Читать интересную книгу Бытие - Эльдар Ахадов

О вере и любви

Считаю возможным поделиться своим мнением о том, что в той или иной степени интересует и волнует великое множество людей – об отношении к вере, религиям и религиозным догматам. Каждый человек верит в Бога (или не верит) по-своему. Я – не исключение. И потому, когда меня спрашивают, к какой вере я принадлежу, то саму постановку вопроса я считаю заведомо неправильной. Не я принадлежу какой-то вере, а моя вера принадлежит мне. Ибо в первом случае получается, что я – это нечто отдельное от своей веры, а вера – это нечто чужеродное, заставляющее меня исполнять то, что она считает нужным. Я не отделяю себя от своей веры и не воспринимаю её, как нечто чужеродное, не принадлежащее мне. Пророк Магомет, как гласит легенда, пусть и со своей точки зрения, но верно и мудро говорил о том, что каждый человек рождается мусульманином и только потом родители и окружающее общество приводят его к своему вероисповеданию. В более общем смысле: каждый человек рождается верующим в Бога, но позднее родители и общество приучают его к тем религиозным обрядам, которые традиционны для населения данной местности в данное время.

А вот сами представления о Боге могут существенно различаться, находясь в прямой зависимости от конкретного отрезка времени, в котором существует конкретный индивидуум, уровня его знаний об окружающей действительности и сформировавшихся ранее традиций местного населения. И это именно то, что принято называть религией. Религия, а не Бог, требует от человека слепого согласия с определёнными догматами. Верю ли я в Бога? Конечно, да. Обязан ли я при этом верить в догматы тысячелетней (и более) давности? Конечно, нет. Почему? Потому, хотя бы, что человеческие знания об окружающем мире изменились очень существенно, и будут изменяться и далее. Поэтому привязывать свою веру в Бога к определённому уровню человеческих знаний – бессмысленно. Знания изменятся опять, и тогда нужно будет либо опять приспосабливать веру к новому их уровню, либо отказываться от веры вообще. Но дело в том, что я ощущаю присутствие Бога в своей жизни и благодарен Ему за это ежечасно, и люблю Его (не боюсь, ибо в любви страха нет, а именно люблю, чувствуя и Его любовь ко всему сущему, в том числе и ко мне). А поскольку ощущения мои даны мне были с начала моей жизни и сохранились доныне, то не верить им я не могу. Потому, как и все, я в Бога верю. Но, по-своему, в индивидуальном порядке.

Истинная вера в Бога индивидуальна, она не предполагает массового строевого шага, детального слепого исполнения инструкций и указаний, написанных тьму времени назад безграмотными деспотами или кровожадными фанатиками на грани психического расстройства, именуемого видениями, (то есть, не Богом, а обычными людьми). И тут мы плавно переходим к вопросу о так называемых «священных писаниях». Я имею в виду ту религиозную литературу, написанную когда-то реально жившими в своё время людьми, которую принято называть богословской. Не важно, о какой из религий идёт речь, я в данном случае подразумеваю все мировые религии. Письменность создал человек. А, следовательно, все без исключения письменные источники написаны людьми, но не Богом! Почему я это подчёркиваю? Потому что постоянно происходит подмена понятия «Богословие»: богословие – это не слово, сказанное Богом, а слово, сказанное о Боге (и о многом другом тоже) людьми. Сказанное людьми, а не Богом. И точка.

Верю ли я в то, что существовали люди, написавшие богословские книги? Конечно, верю. Верю ли я всему тому, что они написали? Конечно, нет. И именно потому, что всё это писали живые люди, а не Бог. Писали они, исходя из сложившихся к тому времени традиций, из понимания действительности и имеющейся на тот момент уже предварительно неоднократно искажённой другими людьми устной информации о событиях из человеческой истории. Если человек в третьем веке впервые пишет о событиях трёхсотлетней давности, то о какой точности изложения событий может идти речь? Ни о какой. И более того: спросите, к примеру, двух очевидцев одного и того же ДТП о том, что же именно они видели, и вы убедитесь, что даже их ответы никогда не совпадут полностью. У каждого – своё восприятие событий и свой угол зрения на них. И потому, будь человек даже и очевидцем событий 20-ти, 30-ти, 40-калетней давности: о чём-то он будет помнить искажённо, о чём-то и вовсе не вспомнит, а что-то непременно приукрасит, дабы либо оправдать самого себя, либо выгородить тех, кто ближе лично ему.

