Читать интересную книгу Почему забыли русских героев? Параллельная история Первой мировой войны - Валерий Евгеньевич Шамбаров

и штаб Северо-Западного фронта обратили внимание на поворот группировки Макензена. Узнали, что неприятель наращивает силы и на северном фасе Польского выступа. Расценили правильно — намечаются клещи. Понимали и то, что без боеприпасов отбиться не получится. 5 июля Алексеев получил разрешение оставить Польшу. Но только не искушенному в военном деле человеку кажется, что отступить легко. Специалисты считают отход самым трудным видом боевых действий. Надо обмануть противника, оторваться от него. Отход тяжело действует на психику солдат, они теряют уверенность в себе, паникуют. Просто взять да и приказать армиям отступать было равносильно самоубийству. Они бросили бы укрепленные позиции, а две неприятельские группировки, уже готовящиеся к удару, сразу кинулись бы вдогон, прорывая порядки откатывающихся войск, и как раз тут-то исполнились бы планы окружения. Алексеев решил отводить армии поэтапно, всячески задерживая врага. При этом эвакуировать тылы, склады, ценное имущество.

Между тем Гинденбург и Людендорф довели численность армии Гальвица до 10,5 полнокровных дивизий, 180 тыс. штыков и сабель и 1264 орудий. Для организации артподготовки прибыл лучший кайзеровский артиллерист генерал Брухмюллер. 13 июля в районе Прасныша на русских обрушился ураган огня и металла. На пути у немцев стояла 1-я армия, 7 дивизий неполного состава, 317 орудий, и по 40 снарядов на каждое. Но наши солдаты и офицеры упорно держались. Артиллерия сравняла с землей окопы — они укрывались и отстреливались в воронках. Переходили в контратаки, каждое селение, хутор превращались в опорные пункты. Враги устилали трупами подступы к ним. За 6 дней сражения армии Гальвица удалось пробиться лишь на 7–8 км.

А 8-я германская армия опять попыталась взять Осовец. По крепости было выпущено 200 тыс. снарядов. Немцы применили и газы, но ими можно было воздействовать только на передовые позиции, а потом хлор сползал в низины, в долину реки Бобр. Защитников фортов силились достать с дальних дистанций химическими снарядами. Но они приспособились. В бронеколпаках орудий и под сводами казематов оставались пузыри воздуха, в них и спасались. Пережидали, пока отрава стечет вниз с холмов, на которых стояли форты. Местность вокруг напоминала кошмарный сон, деревья стояли расщепленные и обугленные, в лесах и болотах погибло все живое: звери, птицы, лягушки. А крепость отвечала врагу меткими залпами батарей, уничтожала пехоту, врывавшуюся в протравленные траншеи.

Когда враг, очередной раз залив Осовец и предполье отравой, сумел захватить две линии окопов Сосненской позиции (при этом часть немцев попала под собственное газовое облако), комендант крепости генерал-лейтенант Бжозовский приказал контратаковать в штыки «всем, чем можно». Поднялись остатки трех рот под командованием подпоручика Котлинского. Немцы были уверены, что живых перед ними остаться не могло, но прямо из хлорного тумана на них вывались яростные русские: измученные, отравленные, сотрясаясь от кашля, с лицами, замотанными тряпками. Враги настолько ошалели, что не приняли боя, в панике побежали от «атаки мертвецов».

На южном фасе дуги неприятель наращивал группировку Макензена. В 11-ю германо-австрийскую армию потоком шли подкрепления, и из нее выделили еще одну, Бугскую армию. А кроме 4-й австрийской армии, в подчинение Макензену перебрасывали из Польши 1-ю австрийскую. 15 июля этот кулак из 4 армий перешел в наступление. Нацеливался прорвать стык между Северо-Западным и Юго-Западным фронтами. Но и здесь врага затормозили. Две слабые русские армии, 3-я и 13-я, отчаянно сопротивлялись. Каждый шаг давался немцам и австрийцам с огромным трудом и жертвами. Гросс-адмирал Тирпиц писал в дневнике: «Гвардейская пехота опять понесла тяжелые потери… Мы здорово увязли на Востоке».

