Даже в этой очень малой выборке из множества подобных наводящих ужас историй вам были представлены два случая, удалённые во времени и пространстве, но полностью схожие по финалу. Генриетта Гарнер в Ливерпуле в 1938 году и Лилиан Грин в Нью-Джерси в 1916 году — обе прожили ещё достаточное время, чтобы успеть рассказать о том, что с ними случилось. Но результат был идентичный: они были не способны объяснить, что же произошло. Они просто не знали, что случилось. Даже после того, как они сами горели, женщины всё ещё не верили, что люди могут загораться от внутреннего пламени. Но, тем не менее, это случается.
Из всего этого можно сделать вывод, что почти каждый человек может воспламениться в любое время и в любом месте, независимо от возраста и пола. Однако тщательный анализ подобных случаев позволяет выявить преобладание одних ситуаций над другими. Большая часть трагедий произошла в закрытых помещениях с пожилыми людьми, преимущественно женского пола. Преобладание женщин-жертв над мужчинами-жертвами, возможно, не более чем вводящая в заблуждение статистика; в большинстве стран женщины превосходят численностью мужчин, живут дольше, и в любое время суток на улице вы увидите намного больше старых леди, чем джентльменов.
Всё выглядит так, как будто значительное количество возгораний происходит со стариками или с теми, кто чрезмерно тепло одевается и пренебрегает правилами личной гигиены. Избыточное тепло, некоторая влажность, вызванная выделяющимися потом или мочой, взаимодействие различных химических препаратов, использование обесцвеченных, окрашенных и «садящихся» тканей, трение, возникающее при обычном движении — все эти факторы способны, объединившись в одно целое, вызвать возгорание тела, которое, будучи уже подготовленным к этому, пожирается огнём вместе с одеждой.
Когда мне было тринадцать лёд я состоял в банде малолетних преступников. Далеко не последним в ряду наших грязных дел было изготовление взрывчатых веществ в заброшенном курятнике, где у нас был штаб. Это неблаговидное занятие закончилось тем, что мы подорвали крышу, а два члена нашей банды приняли в себя изрядную порцию пороха.
Одним из наших излюбленных занятий было смешивание аммиака с йодом. Мы перемешивали эти вещества, фильтровали их через газету, а осадок оставляли на просушку. В результате получался коричневый порох такой высокой чувствительности, что он взрывался, лишь только на него оказывалось давление. Через некоторое время в округе не осталось человека, который бы не пострадал от наших опытов. При этом особенно доставалось полицейским. Один неверный шаг в ночи вызывал хлопок, вспышку и фиолетовый дымок.
Человеческий организм содержит йод, который постоянно выделяется из него в некотором количестве. Моча содержит значительное количество аммония. Объедините эти вещества, пренебрегая правилами гигиены — и перед вами объяснение произошедшего. Я предлагаю своё объяснение не столько в качестве истины или наиболее вероятной версии случившегося, а скорее для того, чтобы показать, как это может произойти.
«Манчестер Гардиан» 23 ноября 1954 года: пишет: «Миссис Мэри Ханна Райт, вдова в возрасте 90 лет была найдена вчера мёртвой в спальне своего дома на Оксфорд Геррэс, Хэрроугейт, где она проживала одна. Она сгорела, следы огня остались на постели и на полу. Прошлой ночью для определения причин произошедшего на место прибыли судебные эксперты. Не исключено и то, что таким образом пытались скрыть следы преступления».
Иногда достаточно одной искры для того, чтобы человек сгорел заживо. Одежда может способствовать этому, особенно, если человек носит такие искусственные ткани, как нейлон.
«Дейли Экспресс» 10 января сообщает в статье «Одежда могла быть причиной взрыва»: «Стокгольм, воскресенье. Вчерашний взрыв на Линдесбургском снарядном заводе был вызван искрой, проскочившей в нейлоновом нижнем бельё у работавшей там женщины». Агентство Рейтер, чьё сообщение было также опубликовано, добавляет, что в результате взрыва погиб один человек и двенадцать ранено.
ДИТЯ НЮРНБЕРГА
28 мая 1828 года в Нюрнберге было спокойно. Праздник опустошил живописный старый город на три четверти: магазины были закрыты, движение на улицах почти прекратилось, прохожих было мало. Ничто не предвещало встречи с таинственным событием, вызвавшим огромный интерес в Германии и других странах. Все попытки людей объяснить эту тайну до сих пор оказывались безуспешными.
