Читать интересную книгу Оливковая ферма - Кэрол Дринкуотер

С каждым проходящим днем земля вокруг дома все больше напоминает пылесборник. Если дует ветер, пыль проникает повсюду, мы находим ее в своей одежде, посуде, на теле, она скрипит между зубами. Любая, даже самая простая работа в такой обстановке и при этой жаре превращается в каторгу. Но девочки сохраняют жизнерадостность и — каждая по-своему — стараются нам помочь. Они близнецы, но совсем непохожи, и я с интересом изучаю эти два таких разных характера. Менее практичная Кларисса целыми днями собирает одичавшие цветы, и ее тоненькая фигурка то там, то сям мелькает в наших джунглях. Она ставит букеты в пустые винные бутылки или консервные банки и украшает ими наш самодельный стол под большим деревом: доска, покоящаяся на ножках из кирпичей, расколотой черепицы и другого хлама, найденного в саду. Ванесса любознательна и интересуется языками. Она уже призналась, что немного владеет английским, но категорически отказывается разговаривать на нем со мной. Я пытаюсь выяснить почему, но она только качает головой и уходит. Может, так проявляется глубоко скрытая неприязнь ко мне, или она просто считает, что, раз уж мы во Франции, надо разговаривать на ее родном языке.

Возвращаясь из boulangerie[49], мы с ней проезжаем мимо дома под названием «Mas de Soleil»[50]. Дома Ванесса просит у меня словарь, чтобы найти в нем значение слова «mas». Мне кажется странным, что девочка не знает его, но скоро выясняется, что это не французское, а провансальское название традиционного фермерского дома. Ванесса предлагает переименовать нашу виллу в «Mas de Oliviers».

— Тебе нравится этот дом? — решаюсь спросить я, но она молча смотрит на меня, пожимает плечами и уходит по своим делам. Мне хочется задержать ее, разговорить, расспросить об их жизни в Париже, но только во время совместной работы я чувствую что-то похожее на близость между нами. Но что бы девочки ни думали о приобретении этого запущенного имения — а возможно, они вообще ничего об этом не думают, им ведь всего тринадцать лет, — внешне они остаются вполне нейтральными. Я благодарна им за то, что они не осуждают отца и его выбор. У меня нет своих детей, я никогда не была замужем. Все это будет у меня впервые, и потому я нервничаю и не всегда знаю, как себя вести. Довольно часто совершаю ошибки, но до сих пор не сделала ничего непоправимого. Нам приходится нелегко, целыми днями стоит невыносимая жара, но мы все помним об этом и стараемся быть снисходительными друг к другу. По-моему, несмотря на усталость, нам живется совсем неплохо.

* * *

Пока Мишель борется с водопроводным кризисом, мы с девочками осваиваем землю вокруг дома и расчищаем ее от всего, что наросло за прошедшие годы запустения. Это время больших и малых открытий. Пустые бутылки, куски старинной половой плитки, окрашенной в тосканский золотистый цвет. Наверное, ее привез сюда самый первый владелец «Аппассионаты», ее создатель синьор Спинотти, купец из Милана. Я узнала его имя из подписанного нами promesse de vente, где была изложена вся история имения. Мне нравится это имя, и, закрывая глаза, я вижу его как живого — веселого, толстого, чувствительного.

А еще мы нашли пруд! Вернее, его нашла Кларисса. Мишель! Папа! Иди сюда! Смотри! Кто бы мог подумать, что он сохранится в такой безводной пустыне. У прудика овальная форма, и в нем не больше двух метров длины. Он прятался под зарослями длиннолистых ирисов, диких лилий, еще каких-то неизвестных мне растений с толстыми стеблями и только благодаря им не высох. Но вода такая мутная и темная, что мы не можем определить, насколько он глубок.

— Может, он подпитывается нашим неуловимым источником?

Мишель становится на колени и вглядывается в илистую черноту.

— Вряд ли. Вода слишком неподвижная. Но все может быть.

Вспомнив об источнике, он выпрямляется и вглядывается в синее, безоблачное небо, словно надеется найти там разгадку.

А я смотрю на густую, как патока, воду, и мне очень хочется опустить в нее руку, пошевелить пальцами, почувствовать прохладную бархатистую влагу, полюбоваться, как капли с пальцев падают обратно в пруд. Но я все-таки не решаюсь, потому что не знаю, что живет там, под темной поверхностью. Оно может подняться со дна и укусить меня.

— О! Смотрите!

По воде пробежала короткая рябь, и тут же она опять стала гладкой, как зеркало. Мы с Мишелем напряженно вглядываемся в глубину, но ничего не видим.

— Там что-то двигалось. Я точно видела. Может, рыба?

— Скорее уж лягушка, chérie, но точно не рыба, — смеется Мишель. — В доме столько лет никто не жил.

— Когда у нас будет вода, я его вычищу, и мы поселим там рыбок.

— Угу, когда будет вода… — Он смотрит на часы. — Мне пора ехать.

* * *

Он находит месье Шарпи, агента по недвижимости, и уговаривает того дать письменное свидетельство, которое, наряду с фотокопиями наших паспортов и promesse de vente, убеждает Совет по водоснабжению в нашем праве на воду. В тот день Мишель возвращается домой как триумфатор, с победной улыбкой на лице. Он несется в гараж, поворачивает там главный вентиль, но воды по-прежнему нет.

