Андрюша задумался. «А что, если это вовсе не пруд, а море?.. А на другом, темном берегу — Америка! Американцы ведь интересные люди. Вот если бы еще они не задерживали открытие второго фронта! Построить бы мост на ту сторону пруда… К американцам, что ли? А вот здорово было бы, если бы к ним мост можно было построить! Надо инженером стать… и научиться изобретать, как Степан и Денисюк… Денисюк сначала был матросом, плавал по морям. Значит, и мне тоже надо стать матросом, поплавать по морям… И потом учиться на инженера!..»
Андрюша окончательно проснулся, вскочил, расправил плечи, глубоко вдохнул воздух. Хотелось крикнуть во всю силу легких, хотелось сделать что-нибудь необыкновенное, сдвинуть эту скалу, что ли!.. Хотелось жить, что-то придумывать, открывать!.. Новая сила рвалась из него, и он крикнул звонко, весело, задорно, крикнул, чтобы услышали его на том берегу, чтобы отозвался его голос в горах.
И эхо ответило ему сотнями голосов, ликующим гулом гор.
Андрюша, пораженный, взволнованный, слушал разбуженные им раскаты.
Часть первая
БРАТЬЯ
Глава первая
ПОЛУНДРА!
Аня стояла на палубе и смотрела в море.
Тонкая, легкая, в развевающемся платье, с отлетевшими назад косами, она четко вырисовывалась на влажно-синей искрящейся глади.
Девушка кого-то ждала, счастливо улыбаясь, смотрела вдаль и не видела ничего. Вернее, она видела морг, но совсем другим, не южно-ленивым, пышным и ярким, как сейчас, а хмурым, мрачным, холодным, с сизыми валами, с которых ледяной ветер срывал не то пену, не то снег, бросая в лицо колючие иглы.
Но тот непогожий арктический день с рваными тучами в свинцовом небе, то озлобленное, неспокойное море, непроходимо разделившее берега Берингова пролива, запомнились Ане. Ведь тогда произошел очень важный разговор с матросом Андреем. Оба они долго и молча смотрели на серый горизонт, и Андрей сказал:
— А там, совсем близко — Америка.
— Холодно, — поежилась Аня.
Он накинул ей на плечи свою куртку и не позволил снять.
— Вот таким холодом и разделены берега, — сказал он, и они опять долго молчали.
У Ани замерзла рука, которой она держалась за металлические поручни, и Андрей дыханием согревал ей пальцы. Он перебирал их по одному:
— Какие тонкие…
— Уже согрелись, — смутилась Аня, осторожно высвобождая руку.
— Да я на них надышаться не могу! — вдруг признался Андрей.
Аня улыбалась, и ей казалось, что нет никакого холода в мире, что всем всюду так же тепло и радостно, как и ей сейчас, и все должны быть так же счастливы, как и они с Андреем.
Потом — частые встречи на юге… не всегда случайные… Тихие минуты молчания, когда все так понятно, или разговоры «о жизни», в которой все только кажется понятным, или, наконец, — всегда этим кончалось, — любимая мечта…
Мечта поплавать, прежде чем посвятить себя технике, привела Андрея после школы на корабль. Мечта о большом мире помогла Ане уговорить отца, старого капитана «Дежнева» Ивана Семеновича Седых, прозванного Полярным Медведем, взять дочь в свой последний рейс. Седой Медведь получал на суше важный пост и прощался с морем. Понял свою единственную дочь Иван Семенович, для которой был он и за отца и за мать, и взял ее, десятиклассницу, с собой на «Дежнева». Прошли они Северным морским путем вдоль сибирских берегов, побывали и на острове Диксон, и в бухте Тихой. Повидала девушка и незаходящее солнце, скрывающееся за тучами, и косые столбы снежных зарядов, налетавших на корабль молниеносной пургой; насмотрелась она и на ледяные поля с разводьями, на острогранные торосы изумрудного, бирюзового, а порой и золотистого цвета, на озерца воды среди глазурного наста — аквамариновые ила совсем синие; махала Аня рукой ленивым тюленям, равнодушным к пароходным гудкам, любовалась белой медведицей с медвежонком, удиравшими через льдины с легкостью серн и через полынью — с ловкостью дельфинов. На все нагляделась Аня и обо всем хотелось вспомнить вместе с Андреем.
А там, за шапкой арктических льдов — недоступная Америка, куда не заглянешь и одним глазком, Америка и близкая и далекая, отделенная ледяным пространством и холодом полярных вьюг. И даже когда были ее берега совсем рядом — в Беринговом проливе рукой подать! — сизые валы и колючий ветер все так же разделяли две половины света.
Так и не посмотрели они Америку, но американцев им увидеть привелось…
Во Владивостоке не закончился, как предполагалось, рейс «Дежнева», не пошел он обратно тем же Северным морским путем в Архангельск. Были тогда тревожные дни войны в Корее. И получил «Дежнев» задание пройти в Шанхай через кольцо незаконно объявленной американцами блокады, вывезти на родину советских граждан, доставить их в бухту Находка.
И вот теперь «Дежнев» шел снова на север, обогнув Корейский полуостров, охваченный огнем. Дул теплый южный ветер, Аня стояла в легком платьице на палубе, когда подошел к ней, наконец, ее Андрей, невысокий, худощавый паренек, крутолобый, чуть скуластый, с плотно сжатыми губами и неспокойными карими глазами.
Война была совсем близко, но (так уж устроены девичьи сердца!) не это страшило Аню. Тревожила лишь близкая разлука с Андреем. Школьнице нужно вернуться к началу занятий — последний год! — Андрею же еще плавать и плавать в Арктике…
Но сейчас они вместе. Море сверкает покойное, тихое, радостное…
Вдруг, один за другим, докатились издали взрывы, а над горизонтом всплыла темная тучка, клубясь и расплываясь.
— Торпеда, — решил Андрей, хотя никогда до этого взрыва торпед не видел.
Аня вцепилась в его рукав.
От черной тучки отделились три черточки и полетели над морем.
Они стали увеличиваться в размерах.
— Самолеты! — шепнул Андрюша.
Самолеты беззвучно шли на «Дежнева». Аня невольно оглянулась на советский флаг, развевавшийся за кормой, словно ища в нем защиту.
Страшнее всего казалось то, что самолеты приближались совершенно бесшумно, они будто подкрадывались, неслышные, почти невидимые. Они летели над самой водой, так по крайней мере казалось Ане. Один из них повернул прямо на советский корабль, резко снизился и мгновенной тенью пронесся почти над самыми мачтами.
И тут грохот обрушился на Аню, загромыхало каменным обвалом, будто впрямь с неба срывались глыбы, прыгали, сшибались, крушили все…
Раскаты обвала замирали вдали, превращаясь в рокот, и, наконец, в злобное урчанье. Реактивный самолет с непостижимой быстротой становился снова черточкой на горизонте. Другие самолеты исчезли раньше. Аня даже не заметила когда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});