Читать интересную книгу Я везучий. Вспоминаю, улыбаюсь, немного грущу - Михаил Державин

В свидетельстве о смерти было написано «двухсторонняя бронхопневмония». Организм не выдержал. Папе было всего 48 лет.

Вот мы говорим – все забудется. Ничего не забывается! Это было непередаваемо горькое время, которое переломило всю нашу жизнь».

* * *

Папа видел во мне художника, хотел, чтобы Аня занималась музыкой. У нее был очень хороший слух, и она очень неплохо пела, вот папа и хотел по этой линии ее как-то направить. Но все пошло кувырком.

Мама в 35 лет осталась одна с тремя детьми. В театральном она не доучилась, когда вышла замуж за папу – рождение детей, домашние заботы. Хотя, по воспоминаниям всех ее старых знакомых, она была очень способная…

Мама училась на одном курсе с Витькой, как она его называла, Розовым (Виктор Розов, знаменитый драматург). И мама часто вспоминала, как этот Витька Розов спасал весь курс от опроса аудитории, когда вступал в полемику с педагогом. Он часами мог «запудривать» мозги, так был подвешен язык. Позже Розов вспоминал в одной из телевизионных передач о маме: «Ирка? Державина? Помню, помню… Хорошенькая была!»

* * *

Надо было жить дальше. После девятого класса я ушел в школу рабочей молодежи, потому что начал «подхалтуривать», чтобы помочь маме, – то где-то в массовке снимался, то еще что-то.

Окончил школу рабочей молодежи вполне прилично, хотя все время были нелады с математикой. В этой школе работал один замечательный педагог по математике, Михаил Израилевич, который сказал на экзаменационной комиссии: «Вы знаете, этому мальчику ни-и-ко-о-гда в жизни не пригодится математика!» И оказался прав.

Глава вторая

В Щукинском

«Держик»

В 1954-м я поступил Театральное училище им. Щукина на курс к Иосифу Моисеевичу Толчанову. Практически все педагоги училища были актерами Театра им. Вахтангова и друзьями моего папы. Но, конечно же, я поступал на общих основаниях. Хотя… наверное, меня жалели, потому что папа умер рано – в 1951 году.

Как полагалось, я подготовил и читал прозу, стихотворение, басню – «Волк на псарне» Крылова, отрывок из поэмы Пушкина «Жених» («Три дня купеческая дочь Наташа пропадала…») и отрывок из прозы Чехова.

Меня сдержанно похвалили, но я был на седьмом небе от счастья – так трудно показалось читать перед педагогами, которые знакомы с детства. Пришел домой, рассказал, как все происходило, маме, сестрам… И вдруг на следующее утро звонок в дверь, потом вбегает мама в мою комнату: «Мишенька, быстро надень свежую рубашку. Пойдешь сейчас читать то, что вчера читал». Я, честно говоря, расстроился. Подумал: если по второму разу перечитывать, видно, что-то не понравилось.

Прихожу в училище, сидят представители приемной комиссии, во главе – народный артист Борис Евгеньевич Захава и рядом с ним какие-то неведомые люди. И вот Захава смотрит в бумажку, потом на меня и объявляет: «Михаил Державин», как будто меня и не знает. Я так был поражен! А он продолжает: «Поэма Пушкина «Жених». Михаил прочтет финальную часть. Переводчики, будьте любезны, переводите. Можно не в стихах». В зале заулыбались.

Борис Евгеньевич сделал знак мне рукой: мол, взбодрись! Я послушно взбодрился, начал весьма экспрессивно читать. Мне даже аплодировали. Оказалось, на гастроли приехал французский театр, и ему демонстрировали, как проходит прием в Щукинское училище. Так вот я и поступал…

Вспоминает Анна Михайловна Державина, сестра автора:

«…Пришло время поступать Мишке в институт. А тогда многие абитуриенты, поступающие в актерские ВУЗы с огромным конкурсом, пробовали свои силы одновременно во многих театральных училищах. Так увеличивалась вероятность поступления. И вот Мишка в те же дни, что поступал в Щукинское, пришел и в театральное училище имени Щепкина и назвался там чужой фамилией – Колеватов. В Щукинском-то все знали Мишку с рождения…

В итоге Мишку приняли во все театральные училища. Во МХАТе под какой фамилией не помню, но в Щепкинском – абсолютно точно – под фамилией Колеватов. Примечательно, что «Колеватов» было взято отнюдь не с потолка. Дядя Толя, Анатолий Андреевич Колеватов, был сначала рядовым актером в Театре Вахтангова, потом стал там администратором. Затем был директором в Малом театре, потом – главным администратором в Театре Ленинского комсомола, потом – директором Большого театра, а закончил свою карьеру директором цирка.

