Читать интересную книгу The Firm. История компании McKinsey и ее тайного влияния на американский бизнес - Дафф Макдональд

У родившегося в Цинциннати в семье Уильяма Дж. и Карлотты Престон Бауэр молодого Марвина юность была более обеспеченной, чем у Маккинси. Нельзя сказать, чтобы Марвин не знал физического труда: учась в старших классах, он работал и на мельнице, и разносчиком льда, но в 1921 году поступил в университет. Окончив университет в 1925 году со степенями по экономике и психологии, Марвин стал стажером находившейся в Кливленде юридической фирмы Thompson, Hine & Flory. Значительная часть его работы состояла во взимании долгов с розничных торговцев скобяными товарами в пользу оптовиков, бывших клиентами Thompson, Hine & Flory.

Испытывая неуверенность в будущем, Марвин попросил совета у отца, заместителя мирового судьи в округе Куяхога. Отец посоветовал ему изучать право: удивительно осторожный совет в условиях «ревущих двадцатых» годов, когда появлялись разнообразные перспективные новые предприятия. Но молодой Бауэр почтительно последовал отцовскому совету и осенью 1925 года поступил в Гарвардскую школу права. Когда Бауэр в конце концов добрался до вершин в McKinsey & Company, при наборе сотрудников он предпочитал ярких и честолюбивых, но избегающих рисков молодых людей, напоминавших его самого в молодости.

Перейдя на третий курс школы права, Бауэр женился на Хелен Маклафлин, в которую был влюблен со школы. Окончив школу права, он подал заявление о приеме на работу в самую престижную в Кливленде юридическую фирму Jones Day. Бауэр стремился стать членом кливлендского истеблишмента, а работа в Jones Day послужила бы своего рода пропуском в высшее общество. Но оценки, полученные Бауэром в школе права, оказались недостаточно высоки, и в Jones Day его не взяли. Разочарованный Бауэр снова пошел учиться: поступил осенью того же года в недавно открытую Гарвардскую школу бизнеса. Очевидно, что к этому Бауэра подтолкнули трудности с получением той работы, которую он хотел. Первый год обучения в Гарварде он закончил в числе 5 % учащихся, имевших лучшие оценки, и ему удалось выполнить желаемое.

Поскольку в то время Великая депрессия достигла апогея, Бауэр уделял бо́льшую часть своего рабочего времени выполнению обязанностей секретаря комитетов держателей облигаций 11 разных компаний, испытывавших трудности. «Никто не задавался вопросом, почему эти компании разорились», – вспоминал он впоследствии. Бауэр также признавал, что его собственное понимание бизнеса и менеджмента было в то время «любительским и поверхностным».[56] Но ему нравилось решать сложные проблемы, изобретая схемы изменения структуры капитала (рекапитализации) разорившихся или стоявших на грани банкротства компаний. Такую работу Бауэр считал творческой. С другой стороны, он находил составление проектов, сопряженных с рекапитализацией юридических документов (облигационных соглашений и т. п.), бесконечно скучным. Он мечтал о компании, работа в которой позволила бы сосредоточиться на нравившейся ему креативной деятельности. И судьба дала Бауэру такую возможность: кто-то из профессоров Гарвардской школы бизнеса рассказал ему о Джеймсе О. Маккинси, человеке, мысли которого были поразительно похожи на идеи Бауэра.

Молодой человек написал Маккинси в Чикаго, попросив о встрече в начале 1933 года – тогда Бауэр собирался приехать в Чикаго по делам одного из комитетов держателей облигаций. Состоялась встреча двух интеллектов. Маккинси рассказал Бауэру о своей фирме. В ней числилось 13 сотрудников, «бухгалтеров и инженеров», работавших как раз над теми вопросами, которые интересовали Бауэра. Все прочее доставалось юристам. Маккинси предложил: если Бауэр собирается работать в его фирме, он отдаст ей все рабочее время, а не половину. Обсудив предложение с женой, Бауэр вернулся в Чикаго, где прошел еще три собеседования, после которых ему предложили работу в фирме. Бауэр принял это предложение. Позднее он вспоминал: «Люди в Jones Day думали, что я спятил».[57]

13 ноября 1933 года – первый день работы Бауэра на новом месте. А первым заданием, которое он получил, стала помощь комитету держателей облигаций нью-йоркского отеля Savoy-Plaza в разработке планов увеличения продаж и сокращения расходов, что разрядило бы финансовые трудности.[58] В начале карьеры в McKinsey Бауэр выполнил также исследование для Commercial Solvents, химической компании средней величины. Когда Бауэр осмелился сказать, что несправедливо возлагать ответственность за прибыли на руководителя отдела сбыта, хотя полный контроль над ценообразованием принадлежит президенту компании, его клиент пришел в ярость. «Молодой человек, – прорычал он, – я пригласил вашу фирму для изучения наших продаж, а не для проверки моих действий. Я позвоню м-ру Маккинси и попрошу его освободить вас от этого исследования!» Президент исполнил свою угрозу, и Маккинси сделал то, о чем попросил его клиент: Бауэра отстранили от задания.[59]

