правке Е. С. и ошибки, практически неизбежные для первого редактора столь сложной рукописи. В нескольких случаях она переставила слова («ничего нет удивительного» — «нет ничего удивительного»), неправомерно сгладив интонацию. В характерном для Булгакова выражении: «острым слухом уловил прокуратор далеко и внизу» — опустила союз «и». Сочла непонятным выражение в эпилоге: «Он проходит мимо нефтелавки, поворачивает там, где покосившийся старый газовый фонарь…» и ввела слово «висит»: «где висит старый газовый фонарь»; ошибка, усугубленная тем, что речь скорее всего идет не о висящем, а о стоящем косо («покосившемся») газовом фонаре. Ошибки, там, где их удалось выявить, в настоящем издании устранены. В нескольких случаях в связи с неполной сохранностью рукописей все еще трудно определить, автору или его первому редактору принадлежит тот или иной оборот, слово, знак препинания.
Роман впервые был опубликован в журнале «Москва» (1966. № 11; 1967. № 1) по тексту Е. С. Булгаковой, но с обширными и произвольными сокращениями, сделанными редакцией журнала. По тому же тексту — с разрешения Главлита полностью — был затем опубликован за рубежом, на русском языке и в переводах.
В нашей стране без купюр вышел уже после смерти Елены Сергеевны — в кн.: Булгаков М. Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита. М.: Художественная литература, 1973. Издание готовилось по сохранившимся в ОР ГБЛ неполным рукописям последней редакции (10.1 и 10.2), с несколько произвольным включением отдельных страниц по машинописи Е. С. Булгаковой (1963) и столь же непоследовательным использованием отдельных ее стилистических и редакторских исправлений, в том числе ошибочных. С 1973 г. переиздания и переводы идут уже по этому изданию.
Первое издание с собственно научно-текстологической подготовкой, с серьезным исследованием сохранившихся рукописей последних редакций и машинописи 1963 г., было предпринято киевским издательством «Дніпро» (Булгаков М. Избранные произведения. В 2-х томах. Т. 2. 1989, текстологическая подготовка Л. Яновской). Но и тогда некоторые важные архивные материалы еще не были открыты и исследованы текстологом.
В основе настоящего издания романа текст, подготовленный Е. С. Булгаковой в 1963 г., с уточнениями и исправлениями, обусловленными сравнением с ее же машинописной редакцией 1940 г. и новой сверкой по всем доступным авторским рукописям романа; использован также опыт текстологической работы с другими произведениями прозы Михаила Булгакова.
Лидия Яновская
Письма
Перевернута последняя страница «Мастера и Маргариты», и перед читателем — письма Михаила Булгакова.
Несмотря на войны и революции, скитания и переезды, дошедшее до нас эпистолярное наследие писателя достаточно обширно. А ведь условий для сохранения писем не было никаких — скорее напротив, существовали веские причины для их уничтожения. Сложности переписки были связаны, например, с тем, что тот, кому отправлялось письмо, — находился в эмиграции (брат М. А. Булгакова, Н. А. Булгаков, Евг. Замятин, актриса М. Рейнгардт). Кто-то из постоянных адресатов писателя подвергался высылке (как П. С. Попов с женою), кто-то — аресту (как Н. Н. Венкстерн), а кто-то «просто» жил в страхе, видя творящееся вокруг. До нас дошли сведения о том, что часть булгаковских писем была уничтожена одним из адресатов, опасавшимся обыска. Тем более удивительно и радостно, что немалая часть эпистолярии сохранилась.
