Три советских советника, которые сумели бежать из города на своих автомобилях, направились на север в сторону города Кушка, расположенного в конце ущелья на советской границе. В какой-то момент водители первых двух автомобилей вдруг заметили, что третий исчез. Они вернулись назад и обнаружили машину их коллеги рядом с грязным каменным дувалом какой-то деревни. Вокруг машины теснилась толпа местных жителей, которая разбежалась сразу же, как подъехали остальные машины. Тут они нашли и водителя. Он лежал в своем автомобиле, его тело было изрезано и распотрошено, вместо внутренностей из него торчала солома, а рот был набит песком. Другим советским специалистам повезло больше. Афганский танковый батальон, сохранивший верность правительству, сопровождал их группу вместе с женами и детьми до самого аэропорта.
Прослушав все эти новости, Богданов сразу же бросился в новый штаб афганской разведслужбы, но тот не работал. Однако ему все же удалось застать там руководителя афганской контрразведки, который смог описать ему мятеж 17-й дивизии. Руководитель тайной полиции Сарвари, только что вернувшийся после встречи с Тараки, рассказал, что армейские части, лояльные фракции «Хальк» НДПА, в настоящий момент готовятся начать штурм Герата с окружающих холмов. Тараки приказал, чтобы переброшенные из Кандагара подразделения окружили город, в то время как две бронетанковых бригады двинулись к Герату из Кабула. В то время как сухопутные войска очищали улицы от мятежников, афганские бомбардировщики Ил-28, поставленные из СССР, также нанесли удар по отдельным районам города с близлежащей авиабазы в Шинданде.
Позднее Богданов рассматривал восстание в Герате, стоившее жизни приблизительно пяти тысячам человек, как начало гражданской войны в Афганистане. Именно этот мятеж послужил причиной первого главного обращения НДПА за помощью к Москве. Тараки спрашивал, сколько времени могло бы потребоваться советским войскам, чтобы войти в Афганистан и помочь правительству. В телефонном разговоре с советским премьер-министром Косыгиным в середине марта 1979 года президент Афганистана сказал, что ситуация в стране «плохая и становится все хуже».
— Вы имеете поддержку среди рабочих, городских жителей, мелкой буржуазии и рабочей интеллигенции в Герате? — спросил Косыгин. — Есть ли еще хоть кто-то на вашей стороне?
— Никакой активной поддержки со стороны населения нет, — ответил Тараки. — Оно почти полностью находится под влиянием шиитских лозунгов — следовать за ними, а не за язычниками. Вот на чем строится их пропаганда.
— Много ли там рабочих?
— Очень немного. Всего тысяча или две тысячи человек.
— И какие перспективы?
— Мы убеждены, что враг формирует новые отряды и будет развивать наступление.
— Разве у Вас нет сил, чтобы разбить их? — спросил Косыгин.
— Я хочу, чтобы так оно и было, — пожаловался президент и тут же перешел к просьбам. — Мы просим, чтобы Вы расширили практическую и техническую помощь, в том числе людьми и оружием.
— Это очень сложный вопрос, — ответил Косыгин.
— Если Вы сейчас начнете решающее наступление на Герат, можно будет спасти революцию, — сказал Тараки.
Из всех членов Политбюро Косыгин был, вероятно, наименее склонен поддержать вторжение.
— Весь мир немедленно узнал бы об этом, — ответил он. — У мятежников ведь есть портативные радиопередатчики, и они сразу же об этом сообщат.
— Я прошу, чтобы Вы расширили помощь, — умолял Тараки. — Я предлагаю, чтобы Вы нанесли афганские опознавательные знаки на ваши танки и самолеты, и никто не заметит различия. Ваши войска могли бы продвинуться со стороны Кушки и Кабула. С нашей точки зрения, тут не за что зацепиться. Они будут думать, что это были правительственные войска.
— Я не хочу Вас разочаровывать, но это все равно невозможно будет скрыть, — ответил Косыгин. — Два часа спустя весь мир узнает об этом. Каждый начнет кричать, что началось вторжение Советского Союза в Афганистан. Если мы быстро перебросим вам по воздуху танки, необходимые боеприпасы и дадим минометы, Вы найдете специалистов, которые умеют пользоваться этим оружием?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Советские советники могут ответить на него.
