Я жутко разозлился, когда увидел, что к ней пристала кучка идиотов. Сердце сжалось. Она казалась такой беззащитной, что сразу захотелось схватиться за доспехи или плащ, чтобы стать для неё рыцарем или супергероем. Кто ей больше придётся по душе?
Загружаем фейерверк в машину. Толкаю Сома, когда он пытается запрыгнуть на переднее пассажирское кресло. Никита театрально закатывает глаза.
— Вот так всегда. Появляется девушка, и, друг, проваливай на заднее сиденье. — Приподнимаю брови. — Да, понял я, понял, — понижает голос, чтобы слышал только я: — Большая любовь, и все такое.
Сом знает, на ком я зациклен. Долго уговаривать его не пришлось. Он сразу смекнул, что к чему. Я просто сделал акцент, что это мой шанс. Скорее всего, единственный.
Всю дорогу до музея поглядываю на девушку. Она нервно ерзает на сиденье, искусав губы до крови. Тянусь к её руке, пока она себе ноготь не отковыряла.
Лена вздрагивает, но посмотрев на меня, расслабляется. Подбадриваю кивком. Хочется прижать её кисть ко рту, нежно поцеловать каждый пальчик. Но вместо этого я переплетаю пальцы над рычагом переключения передач.
— Во дела-а-а, — присвистывает Сом над ухом. Я и забыл, что он там.
— Приехали.
Лена выглядывает в окно.
— Но до музея ещё метров пятьсот.
Собираюсь отшутиться, но Сом опережает меня:
— Машину нельзя светить. Вдруг менты вычислят нас по этому ведру с гайками?
Чертыхаюсь, не обращая внимания на поношение моей машины. Лена побледнела. Нижняя губа задрожала:
— Мы не должны этого делать. Это нарушение закона.
Поворачиваюсь к ней. В голубых глазах плещутся тревожные искорки. Бросаю быстрый укоризненный взгляд на Сома. Понимая намёк, друг выходит из машины.
Я наклоняюсь к взволнованной девушке.
- А как же письмо бабушки? Твой подарок?
— Вы не должны так рисковать. Что если вас правда поймают?
Она не противится, когда, осмелев, стаскиваю с неё вязаную шапочку. Темные кудри обрамили лицо в форме сердечка. А короткие волоски распушились, окружая голову электрическим ореолом.
Ей не нужны румяна. Она мило краснеет. Я подхватываю волнистую прядь.
— Нас не поймают.
— Ты не можешь быть уверен.
Заправляю прядку за ушко, замечаю сережки-гвоздики с голубыми камушками. Такими же яркими, как и её глаза.
— Всё пройдёт хорошо. — Прикоснувшись к ней, не могу остановиться, а Лена не отталкивает меня. Провожу подушечкой большого пальца по раковине её ушка. Затем и вовсе опускаю ладонь на алеющую щёчку. Такая нежная. Под кожу пробираются мурашки. — Мы зайдём, решим задачку и выйдем.
— Точно? — Взмах ресниц, и я пропал. Даже если бы уже не был влюблён по уши, втюрился бы здесь и сейчас.
— Доверься мне, — прошептал, приблизившись к её лицу. — Можешь?
Задерживаю дыхание, ожидая ответ. Лена открывает рот, но не издаёт ни звука. Я жду, что она отшатнётся или пошлёт меня куда подальше. Но девушка сглатывает и выдыхает также тихо:
— Да.
Время идёт. Слышу, как тикают невидимые часы, а стрелки ускоренно забегали. Я глотаю воздух медленными глотками, чтобы не разрушить этот момент. Господи, пусть он продлится ещё чуть-чуть.
Шарахаюсь назад, когда в окно стукнули. Всевышний меня не слышал, раз послал мне такого друга.
Вздыхаю, выхожу из машины. Лена надевает шапку и присоединяется к нам у багажника. Протягиваю ей маску. Надеваю на своё лицо. Никита уже спрятался за своей фирменной маской.
Радуюсь, что в нашей действительности никто не удивляется людям в чёрных масках. Пандемия, все дела.
Достаём ящики и широкими шагами направляемся к музею. Помогаю Сому расставлять фейерверк по всей территории. Спереди, чтобы нам удалось войти и позади, чтобы выйти.
— Слишком близко, — волнуется Лена. — Что если заденет здание?
— Вероятность есть, — соглашается Сом, — но надеемся, что этого не случится. Но у охранника жопа должна ой как загореться.
Никита хихикает. Адреналин начинает зажигаться в крови.