Зато в Польше сложились подходящие условия для планов Алексеева. Раньше против 2-й русской армии стояла 9-я германская, против 4-й русской — 1-я австрийская. Теперь ее отправили к Макензену, а 9-й германской пришлось растянуть боевые порядки против двух армий. Им можно было без особого риска отходить. 19 июля Алексеев приказал 2-й и 4-й армиям отвести войска за Вислу. Когда его распоряжение было исполнено, он начал оттягивать назад войска на флангах. Предписал 1-й и 12-й армиям, удерживающим северный фас, отступить за Нарев, а обороняющим южный фас 3-й и 13-й — к Люблину и Холму.

Но в Прибалтике Гинденбург и Людендорф начали «самостийное» наступление вопреки планам Фалькенгайна. В схему клещей оно никак не вписывалось и стало для русских полной неожиданностью. 20 июля на реке Дубиссе, на стыке 5-й и 10-й армий, загрохотали сотни орудий. Тут стояли кавалерийские корпуса Казакова и Тюлина. Спешенные кавалеристы отбили три атаки, но на них напирала целая Неманская армия немцев. К вечеру им пришлось оставить позиции — уже не существующие, перелопаченные снарядами. Прорвав фронт, Неманская армия разделилась. Северная группировка стала обтекать левый фланг 5-й армии, южная — правый фланг 10-й, заставляя их отступать. Алексееву и командующим армиями опять требовалось срочно изыскивать, откуда можно взять полки и дивизии, перекидывать их наперерез немцам. Порой города по нескольку раз переходили из рук в руки.

Упорное сражение разыгралось под Шавлями (Шауляем), 10 дней шли бои за Митаву (Елгава). Немцам все же удалось взять оба города, но дальше их наступление застопорилось. Русские восстановили фронт, выйти в тылы противник не сумел. Зато Гинденбург и Людендорф достигли другого результата. Вместо узкой приморской полосы в Прибалтике образовался значительный плацдарм. А на прежнем направлении главного удара дела обстояли совсем плохо. Все так же стоял Осовец. А армия Гальвица потеряла 60 тыс. человек, треть своего состава, за отступившими русскими вышла к Нареву, но дальше продвинуться не могла. Поэтому кайзеровская ставка согласилась следующие удары перенести в Прибалтику. Один — вместе с флотом на Ригу, второй — на Ковно и Вильно.

Жаркие схватки кипели уже на всем протяжении Северо-Западного фронта. Немцы заваливали наши войска тяжелыми снарядами, то на одном, то на другом участке пускали газы. Перед газовыми атаками германским солдатам стали выдавать специальные дубинки: добивать отравленных, чтобы не тратить патронов. Противогазов еще не было, русским частям передали британские рекомендации пользоваться ватно-марлевыми повязками. Но они защищали слабо, наши бойцы изобретали свои методы. Наваливали на бруствер хворост, а когда приближалось газовое облако, поджигали и прижимались поближе к кострам. Восходящий поток горячего воздуха приподнимал облако, и оно перетекало над головами людей. Иногда вместо газа немцы пугали обычным дымом, поджигали кучи тряпок, торфа.

Но взломать русские боевые порядки им не удавалось. Армии отходили с одного рубежа на другой и отчаянно отбивались. В Литве во встречном бою за станцию Трошкуны Каргопольский драгунский полк порубил германскую конницу. Его атаку, в свою очередь, отразила неприятельская пехота. По драгунам стала бить тяжелая артиллерия, а на высотке на нейтральной полосе расположились корректировщики. Уничтожить их вызвались пятеро «охотников» (добровольцев) — старые опытные унтера Мешков и Чернов, ефрейторы Фирсов и Петров и рядовой Рокоссовский. Ночью подползли, перебили отделение немцев и засели в их окопах. Утром враги решили вернуть позицию, их встретили огнем винтовок и трофейного пулемета. Германцы обстреливали высотку из тяжелых орудий, несколько раз атаковали. Но пятеро смельчаков держались до темноты, а потом без потерь вернулись к своим.

На участке