Мы переглядываемся, не скрывая отчаяния. Неужели именно поэтому мадам Б. согласилась сделать нам такую скидку? Неужели мы купили ферму без воды? Кота в мешке, которым пугал меня отец?

— Что теперь? — спрашиваю я.

— Завтра придут люди из ЭДФ[51] подключать электричество. Вроде бы оно не должно влиять на подачу воды, но, может быть, все-таки влияет. Давай подождем до завтра, chérie. Если вода не появится… ну, тогда посмотрим.

* * *

Похоже, моим одиноким утренним походам на пляж «Палм-бич казино» пришел конец. Их сменили бестолковые и хаотичные семейные вылазки а-ля месье Юло из «Времени развлечений». С нами отправляется даже Памела. Раньше эти долгие, неторопливые заплывы служили мне своего рода медитацией перед началом трудного дня, полного почти бесплодных попыток восстановить заброшенный дом без всяких на то средств. Теперь вместо этого я имею багажник, забитый мокрыми полотенцами, купальниками и подтекающими бутылочками с шампунем. Не говоря уж о Памеле, которая в своей мокрой шерсти притаскивает в машину килограммов двадцать песка. Раньше я приходила, плавала и уходила в блаженном безлюдии, и все море было в моем полном распоряжении, а сейчас, к тому времени, когда весь наш отряд оделся и уселся в машину, на ведущем к пляжу бульваре Карно уже начался час пик. Естественно, я очень раздражена.

— Больше я такого не хочу! — срываюсь я на крик. — Это мое утреннее купанье!

Веселый шум в машине тут же смолкает, и повисает неловкое молчание. Наша поездка теперь напоминает похороны, а девочки отворачиваются, когда я обращаюсь к ним. Обе всерьез надулись.

Позже, за чашкой подогретого кофе — подогретого, потому что у нас кончилась вода и не осталось времени, чтобы наполнить канистры в деревне: в половине одиннадцатого должен прийти электрик из ЭДФ, — Мишель ласково упрекает меня. Он считает, что я вела себя не как член семьи.

— Ты просто не привыкла к этому, chérie. Девочки всё понимают, — говорит он и целует меня в нос.

Однако я в этом далеко не уверена. По-моему, они считают меня слегка чокнутой, а я и в самом деле ловлю себя на желании забиться в папоротники или спрятаться на дне нашего черного пруда.

Пока я в одиночестве предаюсь самобичеванию, появляется электрик, месье Дольфо, и с восхитительной легкостью подключает нас к электричеству. Вот если бы и с водопроводом все получилось так же просто! В присутствии Дольфо Мишель идет в гараж и еще раз поворачивает вентиль, но трубы никак не реагируют — из них не доносится даже шипения.

— Вы об этом, случайно, ничего не знаете? — спрашивает у электрика Мишель, и тот в ответ только качает головой и пожимает плечами.

Чтобы не впадать в уныние, мы решаем отпраздновать наш первый шаг в сторону цивилизации, отправляемся в огромный гипермаркет по соседству и покупаем там маленький, скромный холодильник. На обратном пути Кларисса обращает внимание на яркие афиши, приклеенные к фонарным столбам по всей деревне. Они сообщают, что сегодня вечером на пляже в Каннах состоится фейерверк. Девочка умоляет Мишеля отвезти ее вечером на набережную. Отец пытается отговорить ее, объясняет, что там будут толпы туристов и что с нашего склона мы увидим все гораздо лучше, но к мольбам сестры присоединяется и Ванесса, и в конце концов он уступает. А потому вечером мы усаживаемся в машину, берем с собой Памелу, которая, если оставить ее в одиночестве, может испугаться грохота салюта и умереть от сердечного приступа или сбежать и навсегда потеряться, и втискиваемся в длинную очередь автомобилей, с черепашьей скоростью ползущих вниз. На набережной буквально яблоку негде упасть из-за толп отдыхающих. Все парковки переполнены, и мой «фольксваген» невозможно никуда пристроить. Я уже готова бросить машину посреди дороги и отправиться дальше пешком, но Мишель предлагает другой выход. Мы отъезжаем на пару километров от города, находим пустой клочок пляжа и решаем любоваться салютом оттуда. Девочки о чем-то оживленно разговаривают со своим отцом, а я отхожу в сторонку и усаживаюсь на небольшой, выступающий в море каменный причал. Я все равно не понимаю ни слова из их разговора, а кроме того, нервы натянуты как струна и мне лучше побыть одной. Прямо у моих ног серебрится под луной море. Волны чуть слышно плещутся о причал, но этот мирный звук не может меня успокоить. Вдалеке, на городском пляже, начинается фейерверк. В небо взмывают огромные шары цветов французского флага — синие, красные, белые — и распадаются на тысячи сверкающих искр. Я чувствую себя иностранкой, чужой на этом празднике. Такое уже случалось со мной и раньше. Я много путешествую и часто оказываюсь одна в самых диковинных ситуациях, но на этот раз все гораздо сложнее. Я отдала буквально все, что имела (хоть это и не слишком много), и пустилась в авантюру с человеком, которого едва знаю. Окунулась в прекрасную мечту, даже не представляя, где вынырну. А в итоге имею ферму, которую не могу себе позволить, отсутствие воды и очень призрачную надежду ее отыскать, двух девочек, едва выносящих меня…