Я отступил на шаг — и лицо Геннадия дрогнуло.
— Все нормально, — сказал он. Распахнул рубашку — и я увидел регистрационную печать, голубой оттиск на серой коже. — Мы все зарегистрированы. Полина! Костя!
Его жена тоже перешла в сумрак, расстегнула блузку.
Пацан не двигался, потребовался суровый взгляд отца, чтобы и он предъявил печать.
— Я должен проверить, — прошептал я.
Мои пассы были неумелыми, я дважды сбивался и начинал сначала. Геннадий терпеливо ждал. Наконец печать дала отклик. Постоянная регистрация, нарушений режима не обнаружено…
— Все в порядке? — спросил Геннадий. — Мы можем идти?
— Я…
— Да ничего. Мы знали, что однажды ты станешь Иным.
— Идите, — сказал я. Не по уставу, но мне сейчас было не до правил.
— Да… — перед тем, как выйти из сумрака, Геннадий на миг задержался. — Я был в твоем доме… Антон, я возвращаю тебе приглашение заходить…
Все было правильно.
Они ушли, а я сел на скамейку, рядом с греющейся бабулей.
Закурил, пытаясь разобраться в мыслях. Бабулька поглядела на меня, и изрекла:
— Хорошие люди, правда, Аркашенька?
Она все время путала мое имя. Жить ей оставалось от силы два-три месяца, сейчас я это видел ясно.
— Не совсем… — сказал я. Скурил три сигареты, потом поплелся домой. У порога постоял, глядя, как гаснет серая дорожка «вампирьей тропы» у порога. Как раз сегодня меня научили ее видеть…
До вечера я промаялся. Листал конспекты, для чего приходилось уходить в сумрак. Для обычного мира эти общие тетради девственно пусты. Хотелось позвонить, куратору группы или самому шефу — я был на его персональной ответственности. Но я чувствовал, что должен принять решение сам.
Когда совсем стемнело, я не выдержал.
Поднялся на этаж выше, позвонил. Открыл Костя, вздрогнул. В реальности он, как и вся его семья, казался совершенно обычным,
— Позови старших, — попросил я.
— Зачем? — буркнул он.
— Хочу вас пригласить на чай.
Геннадий возник за спиной сына, возник ниоткуда, он был куда способнее чем я, свежеиспеченный адепт Света.
— Ты уверен, Антон? — с сомнением спросил он. — Этого вовсе не требуется. Все нормально.
— Уверен.
Он помолчал. Пожал плечами:
— Мы зайдем завтра. Если пригласишь. Не горячись.
К полуночи я был безумно рад, что они отказались. К трем часам ночи попытался уснуть, успокоенный, зная, что хода в мой дом для них нет и не будет.
К утру, так и не сомкнув глаз, я стоял у окна и смотрел на город. Вампиров мало. Очень мало.
В радиусе двух-трех километров ни одного больше.
Каково это — быть отверженным? Быть наказанным не за преступление, а за потенциальную возможность его совершить? А каково будет им жить… ну, пусть не жить — тут требуется иное слово… — рядом со своим надзирателем?
Возвращаясь с занятий, я купил к чаю тортик.
А вот теперь Костя, хороший умный парень, студент физфака МГУ, имевший несчастье родиться живым мертвецом, сидел рядом со мной и возил ложкой в сахарнице, будто не решаясь зачерпнуть.
С чего бы такая стеснительность…
Вначале он вообще забегал чуть ли ни каждый день. Я был его прямой противоположностью, я был на светлой стороне. Но я впускал его в дом, со мной можно было не таиться. Можно было просто поболтать, а можно было нырнуть в сумрак и похвастаться появившимися возможностями. «Антон, а у меня получилось трансформироваться!», «А у меня клыки стали расти, р-р-р!»
И самое странное, что все это было нормально.
Я хохотал, глядя на попытки вампиренка превратиться в летучую мышь — это задача для высшего вампира, которым он не является, и даст Свет — никогда не станет.
Только иногда одергивал: «Костя… вот этого ты никогда не должен делать. Понимаешь?» И это тоже было нормально.
— Костя, я выполнял свою работу.
— Зря.
— Они нарушили закон. Понимаешь? Не наш закон, заметь. Не только светлые его приняли, а все Иные. Этот парень…
— Я его знал, — неожиданно сказал Костя. — Он веселый был.
Вот черт…
— Он мучался?
— Нет, — я покачал головой. — Печать убивает мгновенно.
Костя вздрогнул, на миг скосил глаза на грудь.
Если перейти в сумрак, то печать увидишь и сквозь одежду, а если не переходить — вообще не обнаружишь.
Кажется, он не переходил.
Но откуда мне знать, как чувствуют печать вампиры?
— Что я мог поделать? — спросил я. — Он убивал. Убивал ни в чем не повинных людей. Абсолютно беззащитных перед ним. Инициировал девчонку… грубо, насильно, она не должна была стать вампиром. Вчера они чуть не прикончили мальчишку. Просто так. Не от голода.
— Ты знаешь, что такое наш голод? — спросил Костя, помолчав.
А он взрослеет. Прямо на глазах…
— Да. Вчера я… почти стал вампиром.
Тишина — на миг.
— Знаю. Я чувствовал… я надеялся.
Дьявол и преисподняя! Я вел свою охоту. На меня вели свою.
Точнее — караулили в засаде, ожидая, что охотник превратится в зверя.
— Нет, — сказал я. — Уж извини.
— Да, он виноват, — упрямо сказал Костя. — Но зачем было убивать? Положено судить. Адвокат, обвинение, все как положено…
— Положено не вмешивать людей в наши дела! — рявкнул я.
И впервые Костя не отреагировал на такой тон.
— Ты слишком долго был человеком!
— И ничуть о том не жалею!
— Зачем ты его убил?
— Иначе он убил бы меня!
— Инициировал!
— Это еще хуже!
Костя замолчал.
Отставил чай, поднялся.
Совершенно обычный, нагловатый и при том болезненно моральный юноша.
Вот только вампир.
— Пойду…
— Подожди, — я шагнул к холодильнику. — Захвати, мне тут выдали, но не понадобилось.
Я вынул стоящие среди бутылок с «Боржоми» двухсотграммовые пузырьки с донорской кровью.
— Не надо.
— Костя, я же знаю, что это вечная ваша проблема. Мне это не нужно. Бери.
— Купить хочешь?
Я начал злиться.
— Да зачем мне нужно подкупать тебя! Выбрасывать — глупо, вот и все! Это кровь. Люди сдавали ее, чтобы кому-то помочь!
И тогда Костя вдруг ухмыльнулся.
Протянул руку, взял один из пузырьков, раскупорил — содрав жестяной колпачок легко и умело.
Поднес бутылочку к губам. Опять усмехнулся, сделал глоток.
Я никогда не видел, как они питаются. Да и не стремился.
— Прекрати, — сказал я. — Не паясничай.
Губы у Кости были в крови, тоненькая струйка стекала по щеке.
Не просто стекала, а впитывалась в кожу.
— Тебе неприятен наш способ питания?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});