Он занимает свою позицию. Мы с Леной подходим к музею сбоку.
— Готова? — Мой голос звучит глухо из-за маски. Сильно сжимаю её руку. Девушка мотает головой, её хватка усиливается. — Сделаем это!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Машу рукой, давая старт операции «Проникновение без взлома».
— Да начнётся шоу! — орёт Сом. Ему, в отличие от нас, не просто можно привлекать внимание, а даже нужно.
Выглядываю, чтобы увидеть, как друг поджигает фитиль.
— Ш-ш-ш-ш, — искры фонтаном вырываются из коробки.
Затем слышится характерный свист — заряды подлетают в воздух один за другим.
— Ба-бах! Ба-бах! — Тишина взрывается от оглушительных звуков. Небо озаряется разноцветными вспышками.
— Как красиво, — говорит Лена, выглядывая из-за моей спины.
Из музея никто не выходит.
Мало.
Подаю знак Сому.
— Да, чёрт возьми! — Друг не на шутку разыгрался. Думаю, продавать салют не так весело, как подрывать его в центре города. — Атомная бомба, твоё время пришло!
В ход пошла самая крупная чёрная коробка, на которой нарисованы череп и кости. Никита поджигает фитиль. Отбегает на расстояние. Не знаю, к чему готовиться.
Но к такому и не подготовишься. Близнецы Уизли точно бы одобрили.
Звук от этой штуковины в несколько раз громче, чем от предыдущей. Лена закрывается уши, когда свист режет, но уже в следующую секунду моя челюсть отваливается, а барабанные перепонки взрываются.
Девушка вскрикивает. Я прижимаю её к себе, обвив талию рукой.
Запрокидываем головы, чтобы увидеть, как по небу расползается огромный оранжево-красный шар, а с центра спускается ножка. Задыхаюсь от ужаса. Над нашими головами разрастается гриб, как при взрыве атомной бомбы.
Восхищает, завораживает, но и пугает до чёртиков.
Конечно, такое шоу уж точно не осталось без внимания. Мимо проходящие люди замерли, с шоком на лицах. Дверь музея щёлкнула, и из здания выскочил разъярённый медведь-охранник. Он, не закрыв дверь, бросился к Никите, глядя на небо и выкрикивая нецензурные ругательства.
Атомный гриб постепенно развеивается, но леденящее чувство не покидает тело. Никита же отбегает в сторону, поджигая следующую игрушку. Меньших масштабов.
— Пошли! Быстро! — командую я, видя, что охранник полностью зациклен на Соме, а на музей даже не смотрит.
Хватаю её за руку и почти втаскиваю в здание. На входе не темно. Закуток охранника ярко освещён. Телевизор шумит, передаёт новогодний парад звёзд. На столе пластиковые контейнеры с салатами, бутылка водки и прозрачный стаканчик.
— А он тут веселится по полной, — шучу я, но Лена не отвечает. Её глаза прыгают, словно зайчики.
Достаю телефон, включаю фонарик. Проходим вглубь. Выставку долго искать не пришлось. Она сразу за коридором, в первом зале.
Освещаю картины. Их много.
— Какая нам нужна? — Приспускаю маску, оборачиваясь к Лене.
— Не знаю.
Нужно пробежать по залу, освещая все картины подряд. Лена тоже включает фонарик. Разделяемся.
— Может, должно быть нарисовано зеркало? — предлагаю я.
— Может, и так.
— Есть что-нибудь знакомое?
Мы обошли весь зал, но взгляд не зацепился ни за одну картину. Ничего особенного. Много природы и какой-то антиквариат.
— Может, мы ошиблись? — Лена нервничает. Время щекочет натянутые струной нервы.
Мой телефон пиликает. Чертыхаюсь, хватаясь за голову.
— Сом говорит, что охранник выдохся.
Стоит мне это сказать, как дверь заскрипела, и в музей ввалился запыхавшийся охранник. Его дыхание соперничает по громкости с салютом. Меньше нужно жрать салаты, а больше двигаться. Он кашляет, хрипит и матерится так, что уши вянут. Если перевести кратко, то все мы уроды.
Убираю фонарик, смотрю на Лену. Её можно принять за музейный экспонат. Но фонарик светит прямо в проход. Как только это чудище подберёт свои лёгкие с пола, он может заметить.
Медленно и бесшумно передвигаю ногами, чтобы добраться до красивой статуи. Оказываюсь возле неё. Она поднимает на меня глаза, явно задаваясь вопросом, что нам теперь делать. Я тянусь к её телефону, чтобы выключить освещение, которое может нас выдать.