- Браво. - Виктор развел руками. - Интересуетесь шахматами?
- Слышал... краем уха.
- Три года назад экс-чемпион мира Дмитрий Яковенко давал в Твери сеанс одновременной игры. Лешка один у него выиграл. Тогда за ним и началась... охота.
- То есть им заинтересовались тренеры, рекрутеры, детские психологи? - уточнила Светлана. - Но что же в этом плохого?
- Ребенок не создан для таких нагрузок, - равнодушно сказал Виктор. - Сначала я его даже поощрял. Ездил с сыном по стране, возил за рубеж. Радовался, когда он побеждал на турнирах и давал пресс-конференции. Ждал в коридоре, когда нас вызывали на очередное медобследование.
Я напрягся. За Яковенко трон захватили китайцы - после того, как приняли закон об отказе от прав, в новом поколении ярких звезд просто не стало. Пловцы, стрелки, балерины... но не шахматисты. За юного гения обязаны были взяться всерьез.
- А потом нам предложили поучаствовать в тестировании нового препарата, - буднично продолжил Виктор. - Полная безопасность, никаких противопоказаний... Фантастическая скорость: после первой инъекции Алексей обыграл суперкомпьютер за двадцать ходов. После второй у него начались кошмары. А третью я запретил.
- И тогда у вас отобрали сына?
- Не сразу. Его обрабатывали по меньшей мере полгода. Я, идиот, ходил за ним хвостом: думал, не достанут. - Виктор на секунду прикрыл ладонью лицо. - Довольно. Ради Лешки я подожду еще четверть часа, но у меня хватит сил выстрелить.
- Вот только зачем? - прошептала Светлана.
- А задайте себе этот вопрос. Направите ли вы пистолет на чужих людей, если от этого зависит жизнь вашего ребенка? Или проживете еще сорок лет с чувством вины?
- Но есть же и другие пути. Пикеты, голодовки, марши протеста...
- Да? - Виктор с любопытством посмотрел на нее. - И что, помогает?
Светлана промолчала. Виктор несколько секунд смотрел на нее, потом кивнул и вернулся за стол.
Я обхватил руками колени. Подумать бы о чем-нибудь хорошем, светлом...
Передо мной остановились знакомые каблуки. Анжела опустилась рядом.
- Не прогоняйте меня, а? - попросила она. - Совсем плохо одной. Трясет, как выброшенного на мороз щенка... простите за экспрессию.
- Садитесь. - Я подвинулся.
- Вы, должно быть, отчаянно смелый человек, - задумчиво проговорила Анжела. - Верите, что с вами ребенку не будет хуже, чем в интернате. Чем с родным отцом. А ведь мальчик будет сравнивать, нет? Или девочка?
- Анжела, мне неприятны ваши намеки.
- Простите. Не хотела вас задеть. Но такие мысли у вас были, верно? Страх, что вас сочтут за извращенца; неуверенность в своих силах; боязнь, что вы не поймете ребенка, а он вас...
- Все гораздо проще. В детстве я мечтал, чтобы меня забрали. Из комнаты с шестью кроватями, от тусклых ламп, от чувства голода на пятом уроке... Я не ждал молочных рек и кисельных берегов. Закуток за ширмой, кружка чая на кухне и кто-то, кто обнимет и выслушает - только и всего.
- Последнее важнее, - серьезно сказала Анжела. - Но времена изменились. Теперь никто не живет в комнатах на шесть человек. Удобные помещения, компьютер и электронный счет у каждого ребенка, поездки за границу... вы ведь это и хотели ему дать, верно?
- И это тоже. Ему было бы с кем поговорить каждый вечер: уже немало. У меня нет отцовского инстинкта. Есть желание приютить, помочь, сберечь, защитить. Нереализованная любовь. Одиночество, в конце концов. Но сейчас... - Я обвел рукой зал. - Сейчас, как видите, это не имеет значения.
- А что имеет? - спросила Анжела. - Перед смертью? Любовь, ошибки, преступления? Вы когда-нибудь любили, Родион? Ошибались - так, чтобы было больно всю жизнь?
- Я... да. Была одна девушка...
- И вы ее бросили?
- В каком-то смысле, - я глянул за окно. - Тогда тоже была осень. Мороз, лужи замерзали, а она носила старые туфли, купленные еще к выпускному. Денег не было совсем, стипендия кончалась через две недели. Мы подрабатывали репетиторством, но это так... копейки.
- Только не говорите, что она ушла к богатому бизнесмену, - разочарованно протянула Анжела.
- Она ушла к богатому бизнесмену, - послушно повторил я. - Но уже потом; это не важно. А тогда мне очень хотелось купить ей теплые ботинки. И когда друзья позвали меня в донорский центр при клинике искусственного оплодотворения, я не стал отказываться.
- И сдавали вы, разумеется, не кровь.
- Еще бы. Тогда программа "Я сама" только начиналась, доноров не хватало. Платили столько, что хватило и на обед, и на ужин... и на меховые полусапожки Юлькиного размера, - я глубоко вздохнул. - Какой же я был идиот... как Юлька плакала. А потом собралась и ушла. Вмиг.
- Так это она вас бросила? Из-за "ребенка от другой женщины"? Но как же она вас не простила, Родион? Из-за одной ошибки...
- Это не ошибка, это ребенок, - ответил я резче, чем намеревался. - Живой, как я или вы. И я уже не могу повлиять на его судьбу.
Мы помолчали.
- Ведь как все началось, - вздохнула Анжела. - Защита детства, алименты, закрепление за ребенком площади в квартире... Полвека назад шикали на любого, кто посмел бы произнести: "обуза". А разводов все больше, а отцов, не отказавшихся от детей, все меньше... А когда догнали Америку, за отцами пошли и мамочки, и тут уже государству пришлось постараться, а то жили бы сегодня в Твери одни китайцы.
- Вы всерьез полагаете, что детям лучше в устроенном приюте, чем с нелюбящими, но родителями?
Анжела покачала головой.
- Все не так плохо. Многих усыновляют. Не из-под палки - сами, вот что ценно. Я все-таки верю в будущее. Вот только мама за мной так и не пришла...
- Будущее... - Я не сдержал усмешки, вспомнив старый фильм. - Космические корабли бороздят просторы Большого театра...
- Да бросьте, кому он нужен, этот космос? - устало ответила Анжела. - Вот библиотекарь наша бывшая теперь в итальянском пансионе живет - это да. А так уже пятьдесят лет одно и то же. Раньше наушников из ушей не вынимали, теперь под кожу пуговки зашивают. Ноутбуки, небоскребы, доллары. Если бы еще детей не бросали...
- Зачем вы здесь? - тихо спросил я.
- Юрка. Он так просил... Его младшего брата определили в другой интернат. Если бы все пошло как надо, я бы тогда усыновила их двоих, но куда мне теперь, с желтым-то штампом. - Анжела невесело усмехнулась. - Вот, вырядилась. Уборщиц, слава богу, отпечатки пальцев сдавать не просят, а в базы меня добрые люди добавили. Выкрутилась бы, забрала бы пацаненка... только вот.
Я покосился на радужный пропуск. И впрямь как настоящий.
- Такие дела, - совсем по-женски заключила она и вздохнула.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});