Собрание булгаковских писем сегодня, бесспорно, нельзя полагать оконченным, всех его адресатов — выявленными. Так, совсем недавно, разбирая архив Г. Н. Гайдовского, драматурга и театрального критика, Д. В. Виноградова обнаружила листок с написанной рукою Булгакова (и, заметим, чрезвычайно характерной для него) фразой: «Мучительно думать, что в стране, давшей Пушкина и Гоголя, существуют десятки миллионов людей, никогда не слыхавших о них». Тут же стоит и подпись: «Михаил Булгаков». Не исключена возможность, что отыщутся письма к таким близким писателю людям, как братья Эрдманы, Н. Н. Лямин, В. В. Дмитриев, либо — к связанным с Булгаковым общими замыслами и самой работой Таирову, Шостаковичу и другим. Можно надеяться, что с расширением возможности занятий в архивах и упорядочением накопленных в них материалов, с чем естественно связан рост нашего исторического самосознания, — находки еще появятся, как сенсационно (но и закономерно) всплыл из небытия сохраненный в досье ОГПУ-КГБ дневник Булгакова, — и дополнят новыми существенными деталями, достоверными штрихами облик писателя в историко-культурном контексте времени.
Известный сегодня круг адресатов включает в себя литераторов (Вересаев, Замятин, Венкстерн, Слезкин), актеров и режиссеров (Станиславский, Лужский, Судаков, А. Д. Попов, Рейнгардт), композиторов (Асафьев, Дунаевский), деятелей театра и пр. Но в общем массиве писем выделяются пять наиболее значительных комплексов: письма к родным; к брату, Н. А. Булгакову; к В. В. Вересаеву; к близкому другу, П. С. Попову, и, наконец, — к жене, Е. С. Булгаковой.
Очень важный для становления писателя, ранний период его жизни отражен лишь в письмах к родным, заслуга сбережения которых всецело принадлежит сестре Булгакова, Н. А. Булгаковой-Земской. Еще в юности, курсисткой-филологом, Н. А. Булгакова начала собирать семейный архив, включая в него свои дневники и семейную переписку. Письма брата, талантливость которого была ею рано осознана, она сохраняла особенно тщательно, на протяжении десятилетий перевозя их из города в город, с квартиры на квартиру. Н. А. Булгакова подготовила основную часть переписки к печати, снабдив письма ценными комментариями и указав многие факты и подробности, известные только ей или членам булгаковской семьи. Но первая публикация этой переписки состоялась, к сожалению, уже после ее кончины.
Письма к родным, брату, Вересаеву, П. С. Попову примерно одной и той же протяженности во времени — свыше десятилетия. Письма же к Е. С. Булгаковой, написанные за сравнительно краткий промежуток времени, два с небольшим летних месяца (когда Е. С. Булгакова отдыхала с детьми в Лебедяни, замятинских местах), — тем не менее равны по объему уже упоминавшимся перепискам. Это, конечно, яркое свидетельство необычайной интенсивности общения.
Выстраивается последовательность «смены адресатов». Вначале — часты письма родным, из Вязьмы и Владикавказа, Тифлиса и Батума, наконец, из Москвы. Далее, в Москве уже появляется круг профессиональных знакомств, завязываются издательские и театральные связи. Вехами напряженной работы середины — конца 1920-х годов становятся письма, записки, заявления в театры, художественные советы и дирекции, режиссерам. Затем, с конца 1920-х годов, когда сорваны планы и надежды на публикации и сняты с репертуара все пьесы, — рождаются длинные, многостраничные послания к П. С. Попову, Вересаеву, брату. В них отлученный от читателя и зрителя, будто брошенный в пустоту, Булгаков стремится выговориться. «Боюсь, что письмо длинно, — будто в извинение за „навязчивость“ сетует писатель, третий день составляя послание П. С. Попову. — Но в полном моем одиночестве давно уже ржавеет мое перо, ведь я не совсем еще умер, я хочу говорить настоящими моими словами!»
В данном томе представлена лишь часть писем, известных ныне. При отборе хотелось и показать максимально широко спектр знакомств и интересов писателя, и передать живое ощущение меняющегося времени, и, конечно, представить принципиальной важности обращения к властям. Из-за «избранности» документов (связанной с ограничениями объема) и заведомой неполноты собранного труды и дни писателя