Бауэр решил воспользоваться этим происшествием как возможностью учиться, осознав, что, пожалуй, было некоторой наглостью ожидать, что клиент выслушает подобную критику от человека вдвое младше него. Бауэр не думал, что ошибся в главном. Вопрос в том, как он преподнес свою, в сущности, верную мысль – и в том, что он не посоветовался с Маккинси. Полученный тогда опыт Бауэр превратил в урок, который по сей день заучивает каждый консультант McKinsey: если надо, сообщай дурные вести, но делай это должным образом.

Бауэр не утратил доверия Маккинси. Когда руководитель нью-йоркского филиала фирмы Уолтер Вих вернулся в Чикаго, новым руководителем нью-йоркского филиала назначили Бауэра, который не проработал в фирме и года, но произвел впечатление на босса. Более того, в то время Бауэр был самым старшим консультантом в Нью-Йорке.

Сам Маккинси осуществлял почти полный контроль над основанной им фирмой вплоть до смерти, последовавшей четырьмя годами позже. В последующие десятилетия Бауэр превратил McKinsey в организацию, о которой грезил, будучи молодым юристом. Бауэр создал фирму, пользующуюся таким же престижем и влиянием, как другие крупные юридические фирмы, но не тратившую время на нудные дела. Другими словами, McKinsey стала юридической фирмой, которая не занималась правом.

Смерть пионера

По рассказам Бауэра, Джеймс Маккинси хотел вернуться из Marshall Field и руководить своей консалтинговой фирмой, имея Бауэра первым помощником. Но стресс, сопряженный с выводом компании розничной торговли из кризиса, привел к пневмонии, которая во времена, когда еще не было пенициллина, оказалась смертельной. 30 ноября 1937 года Джеймс О. Маккинси умер. Газета Chicago Tribune сообщила о его смерти на первой странице.

Журнал American Business посвятил памяти покойного статью, в которой отмечался успех Маккинси и ему подобных в легитимизации их профессии и повышении статуса класса менеджеров в целом. В этой статье было сказано: «Если нужно доказательство того, что разница между прибылью и убытками почти всегда зависит от действий менеджмента, то таким доказательством служат достижения Маккинси в Marshall Field & Company».[60]

Но такую оценку разделяли не все. Консалтинговый бизнес фирмы в Чикаго более десятилетия страдал от последствий безжалостности, проявленной Маккинси в Marshall Field. Это стало уроком на будущее: связь с компанией, терпящей банкротство, вредит консалтинговому бизнесу. С этого момента и в дальнейшем McKinsey & Company стремилась оставаться в тени, за сценой. С того времени фирма отказывалась раскрывать своих клиентов, одновременно настаивая, чтобы подобную осторожность проявляли и они.

Бауэр, которому тогда было всего 34 года, особенно тяжело переживал уход Маккинси. Он до того боготворил Маккинси, что назвал своего третьего сына Джеймсом Маккинси Бауэром, в честь покойного босса, о котором писал: «Он полагал, что любой стремящийся к успеху человек нуждается в критике, и действительно предлагал такую критику. Бо́льшая часть его критических замечаний носила негативный характер. И верно, его похвалы были настолько редкими, что, когда он хвалил кого-нибудь, это производило глубокое впечатление. Этот подход соответствовал моим убеждениям и настроениям (я обнаружил, что, когда похвала уравновешена критикой, люди запоминают только похвалу)».[61]

На протяжении своей карьеры Бауэр постоянно отдавал должное влиянию человека, с которым он проработал всего четыре года. Правда, спустя десятилетия Бауэр начал преувеличивать собственную роль в истории фирмы. Биограф Бауэра Элизабет Эдершейм приводит свидетельства о разговоре, состоявшемся позже, с одним из директоров фирмы. Этот человек спросил Бауэра, почему он никогда не менял название фирмы на Bower & Co. Бауэр ответил: «Нам пришлось обращаться к клиентам и убеждать их продолжать работать с нами, хотя мы лишились главного партнера. Как глава фирмы я добивался новых контрактов, хотя мое имя – не Маккинси… Тогда-то я и решил, что никогда не поставлю моего преемника в положение, при котором ему придется объяснять, почему фирма не носит его имя. Так мы сохранили имя Мака на дверях фирмы, и я никогда не сожалел об этом».[62] Слова Бауэра представляют очевидный в то время факт в ложном свете. После смерти Маккинси главой фирмы был не Марвин Бауэр. Главой он стал лишь спустя 12 лет. Так что фирма не принадлежала Марвину Бауэру, и он не мог делать с ней все, что ему заблагорассудится. По меньшей мере, в течение какого-то времени.