Доподлинно известно, что четыре канонических Евангелия написаны в разное время, что ближе всего к описываемым событиям написано Евангелие от Марка – самое немногословное из них, где нет ни слова о рождении Христа, детстве или юношестве. Верю ли я в то, что человек по имени Иисус (или по другому имени, но именно тот, кто подразумевается в Евангелиях) существовал? Да. Верю ли в то, что всё, написанное в Евангелиях о нём – правда? Нет. Начнём с того, что эти четыре описания не соответствуют друг другу уже изначально. И среди того общего, что в них действительно есть, присутствуют очевидные дописки и приписки, от едва заметных, сделанных достаточно изощрённо, до грубых и явных. Например: было ли у Христа 12 апостолов-учеников? Никогда не было. Максимум – пять-шесть. А то и всего четверо. Дописали? Дописали. Не верите? Значит, вы не читали ни одного Евангелия. Это из них – очевидно. О живших людях в текстах есть какие-то данные. А никогда несуществовавшие – были грубо добавлены теми, кто эту историю записал: просто перечислены списком, вставленным в текст по указанию заинтересованных лиц.

Большинство верующего населения уверено, что Иисуса в ночь ареста искали римские солдаты. Никогда они его не искали. Читайте первоисточники внимательней. Большинство уверено, что Иисуса предал Иуда, вернее, продал, даже сумма известна. А я убедился в обратном: единственный, кто не предал Иисуса, но сражался и погиб за него – его самый любимый ученик – настоящий герой и бессребреник – Иуда Искариот. Почему же всё время утверждается обратное? Потому что Евангелия писали люди, писали гораздо позже и писали в угоду тому, кому это было нужно. Обратите внимание: кто из апостолов извлек из казни Христа максимальную выгоду? Кто вскоре вдруг так разбогател, что купил себе римское гражданство и уехал в Италию? Разве Иуда? Нет, конечно… О ком, единственном из своих учеников Иисус при жизни заявил, что он трижды отречётся от него? О ком он прямым текстом, без притч и намёков конкретно заявил «уйди от меня, Сатана»? Разве об Иуде? Нет. Не о нём. А о совершенно другом человеке.

Учение ли Христа стало причиной столь скорой расправы над ним? О чём бы он ни проповедовал, в ярость толпу горожан привели не слова и мысли, а деяния, иначе, почему было с таким всеобщим ликованием встречать за семь дней до ареста проповедника Иисуса, вошедшего в город? И для чего было среди ночи выяснять его личность, если ранее каждый горожанин видел его, слышал и прекрасно знал, кто он и как он выглядит? Не задумывались? А всё очень просто. Иисус выгнал из храма торговцев, он ударил по самому дорогому для множества местных людей – по карману, потому что с храмовой торговли кормилось полгорода. Именно поэтому толпа легко простила разбойника Варраву, а Христа не простила. И не простила бы ни за что, он же оставил их без средств к существованию! И потому – никто ночью в Гефсиманском саду не задавал глупого вопроса «кто тут из вас Иисус?». Они прекрасно знали его в лицо. Задавали совсем иной вопрос: «Кто с ним?» Кто за него? Кто считает так же, как он, что торговля в храме должна быть запрещена? Это нужно было выяснить немедленно. И это было выяснено: самый бесхитростный и самый молодой из учеников – Иуда встал рядом с учителем, встал на его защиту и тут же погиб от руки раба.

Кстати, обратим внимание на такой фрагмент Евангелия, который упоминается во всех четырех его версиях:

«И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсек ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? как же сбудутся Писания, что так должно быть?» (От Матфея 26: 51—54)

Один из учеников Христа ударил одного из пришедших арестовывать Иисуса мечом и отсёк ему ухо. Что из этого следует ожидать далее? Естественными реакциями на такое действие могли бы быть либо арест напавшего, либо его немедленное убийство. Что бы там ни произносил Иисус, но напавшего – ни оставить в покое, ни внезапно забыть о нём, было невозможно. Не для того они пришли, чтобы терпеть нападения. Однако, из дальнейшего текста читатель ничего более об этом инциденте и его последствиях не узнает. Почему? А всё просто: потому что вступившимся за Христа был тот самый Иуда, которого следовало оболгать, приписав ему и собственное предательство, и собственную трусость. Именно этим и объясняется такая противоречивость фрагмента. Действие есть, а противодействия как бы нет. Именно – как бы. На самом деле как раз в этот момент Иуду и убили. Не за предательство, а за преданность. И именно его смерть настолько устрашила остальных учеников, что те попросту разбежались. Только это толкование данного фрагмента сразу расставляет всё на свои места. И всякая недосказанность исчезает. Почему всего этого нет в тексте? Потому что текст составляли те самые сбежавшие ученики. Или с их помощью. Или с их подачи.