пухленок?

— Я не знаю, что это такое!

— Хга-ха! Сейчас узнаешь. Эй, черти неповоротливые, два кубка — мне и этой пухленькой пани. Ворочайте поживее там своими задами, схизматики убогие!

Друджи так громко кричал, что Алисии пришлось ладонями заткнуть уши.

— Хга-ха. Я еще не так могу! — парень был доволен. — Показать?

— Нет-нет, не надо! Я тебе верю!

— Веришь. Хга-ха! — он отхлебнул большой глоток и осклабился. — А я ведь могу на тебе жениться!

— Ой. Я не раз слышала о том, как витязи предлагают девушкам жениться, а потом обманывают!

— Я не из таких. Давай чокнемся, пани Алисия!

Они громко стукнули кубками, и Алисия сделала первый в своей жизни глоток вина. Она поперхнулась, закашлялась и едва не уронила кубок. Глядя на это, Друджи осклабился еще шире.

Неожиданно девушка услышала знакомый голос. Она резко повернулась. За столом, держа на коленях нарумяненную толстуху, сидел ее отец. Белые, тяжелые груди женщины были целиком выпростаны, а жесткие светло-желтые усы Станислава Валука топорщились в разные стороны.

— Ай-я-ха-ха! — хохотала женщина. — Щекотно! Кожу сдерешь мне своими усищами!

Алисия резко отвернулась.

У нее не было матери. Отец часто менял служанок. В детстве Алисия не понимала, зачем он так делает. Гораздо удобнее все время быть с одной. Но, взрослея, понемногу начинала догадываться, что отец страстно любит женщин и, когда не происходит перемен на этом фронте, то серьезно страдает.

Как очень многие польские офицеры, Станислав Валук слыл влюбчивой вороной, юбочным таскуном и рыцарем с голодным до настоящей любви сердцем. Впрочем, влюбленности и пылкие любови не мешали ему одновременно получать удовольствие с легкодоступными женщинами. Как, например, сейчас.

Жена Валука умерла через месяц после родов. Оставшись вдовцом с грудной Алисией на руках, Станислав стал искать подходящую женщину. И нашел мать-одиночку, которая тоже совсем недавно разрешилась от родов. Бедная девушка, не раздумывая, согласилась поступить в дом Валука кормилицей. Вилена, так звали новую служанку, оказавшись в достойных бытовых условиях, стала расцветать на глазах, и вскоре о ее красоте пошли слухи. Как водится, нашлись злые языки, утверждавшие, будто бы Вилена метит высоко, а именно в жены Валуку, и хочет даже извести его законного ребенка, чтобы сделать своего наследником всего немалого состояния.

Мнительный, вспыльчивый, к тому же редко бывающий трезвым, польский офицер однажды ворвался в комнату Вилены и потребовал показать детей. Подержав поочередно на руках свою дочь и сына служанки, он обнаружил существенную разницу в весе, и в подпитии не сообразил, что мальчики-грудники всегда тяжелее девочек.

Он обвинил Вилену во всех смертных грехах, какие только существуют, и нет бы просто вышвырнул на улицу! Разъяренный хмельной Валук застрелил ее. Что стало с сыном Вилены, никто не знает.

Спустя несколько лет произошла другая история, исчерпавшая последние капли терпения у начальства. Валук вызвал на дуэль невиновного человека и, по слухам, изрубил того в капусту своей венгеркой. Чтобы избежать преследования по закону и мести родственников, он подал рапорт о переводе на границу Речи Посполитой. Просьба его была удовлетворена, поскольку он не раз проявлял завидное мужество на войне, да и вообще был известным рубакой. Такие вот странности встречаются в жизни: безжалостный изувер и храбрый гусар в одном человеке.

— Друджи, мне нужно в уборную. Я быстро! — не имея привычки к вину, девушка почувствовала, как ее начало мутить.

— Ты мне обещаешь?

— О, да. Я вправду быстро.

Она поднялась с места и на неверных ногах пошла к выходу. В глазах плавали круги, к горлу подступила тошнота, а во всем теле ощущалась невероятная слабость. Алисия словно продиралась сквозь винные пары, клубы дыма и удушающий перегар. Но, впрочем, ей уже все это нравилось, несмотря на появление отца, плохое самочувствие и, о боже, отсутствие на голове чепца. К черту чепец!

— А ну, постой, красавица! — перед ней вырос мужчина вдвое старше нее. — Дай я тебя приласкаю!

Алисия попыталась позвать Друджи, но не услышала своего голоса. Словно овцу, ее закинули на плечо и куда-то понесли.

ГЛАВА 4

— Дядь Бьорн, куды ты меня ведешь?

Савва шел за своим учителем по тайге, то и дело уворачиваясь от пружинящих веток, которые старый норвежец и не думал придерживать. Ветки летели навстречу Савве, словно концы разогнувшихся луков.

— Итти таффай! Зачем спрашивать? Я никого не спрашивать, когда тфой лечил! Итти таффай!

— Иди да иди. Все ему иди! — недовольно пробурчал Савва.

Вскоре тропинка вывела их на угрюмую болотину, над которой витал сладковатый запах багульника с примесью зрелого морошечного духа. Повсюду хилые кривые березки да редкие сосенки, зато невероятно высокий черничник с крупными, глазастыми ягодами и алые, похожие на долгие зарницы, кусты брусничника, а еще желтые, отяжелевшие от сока плоды морошки. Картина была манящей, величественной и вместе с тем жутковатой. В низком, набухшем небе кружил огромный ворон; после каждого его длинного, мокрого карка целое облако поблеклой листвы срывалось с той или иной березы.

Савва поймал себя на мысли, что никогда не был в этих местах, и почувствовал, как к горлу подкатила легкая тошнота.

— Не тыши шибко! Тыши тихонько. Это зловредный пар, его еще называют паром Бауги. Патаму чта Бауги все время варить ядовитый зелье.

— Бауги? — Савва переспросил без всякого любопытства, просто чтобы поддержать разговор.

— Та-та, Бауги, двоюратный брат Суттунга.

— Кто такой Суттунг?

— О-щ, Суттунг — хранитель меда Игга. Бауги уговаривал своего старшего брата дать хотя бы один глоток Бельверку, но тот не согласился…

Савва перестал слушать. Стоило только навести старого норвежца на разговор о своих богах, и тот рассказывал истории часами без остановки. Запомнить названия, имена, сюжеты Савва не мог и погружался в свои мысли, вспоминая об отце, Аленке и их большом бревенчатом доме на берегу серой, точно сталь охотничьего ножа, реки.

Коварен «пар Бауги», ох как коварен!

Фигура идущего впереди Бьорна начала расплываться и терять очертания. Вскоре и его голос стал еле уловим, как будто звучал из самой нижней части дупла трехсотлетней сосны. А самая нижняя часть, как известно каждому, находится глубоко под землей.