— Сотни афганских офицеров прошли обучение в Советском Союзе. Где они все теперь?
— Большинство из них — мусульманские реакционеры. Мы не можем положиться на них, мы им не доверяем. Почему Советский Союз не может послать узбеков, таджиков, и туркменов в гражданской одежде? Их бы никто не распознал. Мы хотим, чтобы Вы послали их. Вести танки могут они, потому что все эти нации есть и у нас в Афганистане. Оденьте их в афганскую форму и дайте им афганские знаки различия, и никто не узнает их. Это очень простая работа, по нашему представлению.
— Вы, конечно, упрощаете проблему. Это сложная политическая и международная проблема, но, независимо от этого, мы продолжим консультации и вернемся к Вашему вопросу. Мы — товарищи, ведущие общую борьбу, и именно поэтому мы не должны настаивать на соблюдении формальностей друг с другом. Все должно зависеть от этого, — ответил Косыгин, заканчивая беседу.
20 марта Тараки тайно прилетел в Москву, где Косыгин официально объявил ему, что Кремль отказался послать советские войска в Афганистан. Как объяснил Косыгин, этот шаг только усугубил бы всю проблему — как для СССР, так и непосредственно для Тараки. Позже, в тот же день, Брежнев повторил отрицательный ответ, зачитав афганскому президенту заранее подготовленный текст от имени советского правительства.
Тем временем, дезертирство солдат и мятежи продолжались — на этот раз, в восточно-афганском городе Джелалабад, к югу от Кабула, а также в Газни и в других провинциях. В мае механизированная бригада 7-й дивизии Афганской армии перешла на сторону сопротивления. В июне правительственные отряды открыли огонь по демонстрации в Кабуле, убив много мирных жителей. В августе в широкой и плодородной долине Кунар на северо-востоке страны к восставшим присоединилась 5-я бригада 9-й пехотной дивизии.
После того, как Москва отправила в Кабул дополнительную военную помощь — включая двести танков Т-55 и сто Т-62, а также двенадцать боевых вертолетов Ми-24, - Тараки немедленно послал несколько самолетов в стратегически важную долину.[30] Они разрушили несколько деревень, убив многих жителей, в одном только городе Керала — более тысячи. Один историк отметил, что «это злодеяние» стало «одним из самых известных в этой войне, переполненной злодеяниями». В августе того же года правительственные войска освободили от мятежников крепость Бала-Хиссар близ Кабула, о чем офицер группы «Зенит» Валерий Курилов узнал впоследствии от сотрудника советского посольства.
Некоторые советские военные руководители в Москве начали думать, что помощь Кабулу была бы хорошим оправданием для нанесения стремительного удара по афганским мятежникам, чтобы воздушно-десантные войска Красной Армии приобрели полезный боевой опыт. Эта идея не ускользнула от министра обороны Устинова.
VI
Рост сопротивления в провинциях еще более обострил борьбу за власть между Тараки и Амином. В свою очередь, это же способствовало усилению культа личности Тараки. — отчасти благодаря массовым митингам, участники которых несли его портреты. Но большинство афганцев воспринимало стареющего Тараки — бывшего журналиста и агента КГБ с 1951 года — как не особенно способного лидера прошлого поколения, время которого уже прошло. Более молодой и энергичный Амин, напротив, был полон амбиций. Получив степень магистра по педагогике в Колумбийском университете (степень доктора он так и не смог получить), в 1965 году Амин вернулся в Афганистан, чтобы присоединиться к боевому крылу НДПА — фракции «Хальк». Четырнадцать лет спустя, весной 1979 года, он занял пост министра иностранных дел и должен был скоро стать также премьер-министром. Движущей силой реформ правительства был Амин, следовательно, он был также в ответе за многие жестокости, совершавшиеся от его имени — похищения людей, пытки и казни, бомбардировки и массовые убийства гражданского населения во время подавления крестьянских восстаний.