Один нюрнбергский сапожник решил в этот день прогуляться, подышать свежим воздухом, а если посчастливится, то поболтать с каким-нибудь приятелем, которого можно встретить по пути. Получше одевшись, он вышел из дома, закрыл за собой дверь и, напустив на себя важный вид, неторопливо зашагал навстречу тайне.
Тайна материализовалась в небольшого роста юноше, который прислонился к стене одного из домов и издавал звуки, похожие на мяуканье больной кошки. У юноши были светлые волосы, голубые глаза и выдающийся вперёд, как у обезьяны, подбородок. На вид ему можно было дать лет шестнадцать — семнадцать. На незнакомце были старые рваные ботинки и потёртый костюм. Подвывая, он одной рукой опирался о стену и поддерживал голову; другая рука безжизненно висела сбоку.
Сапожнику ничего не оставалось сделать, как приблизиться к страдальцу и попытаться выяснить причину его горя. Всё, что он получил в ответ, — были ещё более усилившиеся стоны, в коротком промежутке между которыми юноша протянул сапожнику письмо, находившееся до этого в его руке. Взяв это письмо, последний увидел, что оно было адресовано командиру эскадрона драгун, расположенного поблизости. Сапожник тотчас отправился к дому офицера, юноша поплёлся за ним, ковыляя и спотыкаясь на каждом шагу.
Хозяина не было дома, но он должен был вернуться в самое ближайшее время. Его слуга принёс необычному посетителю еду. Тот проглотил, не разжёвывая, кусок хлеба, выпил немного холодной воды и, не дотронувшись до мяса, пива и всего остального, улёгся на кучу соломы. Вскоре прибыл офицер, осмотрел спящего, вскрыл конверт.
В послании, составленном без излишних околичностей, сообщалось, что его автор награждён богом десятью детьми, а этот юноша, присланный сюда, — один из них. В течение шестнадцати лет он содержался в доме в полном одиночестве, ничего не видя, ничего не зная, ничего не слыша. Поэтому вырос он полным невеждой. В заключении автор письма предполагал, что юноше будет найдено подходящее применение в качестве солдата. (Ветераны двух мировых войн сочтут эту точку зрения не лишённой смысла). К письму было приложено ещё одно. Вероятно, от матери юноши, но написанное тем же почерком. В нём указывалась дата его рождения — 30 апреля 1812 года.
Сбитый с толку и слегка раздражённый офицер тряс своего посетителя до тех пор, пока тот не проснулся. Затем он подверг его осмотру с ног до головы. Ничто не привлекло внимание офицера, кроме бормотания юноши. С большим трудом ему удалось различить три невнятные фразы: «Хочу быть солдатом, как отец», «Не знаю», «Конюшня». Казалось, они исчерпывали его лексический запас, и юноша произносил их снова и снова, не отвечая на задаваемые ему вопросы.
Понятно, что всё это порядком надоело тому, кто задавал вопросы. Уставший офицер вручил будущего драгуна на попечение полиции. Группа полицейских приступила к работе с молчуном, задавая различные вопросы, выкрикивая их, повторяя их во всевозможных вариантах. Вместо ответа они слушали повторявшиеся фразы: «Хочу быть солдатом, как мой отец», «Не знаю», «Конюшня».
В анналах истории не зафиксировано, что сказала полиция по поводу конюшни, но то, что она предприняла было не менее эффектно. Юношу обвинили в бродяжничестве и отправили в тюремную камеру. Здесь он проспал всю ночь, просидел на полу, не двигаясь, большую часть следующего дня. Бодрствуя, юноша всё время с отсутствующим видом смотрел в одну точку на стене. Надзиратель тоже начал нервно поглядывать туда, но ничего, естественно, не замечал. В конце концов это вывело его из себя и он дал заключённому карандаш и бумагу, чтобы тот отвлёкся.
Молодой человек сразу вернулся к жизни и с детским восторгом начал заполнять тетрадь буквами-каракулями, похожими на те, что
(в оригинале выпадение текста)
кой реакции, когда оно произносилось. Полиция вела постоянное наблюдение за юношей. Было замечено, что он начал продвигаться вперёд в своём развитии. Оказалось, что ему не нравится яркий свет и он предпочитает сидеть, согнувшись, в полутьме. Юноша с жадностью ел хлеб, пил холодную воду, но отказывался, когда ему предлагали другую пищу. Он перестал носить свои изношенные до дыр ботинки, открыв свои ноги с мягкими, как у ребёнка, подошвами. Он мог сидеть без движения часами — это очень сложное искусство — и имел искривлённые ноги человека, который мало двигался. Ходил юноша с большим трудом, и походка его была неуклюжей.