Так вот, Мишка именно под его фамилией поступал в Щепкинское. И нам через неделю после последнего экзамена приходит письмо: «Анатолию Андреевичу Колеватову явиться в театральное училище имени Щепкина – он принят». А дядя Толя Колеватов работал тогда в Театре Ленинского комсомола. Смех да и только. Мама говорит: «Тольку Колеватова надо искать, ему какое-то странное письмо пришло». Тут и Мишка приходит, мама ему говорит: «Знаешь, тут пришло письмо дяде Толе Колеватову, что его приняли в Театральное училище имени Щепкина!» И вот мы все вместе сидим – ломаем голову, гадаем, что бы это значило? Наконец Мишка раскалывается: «Не беспокойся, мама, Колеватов – это я». Но мало того, что они письмо прислали, потом они и к нам домой заявились, отлавливая даровитого студента, – не хотели такой «материал» упускать. Требовали, чтобы Колеватов выслал документы срочно. Но Мишку уже взяли в Щукинское.

На одном курсе со мной учился Вася Ливанов, мы очень дружили тогда. У нас была веселая компания. Все «окна» между лекциями и занятиями мы сидели у нас дома. Приходили и ребята, и девчонки. В общем, веселье в доме не прекращалось, начиная с детских лет. Еще я близко дружил с Арсением Лобановым. Был такой Арсик Лобанов – пасынок директора театра оперетты Лобанова. Потом этот Арсик Лобанов стал первым и главным аукционером Советского Союза. Именно он привел Л. Якубовича на телевидение. И все аукционы, когда они уже стали легальными, проводил Арсик. Он был в этом деле просто ас.

Валентин Никулин жил напротив нашего дома, мы были с ним хорошими друзьями. Мама на всякий случай нас очень «блюла» и устраивала так, чтобы мы поменьше отлучались. Поэтому вся жизнь у нас была дома – и танцы были в небольшой квартире нашей, на них ходили многие мальчишки и девчонки с нашей улицы, многие из которых потом стали «звездами».

Замечательное было время. И при всем своем одиночестве мама оставалась у нас в центре внимания. Она была очень красивая. Папины друзья как-то взяли ее на концерт Рашида Бейбутова (тогда как раз вышел фильм с его участием). И вот этот Рашид Бейбутов в маму влюбился. И даже сделал ей предложение! А мама, как девочка, зарделась и сказала: «Нет, нет, ни за что, никогда! Спасибо, Рашид!»

Потом начал у нас бывать такой Иван Михайлович Скобцов, певец Большого театра, народный артист. Когда-то они с папой вместе рыбачили. Тоже в маму без ума влюбился…

Но мама всех отшила. Всю жизнь, до самой своей смерти вспоминала только об отце. А ведь вышла она замуж за него в шестнадцать лет, ей тогда подделали паспорт, и даже папа об этом не знал. Она ему сказала, что ей уже восемнадцать. Вот как влюбилась! А своих родителей просто поставила перед фактом. «Папа, я влюбилась! – сказала она тогда дедушке нашему. – Не надо меня отговаривать. Это на всю жизнь». Так и получилось. И вся ее жизнь – в воспоминаниях о папе.

Преподаватели у нас были шикарные, хоть прежде мне казалось, что их всех я давно знаю как облупленных, теперь я с ними познакомился с совершенно новой для меня стороны. Оказывается, главным в этих людях было не застольное балагурство, а глубочайшее понимание природы театра, сценической драматургии, и в первую очередь, конечно же, актерской природы.

Вскоре мне стало интересно в Щукинском училище буквально все, в том числе постижение тайн мастерства самих преподавателей, их темперамент, любовь к драматургическому материалу, да и вообще к литературе, русской, зарубежной и советской.

После смерти папы мама осталась одна с тремя детьми на руках и вынуждена была искать надомную работу. Она стала заниматься при комбинате ВТО росписью платков в технике «батик», которые, кстати сказать, были очень востребованы как русские сувениры за рубежом. Это «домашнее производство» было довольно тяжелым, краски, которые использовались, были вредны для здоровья, но мы с сестренкой всегда, чем могли, маме помогали, и в школьные годы, и в те времена, когда я уже учился в театральном училище.

В студенчестве, чтобы заработать какие-то деньги, я иногда участвовал в ночных съемках на «Мосфильме», на киностудии Горького в эпизодах. Помню ночную работу над фильмами «Аттестат зрелости», где в главной роли блистал тогда Василий Лановой, в «Арене смелых», где виртуозно работал совсем юный Олег Табаков, а для меня это была всего лишь подработка.

Потом меня, студента, режиссер Юрий Егоров пригласил в свою картину «Они были первыми» на роль комсомольца Жени Горовского, молодого поэта-гимназиста, который после некоторых метаний перешел на сторону советской власти.